когда закончится кофе и двадцатая сигарета начнёт горчить,
когда взлётной полосой протянется за окном жестяной карниз,
и душа, разжав цепкие лапки, упорхнёт в облака,
пусть чья-то печаль, полная не мною, будет светла,
ведь главное – это в полёте не смотреть вниз
и успеть подумать: «Как непросто себя любить!»,
чтобы, если не жизнь, то последний свой миг прожить мудро.
7 апреля 2008
мой юный принц с глазами Абадонны,
ну что ж пыжишься и вон из кожи лезешь,
швыряя драгоценные слова
к ногам поклонников своих неблагодарных
(читай, поклонниц). Их на рвоту тянет –
объелись всласть, во рту мышьячный привкус
и одурь запредельной глубины,
что оказалась лужей под забором,
зловонною густеющею жижей –
без смысла, но с претензией на смысл,
который одному тебе понятен,
ведь Гений ты и всё давно постиг:
и сладость заповедного греха,
и Божью благодать, и муки ада,
томленье духа, взлёты и паденья,
и мерзость бытия, и неземную
любовь до гроба – всё изведал ты,
но что тебя в грядущем ожидает?..
А ничего, поверь мне, ничего –
лишь пустота. Я это знаю, мальчик.
5 апреля 2008
пить по утрам крепкий кофе, а вечером – валерьянку,
проходить, не оглядываясь, мимо дорогих витрин,
вставать спозаранку
и плестись на работу, где шёпоток за спиной и тупой начальник,
что-то печатать, мечтая дожить до шести вечера,
вернуться домой, поставить на плиту чайник,
рухнуть в постель и в одиночестве раны залечивать,
чтобы утром опять, небрежно подкрасив губы,
спрятав под длинной юбкой целлюлитные колени,
начать всё с начала и не дать себе возможности задуматься,
что кажешься старухой в глазах раскованных двадцатилетних,
не умеющих понять и простить
хроническую несовместимость
с настоящим временем.
7 апреля 2008
напомнит вновь Delet'ом стёртый сон,
приснившийся вдруг на работе о работе,
чьи эвересты в век не переделать,
тем более что время и пространство
сошли с оси и сдвинулись на час,
безжалостно сведя на нет привычку мозга
к размеренному ритму бытия.
А где-то март, опохмелившийся масон,
бубнит о вечном, и апрель с улыбкой
довольного собой олигофрена
зовёт на чай, но предлагает мутный дождь,
разбавивший кровавые чернила,
похожие на кисловатый морс из клюквы
с оттенком цианида в послевкусье,
и расползутся по бумаге буквы
и осквернят страницы белизну,
и первобытный грех из всех щелей
на Божий свет полезет спозаранок,
и трижды прокричит петух-подранок,
истошным воплем оглушая тишину,
а я опять, конечно, не усну.
5 апреля 2008
Обрывок. Отцу
Помнишь тот сгорбленный мостик через пруд в старом парке?
Стою над чёрной водой, кутаясь в воротник,
чтобы немного согреться,
Пожалуйста, напиши меня на фоне зимнего Вашингтона.
Помнишь послевоенную семиэтажку, самую первую в городе?
Старики по привычке называют её «вашингтониной».
Если хочешь, напиши меня на фоне весеннего Египта:
апрельский самум гонит по улицам
серые клубы неубранного песка.
Где-то там, за облаками, есть солнце, но его не видно,
Нет, лучше напиши нас обоих на фоне Эдема:
неземные цветы и нездешнего неба голубая слюда…
Мир иной будет нов и загадочен, как недоказанная теорема,
чтобы начать всё с начала и былые ошибки исправить,
и понять, наконец, как это сладостно – жить…
Взявшись за руки, мы побредём по июльскому разнотравью,
и незакатное солнце будет над нами светить,
и печаль нас минует…
16 апреля 2008
Размытым пятном? Едва различимой точкой?
Ограниченность трёхмерного мира, как в детстве боязнь темноты,
Мы тренируемся каждый день, словно спортсмены перед стартом:
с каждым днём нам живётся всё лучше – темней и страшней.
И когда мы сдадимся, смерть с улыбкой богини Астарты
нашей глухой обороны… Всё в мире проходит,
и даже тоска – смертный грех – непременно пройдёт.
Тикают медленно неумолимые Божии ходики.
Новый рассвет благодатью на других снизойдёт.
9 апреля 2008
Живодёрское
вечный источник соблазнов, – то я бы, конечно, старательно
выпотрошила мерзавку и коту отдала бы с улыбкой:
– Кушай, пушистик мой, кушай! Полакомись, милый, свежатинкой!
3 июля 2008
всё равно не помогут, лишь до нитки меня обберут.
На прощанье с любимым я party устрою на славу,
Напоследок меня там обмоют студёные ливни,
причастит меня ветер полынный, что горек на вкус.
А потом я, оградку себе подыскав покрасивей,
лягу в землю сырую. Зато от души отосплюсь.
5 июля 2008
Но жизнь под конец всё равно ставит жирную точку.
Так к чему мне роскошные зáмки в стиле «элит»? –
вполне хватило бы, как Диогену, обычной бочки,
если б не русские зимы, да криминальные ночки.
12 июля 2008
Пожароопасное
Не пытайтесь тушить это пламя, томясь от бессилья.
Если бы я тонула – попросила б у Бога жабры,
но я горю и прошу: «Дайте хвороста!», и по вере мне
воздадут: те, кто рядом, возможно, согреются.
И не быть мне золой – после смерти я обрасту перьями
и превращусь в бессмертную птицу – Феникса.
11 июля 2008
* * *
бытия: разводить овец или выращивать коноплю.
А я не живу – мчусь со скоростью звука,
словно «Боинг», не приученный к турбулентности,
и при выходе из пике всякий раз так и тянет в петлю.
12 июля 2008
клопы порезвились в постели.
Страх, обведённый мелом,
разума. Утро – серое.
Медленно взгляд стекленеет.
В воздухе – запах серы.
Измяты мокрые простыни.
Бессонны и злы обиды –
потерь колючая россыпь,
Истрёпаны сны до основы.
Надежда – комочек глины.
Взгляд упирается снова
в шнурок от пыльной гардины.
12 июля 2008
В еловых ветках путается ветер.
И я опять одна на целом свете.
Права лишь боль. Всё остальное – ложь.