Из первых рук № 14 (182) от 11 мая 2011 года

«45»: В эфире русской редакции RFI (Париж) прошли презентации двух книг Виталия Амурского, увидевших свет в нынешнем году. Речь в этих программах велась, конечно, не только о литературных новинках – одна их них называется «Тень маятника и другие тени», другая – «Осень скифа», но и о судьбе самого автора, и о его встречах с замечательными людьми…

Отметим, Виталий Амурский, связан с нашим альманахом творчески и дружески. Итак, перед вами электронный вариант двух его бесед с коллегой по русской редакции RFI Никитой Сарниковым. В эфир и через Интернет они выходили в рамках основанной в своё время Виталием Амурским рубрики «Литературный перекрёсток».

 

Среди собеседников Виталия Амурского – Иосиф Бродский и Булат Окуджава, Андрей Вознесенский и Владимир Максимов, Генрих Сапгир и Геннадий Айги; французы – бывший узник ГУЛАГа Жак Росси и историк Пьер Ригуло, актриса Марина Влади и литературовед Жорж Нива, многие другие. Можно и даже нужно отметить, что под переплётом книги «Тень маятника и другие тени» нашли своё место и отдельные российско-французские связи, дающие своеобразные отсветы на те же самые времена.

Автор книги – Виталий Амурский – более четверти века поработал в русской редакции RFI и остаётся тесно связан с ней…

Никита Сарников: Добрый день, Виталий! Итак, слово – вам.

Виталий Амурский: Добрый день, Никита. Большое спасибо за то, что пригласили меня в студию, в которой мне всё так знакомо и близко. Ну, конечно, говоря о книге «Тень маятник и другие тени» обязательно нужно добавить, что в значительной мере она сложилась благодаря именно RFI, где я многие годы, наряду с работой текущей, связанной с выпусками новостей или какими-то репортажами, вёл еженедельную рубрику «Литературный перекрёсток». Конечно, не всё и не всегда удавалось сделать как хотелось бы (особенно из-за ограниченности времени на подготовку), но кое-что всё-таки удалось, и я рад, что такой труд не пропал даром.

Н.С.: Касаясь бесед с отдельными авторами, просто с интересными фигурами, я помню, вы нередко публиковали их в русской печати во Франции, в США. В 1998 году московское издательство МИК выпустило ваш сборник «Запечатлённые голоса».

Виталий Амурский: Совершенно верно. Что касается публикаций, то они всё же отличались от радиопередач. Прежде всего, объёмом. Формат «Литературных перекрёстков» не всегда позволял использовать в эфире ту или иную запись полностью. Газетный или журнальный варианты представляли больше возможностей. Правда, там подчас не было неповторимой живой интонации, модуляций голоса, но оставалась суть. Почти всё, что было в книге «Запечатлённые голоса» вошло в состав «Тень маятника и другие тени», но уже со многими уточнениями, со справочным аппаратом, а также с небольшими моими заметками о каждом собеседнике. В них я, естественно, высказывал собственное, не претендующее на объективность, отношение к тому или другому.

Н.С.: В целом, Виталий, «Тень маятника и другие тени» оказалась по объёму больше, чем «Запечатлённые голоса» раза в четыре? 

Виталий Амурский: Да, Никита, примерно так. К тому же, в книгу вошли фотографии и рисунки, которых не было раньше. Многие из них, – например, Бродский в Стокольме или Окуджава во Франции, – нигде ранее не воспроизводились.

Н.С.: Как вообще родилась идея книги? Вы задумывали её давно?

Виталий Амурский: Собрать, прокомментировать, проиллюстрировать материалы мне предложило Издательство Ивана Лимбаха. Я был очень польщён таким предложением. Воспринял его как знак чести для себя, тем более, зная о том, какого высокого интеллектуального уровня публикации оно делает. «Тень маятника и другие тени» явилась следующей, – и не просто по очерёдности, но по тематике, по внутренней логике, – книгой за вышедшей там же годом ранее книги «Солженицын и Бродский как соседи» Льва Лосева. Немалую часть работы я сделал в сотрудничестве с редактором Павлом Матвеевым, который затем куда-то «исчез», а к финишу пришёл с Ириной Кравцовой. Кравцова как ведущий редактор, к тому же лично давшая «зелёный свет» проекту, – человек исключительной требовательности, но это как раз то, что я ценю. И ей, и Матвееву, а также, разумеется, всем издательским сотрудникам, я очень признателен за внимание.

Н.С.: Несмотря на то, что в книге вашей, Виталий, более сорока бесед, заметок, немало комментариев, всё же, полагаю, собранное вами за годы работы на RFI, – шире?..

Виталий Амурский: Естественно, Никита. Первоначально я предполагал включить в «Тень маятника и другие тени» больше материалов. Но, как говорил Козьма Прутков, «нельзя объять необъятное». По ходу работы становилось ясно, что от каких-то страниц придется отказаться. Во-первых, исходя из необходимости, сдерживания объёма; во-вторых, учитывая концепцию при которой не следовало бы давать перевес политических элементов над культурными. Так, несмотря на то, что они по-своему «иллюстрировали» эпоху перестройки, но всё же были весьма политизированными, я убрал из проекта беседу с Андреем Дмитриевичем Сахаровым по поводу первой забастовки в СССР, отказался от реакций ряда известных писателей на солженицынскую работу «Как нам обустроить Россию», убрал в сторону размышления о российско-белорусских отношениях Василя Быкова, рассказ о писательской судьбе в изгнании Светланы Алексиевич, снял ещё ряд текстов... Но, подчёркиваю, сделал это исключительно исходя из интересов внутренней концепции и конструкции книги.

Н.С.: Иногда, кто-то думает, что интервью, беседа – такое простое дело. Включил микрофон и задаёшь вопросы. И получаешь ответы. Всё готово! Но мы-то, Виталий, знаем, как это подчас непросто – и встретиться подчас с нужным человеком, и разговорить его... Вы, как известно, всегда готовились к отдельным беседам основательно?

Виталий Амурский: К коротким интервью по тому или иному поводу, событию, – нет. Для этого достаточно ведь просто быть в курсе дела. Можно ли считать «беседой» три-четыре вопроса спортсмену или какому-нибудь дипломату в аэропорту по поводу конкретного события? Нет, разумеется. Беседа предполагает время, настроение и, если угодно, личную заинтересованность задающего вопроса в самих вопросах. Чтобы говорить с писателем серьезно, нужно сначала прочитать его произведения, ознакомиться с критикой и так далее.

Н.С.: Следует ли из этого, что в книгу «Тень маятника и другие тени» вы включили только беседы с людьми вам лично интересными?

Виталий Амурский: Конечно. Но это не означает, что их мнения я разделяю. Скажем, весьма своеобразный, я бы сказал, искрящийся восторгом взгляд на Солженицына у Жоржа Нива, но я Солженицына так не воспринимаю. Очень занимательно рассказывала о Дмитрии Михайловиче Панине его вдова Исса Яковлевна, но Панин как человек и философ ближе от этого мне не стал... Примеров можно было привести больше. Следует не упускать из виду, что главным для меня были отнюдь не личные привязанности, но то, насколько та или иная личность внесла свой вклад в русскую культуру, в осмысление времени, частично – в узор русско-французских неформальных отношений...

Н.С.: Если я правильно понимаю, в основе вашей концепции – культура объединяла и объединяет людей, где бы они не находились?..

Виталий Амурский: Именно так. Именно благодаря культуре никогда не прерывалось общение России и эмиграции, благодаря культуре наша интеллигенция в отечестве, которая безжалостно уничтожалась в разные времена чиновниками и всех сортов палачами, поднималась выше их барьеров. Я верю в культуру как в силу, которой нет альтернативы. Физически человека можно уничтожить, духовно – отнюдь не всегда. Свидетельства, собранные в книге «Тень маятника и другие тени», это иллюстрируют со всей очевидностью.

Н.С.: Почти одновременно с книгой «Тень маятника и другие тени», Виталий, в Санкт-Петербурге, у вас вышел новый поэтический сборник «Осень скифа». Это уже в издательстве «Алетейя». Я думаю, что в одной из наших передач мы поговорим об этом, если не возражаете?

Виталий Амурский: С большим удовольствием, Никита. Вы ведь знаете, как всегда мне приятно видеть вас, других коллег, с которыми я проработал в этих стенах многие годы…

 

Никита Сарников: Добрый день, Виталий. Судя по всему, минувший год оказался для Вас творчески насыщенным: «Тень маятника и другие тени», «Осень скифа»…

Виталий Амурский: Добрый день, Никита. Действительно, прошедший год ознаменовался выходом названных книг. Это была довольно важная для меня работа, заниматься всерьёз ею, оставаясь в редакции, было бы трудно. Всё же текучка, даже наша – такая живая, подогреваемая потоком сообщений из разных стран, контактами с людьми, находящимися часто далеко от Франции, как вы знаете по собственному опыту, не даёт возможности отключиться для спокойных, не связанных с актуальностью, размышлений.

«Тень маятника и другие тени» требовала от меня немало разных проверок в библиотеках, фондах, в собственных архивах; требовала редактирования... Ну, а стихи – это совсем иное дело. С ними никогда не знаешь, когда и как возникают, отвлекая, уводя от всего остального... Но и то, что уже написано, опубликовано в отдельных журналах, альманахах отнюдь не так просто можно сложить в сборник. «Осень скифа» вообще можно рассматривать как продолжение сборника «Земными путями», который вышел там же, в Алетейе, годом раньше.

НС: В серии «Русское Зарубежье. Коллекция поэзии и прозы»...

Виталий Амурский: Да, именно в этой серии и в этой коллекции, своеобразном литпространстве, которое издатель Игорь Савкин выделил нам, русским пишущим людям, живущим вне России. Сам факт существования такого литпространства я лично рассматриваю как подвиг, ибо никто в стране (я говорю о Российской федерации) не поддерживает творческих земляков на таком уровне. Конечно, эта его поддержка имеет, скорее, символический характер, ибо в финансовом отношении настоящая литература в России сегодня никаких особых выгод принести не может (про авторов типа Акунина или Марининой я не говорю, но это и не литература ведь, а рынок). 

НС: Виталий, несмотря на то, что вы проработали в русской редакции RFI более двадцати пяти лет, вели литературную рубрику, ваши собственные стихи у нашего микрофона никогда не звучали! Может быть, вы сейчас прочитаете что-то из своей новой книги?

Виталий Амурский: У меня нет таких стихов, которые можно было бы считать наиболее «представительными». Каждое стихотворение было написано в тот или иной момент, каждое по-своему дорого и по-своему отражает мои чувства, мои мысли. В том числе, о себе самом, о стране, где родился и жил...

 

 

НС: Может быть, из этого же сборника что-то на русско-французскую тему?

Виталий Амурский: Да, вот, может быть, это – о русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа...

 

 

НС: Виталий, а как вообще обстоят дела с публикацией русских стихов на Западе? Во Франции ведь сейчас нет ни одной русской газеты, ни одного русского журнала, ни одного русского издательства...

Виталий Амурский: Как везде, Никита, плохо. Тяжело. Хотя есть в Германии журналы «Литературный европеец», «Мосты», «Крещатик»; есть несколько хороших ежегодников в США – «Побережье», «Связь времён», там же выходят «Новый журнал» (старейший русский журнал, основанный еще в 1942 году ), «Место и время», несколько других, есть русские замечательные издания в Таллинне, в Одессе – это уже, как считается теперь, ближнее Зарубежье... Я лично не жалуюсь на невнимание, но реально ситуация для пишущих по-русски незавидная...

Никита Сарников: В этом году – 70-летие начала войны гитлеровской Германии против СССР. Вы, Виталий, родились в конце войны, на вашем детстве и юности, наверняка остались её отсветы...

Виталий Амурский: В феврале месяце, Никита, я побывал в Берлине. Много раз бывал в Германии, Берлин же видел только через окно поезда, когда проезжал – давно, еще во время Стены позора. А тут съездил поближе посмотреть этот город. И прошлое, в самом деле, налетело странными ощущениями. Сложилась подборка, которую я назвал «Между книгой и пеплом. Берлинская тетрадь». Вот из неё.

 

 

 

История, к счастью, сказала своё слово. После 1941-го был 1945-й. Увы, возмездие часто задерживается. Но справедливость, культура, – одерживают верх. Исключений не бывает.

Очередная годовщина той войны, которая в отличие от последующих с участием Советского Союза, была войной подлинно-народной, справедливой (в том смысле как формулировал это Маркс), конечно, аукнулась во мне – через кинохроники на телеэкране, через какие-то ниточки, которые связывают меня прочно с той эпохой.

Ведь я родился на краю великого пожарища, вырос рядом с людьми, опалёнными им...

Мой отец – военный журналист и писатель всю блокаду находился среди защитников Ленинграда, дошёл до Восточной Пруссии, принимал участие в десанте на Фриш-Нерунге, штурмовал Пиллау и Кёнигсберг... Там были страшные бои в последней декаде апреля 1945 года. И, знаете, теперь, в нынешнем апреле (а я о той истории совсем не думал!) мне вдруг приснился сон... И – по нему я написал стихотворение.

 

 

 

Никита Сарников: Спасибо, Виталий. Напоминаю, это был поэт, в прошлом многолетний сотрудник нашей редакции, сейчас просто журналист, литератор Виталий Амурский.

Виталий Амурский: Спасибо, Никита, вам.

 

 

 

«Литературный перекрёсток», русская редакция RFI (Париж) – текст и звук!