Дактилоскопия
Заметки о поэзии Бориса Юдина

Дактилоскопия (от греч. δκτυλος –

палец и σκοπω –  смотрю, наблюдаю) –

метод идентификации человека по отпечаткам пальцев

(в том числе по следам пальцев и ладоней рук),

основанный на уникальности рисунка кожи.

Широко применяется в криминалистике.

Википедия

 

Дактилоскопия – наука относительно молодая, далеко ей до литературоведения. Но, как ни странно, между этими, казалось бы, абсолютно различными предметами науки куда больше общего, чем различий. Как и дактилоскопия, литературоведение изучает следы, отпечатки, оставленные литераторами.

У каждого поэта должен быть свой почерк. У каждого – свой голос. У каждого стремление сказать миру: «Я пришёл сказать вам Слово!»

У Бориса Юдина, несомненно, есть и почерк, и голос.

Мы все «родом из детства». А детство наше, как и вся наша жизнь, состоит из времени и пространства. Это и есть наша колея. В каждом стихотворении поэт Борис Юдин придерживается собственного пути. Из этого удивительного сочетания времени и пространства и создаётся поэтом то, что зовётся жизнью. Вот и последуем вместе с поэтом по колее под названием Время.

ВРЕМЯ – СОЗЕРЦАНИЕ. Удивительным образом Время присутствует почти в каждом стихотворении поэта. И всегда оно разнолико. Часы и сутки – сиюминутны:

 

Ляжет вечер тишиной на плечи.

Белая звонница в озеро смотрится.

Утро туманно.

Так окунается в зеркало модница.

Благоуханна…

Утренник прихватывает лужи,

Хрустка грязь просёлочных дорог.

 

В этой сиюминутности ещё нет нерва. В этих стихах – осязаемость среды и повседневного бытия. Они легко читаются. Пейзажные и бытовые зарисовки просты и незамысловаты. Но это – кажущаяся простота. Всего лишь то, что лежит «над водой». Но есть ещё некое объединяющее «подводное течение». «Ночью», «вечер», «под утро», «завтрашнего» – всего лишь отправные точки движения в будущее. «Подводное течение» времени – это то, что объединяет. Плавное, неторопливое, оно не возвращает нас в прошлое, а устремляет в будущее. Словно в замедленной съёмке, в этой неторопливости живёт ощущение покоя и предчувствия будущего:

 

Ночью высыпал иней, и стала седою сосна.

Значит – поздняя осень, морозец, и кофе спросонья.

Я щекой прикоснулся к простуженной раме окна.

И в восторге от музыки цвета

В странных песнях заходится ветер.

Выйдешь утром полуодета,

Скажешь: «Дождь. Никуда не поедем».

 

ВРЕМЯ – ОЩУЩЕНИЕ. А дальше... Дальше «утра – ночи – вечера» сменяются зимами, вёснами, осенью. Это уже не «сиюминутность», а некий «затяжной прыжок». Куда? Зачем?

 

И вот в мороке слякотного марта

Встаю в немую очередь у касс

И покупаю суету плацкарты…

 

Что-то не так в этих стихах... Чем-то, кажется, невидимым, отличаются они от координат «утро-вечер»... Там время текло, пусть – для одного, «пусть для обоих», как пелось в одной песне. Здесь же ощущение, будто время замерло, как «замёрзшие на платформе станций очень кучевые облака.» Там – «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» – и взгляд останавливается на мельчайших деталях бытия. Здесь время монотонно, тягуче. И в этой монотонности, где осени сменяются зимами, зимы – вёснами, вёсны – летом, нет места созерцательности. На смену ей приходит иное – ощущение времени. Чаще всего это ощущение созвучно психологическому настрою.

 

Всё дождит и дождит, и дождям этим нет угомону.

Всё опять и опять горизонт за рекою свинцов.

 

И от этих строк – «Всё дождит и дождит...» – возникает ощущение едва ли не физической боли. Вот так метроном своим размеренным и постоянным «шагом» вызывает подчас головную боль. И кажется, что становишься узником этого времени, тягостного и безнадёжного. Осень...

И прогноз безнадёжен настолько, что хочется выть.

Странное ощущение безнадёжности, из которой вырваться можно лишь в болезненном воображении:

 

А куда улетишь? На дворе льёт, как будто из крана.

Лучше буду мечтать, как однажды уйду налегке

Целовать, умиляясь, суровую морду варана

И лежать рядом с ним на горячем, как печка, песке.

 

Время – Осень... Странное время, в котором переплетение и тоски, болезненного одиночества, когда возникает чувство покинутости всеми и всем, и – неожиданно – в этой же Осени ощущение умиротворённости:

 

Вянут георгины в палисадах,

Реки, как литое серебро.

Ночи в сентябре полны прохлады

И нежны, как девичье бедро.

Ляжет вечер тишиной на плечи.

Перед тем как отойти ко сну

Покурю немного на крылечке,

Вслушиваясь в эту тишину.

 

Каждому времени года – своё мироощущение. И осенняя умиротворительная тоска вдруг взрывается всплеском адреналина:

 

Чист небосвод, сочнее светотени,

Стройнее угловатых яблонь стать,

И на ветвях такое белопенье,

Что хочется скворцом защебетать.

 

Весна... И в этом времени – не просто пробуждение жизни, но вместе с ней – пробуждение эмоций:

 

Она придёт, моя весна, по оспинам проталин,

Чтоб тёплый ветер рвался в грудь и бронхами свистел,

Чтоб сон и явь переплелись в тугих объятьях спален,

Чтоб облака – как паруса на спинах каравелл.

 

Она придёт, моя весна, безумством яблонь пенных,

Девичьим смехом, пеньем птиц и шёпотом травы.

А свежих пашен феромон – адреналином в вены,

Чтобы повышался урожай у ярых яровых.

 

И если там, в координатах «утро – вечер», настоящее плавно и естественно перетекало в будущее, то здесь мы видим странное переплетение настоящего и прошлого, прошлого и будущего.

 

Ветвились липы, в облака стремясь,

При виде пчёл тычинки возбуждались.

И мы с тобой тогда вступили в связь,

Чтоб превратиться в зреющую завязь.

 

В стихах Бориса Юдина есть замечательная особенность. В них герой живёт во Времени, и вместе они составляют единство. И ощущения героя – естественная часть некоего целого, они неотделимы от природы. Всё соответствует внешнему явлению, иными словами, в стихах поэта полное единство внешних природных проявлений и внутреннего восприятия этих явлений. И странное чувство, будто все эти ощущения принадлежат не герою, а мне, читателю.

 

И наша жизнь упрямо шла к тому,

Что было неизбежно и привычно.

 

ВРЕМЯ – ОСМЫСЛЕНИЕ. Неожиданно мы пришли ко времени, обозначенному годами прожитой жизни. И в этом находится вступление в мудрость, как стремление осмыслить, осознать – что же такое – возраст? Что же такое – Время?

 

Когда-нибудь...

А всё-таки, когда?

Тогда, когда меня уже не будет

И комнаты наполнит суета

И любопытные чужие люди?

 

Когда не будет будней, дней и бу...

Что?

Будущего? Букв? Протуберанцев?

 

Есть некие знаковые «зарубки» в наших датах, в нaшем возрасте. Высоцкий пел:

 

А в тридцать три Христу... (Он был поэт, он говорил:

«Да не убий!» Убьёшь – везде найду, мол.)

Но – гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,

Чтоб не писал и ни о чём не думал.

 

Вот и у поэта Юдина есть своя «зарубка» на цифре 33:

 

На пластинке виниловой цифрами – возраст Христа:

Тридцать три оборота. Всё ж лучше, чем семьдесят восемь.

 

Тридцать три оборота судьбы – на потом, на потом, на потом…

 

А следом – другая «зарубка»:

 

В ожиданье завтрашнего снега

Пароходик стонет на реке.

Серединка прожитого века,

Как огрызок яблока, в руке.

Итак, всего полвека до,

А может быть, полвека позже…

Но не подводится итог,

На приговор суда похожий.

 

Для меня главное в поэзии Бориса Юдина – возможность сотворчества. Это моими словами изъясняется герой, это мои мысли вдруг оказались начерченными на белом листе бумаги. И для меня загадка: какими тайными средствами удалось автору из общего вычленить личное да ещё превратить это личное в моё собственное?

 

Как хорошо болтать о всяком вздоре,

Смеяться, петь, смотреть девицам вслед.

И кажется, что нет ни бед, ни хворей,

И верится, что смерти больше нет.

Всё утро на окне, как на мольберте,

Писалась непогода. Ветер креп,

И ливень выбивал по крыше стэп,

И думалось о неминучей смерти.

 

Поэтическое время многовекторно и бесконечно. Мы – лишь «временные попутчики» в нём... И всё же... всё же... Почему-то не возникает в его стихах состояния угнетённости и обречённости.

 

Может быть, в крови и суеверьях

В царстве трын-травы и лебеды

Вызреют на молодых деревьях

Вместо горьких сладкие плоды.

Был птичий щебет радостен и звонок,

И мир был первозданным, как ребёнок,

Который выдохнул свой первый крик.

 

ВРЕМЯ – СОЗЕРЦАНИЕ. ВРЕМЯ – ОЩУЩЕНИЕ. ВРЕМЯ – ОСМЫСЛЕНИЕ.

 

Впечатления на сетчатку,

Как свинчатка в висок, впечатаны.

Жили-были, удары копили.

И оставили, как ни печально,

Лишь случайные отпечатки.

Вот такая дактилоскопия.

 

Яков Каунатор

 

Иллюстрации:

репродукции картин Сальвадора Дали

«Постоянство памяти (мягкие часы)»,

«Мягкие часы в момент первого взрыва»

и «Рождение текучих желаний»