Элина Рохкинд

Элина Рохкинд

Четвёртое измерение № 30 (522) от 21 октября 2020 года

Безвыигрышный гамбит

* * *

 

Она горюет у окна, она молчит, и он молчит.

Какая странная игра, какой безвыигрышный гамбит.

Тут впору волком на луну иль даже лучше закричать,

Из дней слагаются года, они по-прежнему молчат.

А что творится на душе – ни откровенье, ни намёк.

Тут догадается лишь тот, кто искушён читать меж строк.

То, от чего бурлила кровь, теперь заброшено в пыли.

Какая странная игра, посменно тонут корабли.

Никто ни в чем не виноват, а за окном проходит жизнь.

И если двое тут молчат, то как их упрекнуть во лжи?

В огромной этой пустоте воздвигнут небоскрёб обид.

Какая грустная игра, и кто-то, кажется, убит.

 

* * *

 

Что-то есть во временности, непостоянстве –

Открытые рубежи, запах палых листьев,

Ветер, дующий из дальних углов пространства.

Якорь, брошенный у случайного мыса.

Все переменчиво: люди, мысли и небо.

Отпускаю то, что не сбылось, в открытый космос.

В утреннем полусне сливаются быль и небыль.

Если я исчезну, не задавай вопросов.

 

* * *

 

Жена рыбака встаёт затемно, готовит снасти и бутерброды. Крошки смахивает с крахмальной скатерти, деловито оценивает погоду. Провожает молча. Он всегда знает лучшее место клёва – у него чутьё. И терпение профессионального рыболова. Она тоже умеет ждать – его, возвращающегося, усталого и родного.

Жена рыбака вялит рыбу на зиму. Волна омывает солью скалистый берег. Что за глупость соседка твердит – про какие-то связи там. Она ждёт его – без слез, укоров или истерик.

Жена рыбака когда-то тоже ходила в море, и ветер, раздувающий парус, был ей мужем. Знает, как сладко порой быть щепкой в объятьях стихии, знает – этот ветер, лохматящий косы, ей все ещё нужен. Белье постирано, пол подметен, глаза сухие.

Рыбак, возвратившись однажды, найдёт лишь холодный ужин.

 

* * *

 

Что я без тебя? Осколок сердца,

Брошен где-то в пыли дороги.

Ты – дом, в котором могу согреться,

Когда не складываются строки.

 

Что я без тебя? Обрывок ветра,

Неприкаянный и холодный.

Тебе угадывать по приметам,

Где меня отыскать сегодня.

 

А ты всегда неизменно рядом,

В горе, в радости и в смятеньи,

Чтобы не так было больно падать,

Чтобы встала после паденья.

 

И в безрассудстве, и в постоянстве,

В неизведанных переулках...

Что я без тебя? Фрагмент пространства,

Незаполненная шкатулка.

 

Я ошибаюсь, меняю маски –

Принимаешь, прощаешь снова.

Ты будь со мной непременно ласков

В этой жизни, где много злого.

 

Что я без тебя? Лишь берег зыбкий,

Безымянный, пустынный остров.

Я запечатаю стих в бутылку,

Чтобы выловил кто-то после.

 

* * *

 

За окошком луна белая,

Ты когда-то была смелая.

И смеялась тогда, падая,

Не казалась себе слабою.

Только сердце теперь латано,

Только крылья теперь спрятаны.

Лунный свет, помоги силою.

Все ещё впереди, милая.

 

* * *

 

В этом мире бездонной тоски,

Среди вспышек слепящего света

Отвоюй меня, убереги

От предательских снов предрассветных.

Заглуши эти мысли во мне,

Те, что тёмная ночь нашептала.

Разрушительна сила вдвойне

Под её равнодушным началом.

Разведи золотистый огонь

Разгони этот сумрачный холод,

Исцеляющей будет ладонь,

Будет день неожиданно молод.

И, спасённую, в вальсе кружи,

Пробуждая глубинную нежность,

Чтоб смогла я остаться и жить

В этом мире безумном, мятежном.

 

* * *

 

Капризные музы живут, где придётся:

В дремучих лесах и в глубоких колодцах,

Одни – отдыхают под тентом на пляже,

Другие – под снегом (и в Арктике даже).

То в каплях дождя они любят укрыться,

А то – на потрёпанных книжных страницах.

Во снах иногда, прилетев ниоткуда,

Бывает, что в стопках немытой посуды.

Одним нужны травы, просторы и воздух,

Другие над бездной скользят виртуозно.

Есть те, что под лунным живут наваждением,

Другим подавай города и движенье.

Свободные музы живут, где попало:

В кафе, на бульварах, и под одеялом...

Свою, как ни встречу, немного жалею:

Она обитает в нью-йоркском сабвее.

 

* * *

 

Мальчик со светлым лицом, рассеянным взором.

Жизнь твоя станет иной – теперь уже скоро.

Я вижу безумства печать,

неизбежность печали.

И перья, что топорщатся за плечами.

Ты будешь пить лунный свет, словно ром, и пьянеть.

Томиться, строчки черкая, не утоляя жажды.

И ты решишься и сменишь его однажды –

этот мир, размером с больничную клеть.

Мальчик, рыжие кудри, бедовая голова.

Ты ещё не знаешь об этой напасти,

об этой страсти,

что искать совершенство,

подыскивая слова, –

бесполезно, больно, небезопасно.

Ну а пока живи в неведении святом,

свободным от неприкаянности и страха,

маяком, звонком, разгорающимся костром.

А когда совсем обессилит твоё «потом»,

До свободы довольно будет всего лишь взмаха.

 

* * *

 

Где-то ждёт нас цель, но сейчас – дорога.

В вещевом мешке сухарей немного,

да пригоршня радости, сноп печали,

путевой дневник, узелочек чая.

Путь петляет – горы, леса, овраги –

исчезает порою тропа во мраке,

А порой горизонт – без конца и края.

Мы идём, в дороге детей рожаем.

Предаём, спасаем, враждуем, любим,

оступаемся часто – мы просто люди.

А того, кто успешно приладил крылья

остальные не поняли, но простили.

Мы идём упорно, в пыли и саже,

забывая куда и зачем, и даже

забывая свои имена и лица

тех, с кем рядом шли, но пришлось проститься.

Мы могли бы сделать привал подольше,

но не то не хотим, не то не можем.

Где-то ждёт нас цель, только вот какая?

Пересмешник в зарослях не смолкает.

 

Мы с придём к концу в башмаках из глины,

утомлённые серые пилигримы.

Там в ручье студёном омоем ноги,

и поймём, что, истинный смысл – в дороге.

 

* * *

 

Город пахнет палой листвой и тихой печалью.

Ветер тягучим джазом выводит что-то.

Мне ничего от осени этой не надо,

Только б расслышать все до последней ноты.

Запечатлеть наряд её карнавальный,

Собрать её золото в качестве неустойки

И засушить. А, впрочем, к чему возвраты.

Терпкий воздух скоро станет кристальным.

 

Дворник скребёт шершавой метлой по асфальту –

Золото отправляется на помойку.

 

* * *

 

Вот и все, так внезапно задули ветры,

И опять так отчаянно зябнут руки.

Стали лица серьёзней и глуше звуки –

В организме опять не хватает лета.

Вот и все – неожиданно, хоть и знали,

Что дожди зарядят, и что будет пусто.

Бурый лист, под ногами тихонько хрустнув,

Свою лепту добавит к земной печали.

И, подняв воротник, со стаканом кофе

Моя тень промелькнёт, в переулке скрывшись.

Все, что будет сказано – не расслышать,

И октябрь поэтому немногословен.

 

* * *

 

Эта лёгкость вернётся –

Бытие на ладошке,

Если ты увернёшься

С грациозностью кошки

От того, что давило,

От того, что ломало.

Две пригоршни свободы –

Это тоже немало.

 

На последних аккордах

Уходящего лета

Отвоюй себе право

Жить без чётких ответов.

Просыпайся до солнца,

Забирайся на крышу,

Лейся песней гортанной

По наитию свыше.

 

Сохрани это чувство

На грядущую осень,

Когда грусть постучится

Неприветливой гостьей.

Никаких обещаний.

Никаких сожалений.

Просто несколько строчек

В этот день предосенний.

 

Завидуйте наивным дуракам,

Что глупости своей не понимают.

Не гложет их вселенская тоска,

Вопросы бытия не донимают.

 

Их простота заманчива весьма,

Там, большей частью, все легко и ясно.

А горе – от излишнего ума,

Об этом нам давно поведал классик.

 

Спасать не утруждайся дурака –

Старания твои упрутся в стенку.

И ты неправ, что смотришь свысока, –

Незыблема его самооценка.

 

Есть в глупости чудесные черты –

Завидное в себе же постоянство

И искренность прозрачной пустоты,

Непобедимость, стойкость и упрямство.

 

И потому завидуй дураку,

На нем весь мир стоял, стоит и будет...

Но просится в последнюю строку:

Где умный, где дурак, и кто же судьи?

 

* * *

 

Париж – коварный любовник:

прекрасен, но тебе не принадлежит.

Ты знакомым путём бежишь –

букинисты у Сены, Лувр, сады Тюильри.

Наслаждайся, смотри,

впитывай воздух неторопливости, как наркотик.

Он потом проявится

смутным томлением неурочным.

Город ведёт тебя, проверяет на прочность

твои новые туфли, и твоё сердце –

на способность все это уместить.

 

Огни бульваров, булыжники узких улиц,

гаргульи взирают на все с высоты веков.

Тут кафе «Эсмеральда» (без дураков),

и сидишь за столиком, смотришь в город,

как в зрительный зал, (короткая передышка)

а от этого кофе никто ещё не засыпал.

Ты почти влюблена, но пока не снискала любви Парижа.

 

Впереди обязательные шедевры,

монументы, площади и дворцы,

и, конечно, селфи – туристы похожи, как близнецы,

а ты бессовестно неутомима.

Ещё протопаешь от Маре до Елисейских полей,

заглянешь в небо Монмартра,

потолкуешь о вечном

с вороном в одной из осенний аллей –

и Париж проникнет под кожу необратимо.

 

Научи меня, ворон, какая мантра необходима,

чтобы жить по полной, но не спеша.

Он глядит с насмешкой:

его жизнь короче, но менее быстротечна.

А мне наутро приходится уезжать.

 

* * *

 

Расскажи мне сказочку

О любви вечной.

Может быть, туда ведёт

Древний путь млечный.

Каждый знает назубок

Все свои роли,

Нет пустой гордости,

Глупости и боли.

Скука там не плетёт

Гибельные сети.

Поцелуи красны

Будто в первый раз.

Мы там счастливы с тобой

И легки, как дети.

Вот такой сказочный,

Сказочный рассказ.