* * *
Если в дальнем пути я не выдержу раньше,
Упаду головой на дорожный ледок,
Ты не рви мне, товарищ, застёжки на ранце,
Дай мне той, позабывшейся, песни глоток!
Перед смертью на горле натянутся жилы,
Я одними губами поймаю куплет.
И привстану. И, слабый, найду в себе силы,
И махну уходящему взводу вослед…
1944
* * *
Снегом густым замело, забуравило,
Ничего не разобрать добром.
А зимы ещё не было, просто набело
Осень была переписана ноябрём.
А зимы ещё не было, просто неистово
Ветер врезался в глубь сосняка…
Я портянки разматывал, словно перелистывал
Страницы солдатского дневника.
1946
* * *
В семнадцать лет я не гулял по паркам,
В семнадцать лет на танцах не кружил,
В семнадцать лет цигарочным огарком
Я больше, чем любовью дорожил.
В семнадцать лет средь тощих однолеток
Я шёл, и бил мне в спину котелок.
И песня измерялась не в куплетах,
А в километрах пройденных дорог.
… А я бы мог быть нежен, смел и кроток,
Чтоб губы в губы, чтоб хрустел плетень!..
В семнадцать лет с измызганных обмоток
Мой начинался и кончался день.
1952
* * *
Когда умру, то в стол ко мне
Ты молча загляни.
Там всё, чем я наедине
Жил в прожитые дни.
Истлеет плоть, что путь прошла
Дождей и голодух,
Но где-то в глубине стола
Живым мой будет дух.
Листок бумаги –
Он молчит,
Лиловый от чернил.
Достань его – и закричит
Он вдруг что было сил.
И если хочешь – разорви
Иль отошли в журнал,
Но он заплачет по любви,
Которую не знал.
1957
Незабудки
В шинельке драной,
Без обуток
Я помню в поле мертвеца.
Толпа кровавых незабудок
Стояла около лица.
Мертвец лежал недвижно,
Глядя,
Как медлил коршун вдалеке…
И было выколото
«Надя»
На обескровленной руке.
1957
Свет
Я дневника не вёл. Я фактов не копил.
Я частность презирал.
Подробность ненавидел.
Огромный свет глаза мои слепил.
Я ничего вокруг себя не видел.
Но годы шли. И в дружеском кругу
Хочу я рассказать о дальней дали.
Но ничего я вспомнить не могу,
Ни чёрточки случайной, ни детали.
Хоть малость бы какую! Нет как нет!
Передо мною лишь одно, не боле,
Один лишь белый тот слепящий свет,
Глаза, как бритва, режущий до боли.
1961
* * *
Всё вынесу и всё переживу.
Муть, как в стакане, тихо отстоится.
Отчётливо тогда я назову
То смутное, что на душе таится,
То смутное, чему названья нет,
То смутное, что хаосу подобно.
Пускай кипит.
Через немного лет
Всё расскажу спокойно и подробно.
Всё будет очень просто!
Но пускай,
Неистово клубясь, в минуту эту
Волнуется, стремясь из края в край,
То смутное,
Чему и слова нету…
1961
Метафоры
Кому-то там я не потрафил,
Что был от треска в стороне.
Но смысл блистательный метафор
Был ведом всё-таки и мне.
И та вон рожь, что колосится, –
Метафора. И бор. И брег…
«Вон солнце словно колесница», –
Сказал однажды древний грек.
И в банном зале, там, где кафель,
В трамвае, в поле, на стерне
Смысл восхитительный метафор
Вдруг как-то стал являться мне.
Они как будто медь литавр
Или как сальто мудрый трюк…
Что бог? Он лишь творец метафор,
Он лишь сравнений демиург!
Метафора – и та вон тёлка.
И луг. И тополь. И дома.
И даже жизнь всего лишь только
Метафора. И смерть сама.
1972
* * *
Цыганка мне гадала
И за руку брала…
… От целого квартала
Лишь камни да зола.
Бьёт пушка в щебень с танка.
И там за лесом бой…
… Останемся ль, цыганка,
Живыми мы с тобой?
1972
Победитель
Как там:
«Пришёл. Увидел…»
И вот полощет рот.
Гогочет победитель,
Ладонью шею трёт.
Как в арии запетой:
«Пусть некуда…»
И вот
Он тешится победой,
Ладонью шею трёт.
Он подан крупным планом
И вполуоборот…
И вот сейчас над краном
Ладонью шею трёт.
«Он не чета беднягам…»
Под нос бубнит фокстрот.
Он фыркает, со смаком
Ладонью шею трёт.
ОН сбил того ударом!
Он парень первый сорт!..
Он, хохоча, недаром
Ладонью шею трёт.
«Знай, мой был лучше метод…» –
Наверно, хнычет тот?!
И, торжествуя, этот,
Ладонью шею трёт.
1972
Омар Хайям
Жизнь у него, однако, неплохая…
Там за оградой, где по остриям
Вверх вьётся плющ, в шелку лежит, вдыхая
Пунцовые цветы,
Омар Хайям.
Уста сравнить ли в сотый раз с рубином,
Иль, уж ни с чем не сравнивая впредь,
Полузакрытым взглядом ястребиным
На медлящую женщину смотреть?..
В цветном дворце средь страшных наслаждений,
Где вечен сон, а человек что вошь,
Чего ты хочешь, отвечай мне, гений?
Чему ты учишь и куда зовёшь?..
И он ответит: жизнь сплошная мука.
Так надо, смерти чуя немоту,
Есть только сласти и как в бочке муха
Почить навеки в золотом меду.
1972
* * *
Чтобы в славе и в силе,
Словно сосенки ствол,
Встала церковь,
Месили
Белоснежный раствор.
Встали маковки прямо
В синеву как одна…
Для престольного храма
Злая известь нужна…
Словно свечка из воска,
Средь прибрежных ракит
Та сырая извёстка
Вёрст за двадцать горит.
1972
* * *
Я когда-нибудь
снимусь над молом,
с облаками где-то вдалеке…
Я хочу запомниться весёлым
с веткою какой-нибудь
в руке!
Чтоб плясали лодки над заливом,
чтобы ветерок его рябил…
Я хочу запомниться счастливым,
тем,
каким я никогда не был.
Чтоб за кипарисом южный город
виден был вдали едва-едва,
чтобы был распахнут
белый ворот,
дескать, всё на свете
трын-трава!..
Чтоб контрастно вышла бы
при свете
тень от улетающих волос…
Вот таким я быть хотел на свете,
и таким мне быть
не удалось…
1981
* * *
Книга жалоб – в каждом магазине,
Требуйте её, – должны подать!..
Предлагаю вечности: отныне
Завести подобную тетрадь,
Чтоб о боли люди не молчали,
И тогда-то на вселенский суд
Все свои обиды и печали
Люди осторожно понесут…
Как тогда б, я знаю, поразила
Надпись в полстроки из-под пера
Женщины, что павши на перила,
Ночью в парке плакала вчера.
1961
Две грузчицы
Две грузчицы уселись в перерыв.
Глядят друг в друга, упершись локтями,
Консервов банку не спеша открыв,
Батон нарезав толстыми ломтями.
Одна о чём-то быстро говорит,
Другая важно задаёт вопросы.
Вдруг первая заплакала навзрыд,
Ушанкой снятой растирая слёзы.
Где там обед! Батон и не почат!
… Мешки несут. Гудят автомобили…
Две грузчицы, задумавшись, молчат,
Щеку подпёрли. Обо всём забыли…
1961
* * *
Вот мне пластинки подарили
В честь приснопамятного дня.
И на неделю отдалили
Мои заботы от меня.
Волна восторга подымала
Мне грудь. Я ликовал и пел.
Ах, всё же в жизни мало, мало
Я лёгкой музыки имел!
Как воздуха отёкшим лёгким,
Я б лёгкости себе хотел.
О, если б стать сумел я лёгким,
Как плавно я б тогда летел!
… Иду – как увязаю в дёгте,
Моя походка тяжела.
Металлом налитые локти
Мне не отклеить от стола.
1962
* * *
Есть русское бродяжее начало,
Как хлебным суслом полная дежа…
Я бы хотел, чтоб пела и кричала,
Святая Русь,
Во мне твоя душа.
Среди покосов, на цементной плахе,
Стоят вдвоём у спуска на Оке
И Мужество в разорванной рубахе,
И Скорбь в сошедшем до бровей платке.
Поля вдали…
А дни идут на убыль,
Недалеко до рокового дня, –
Я жив пока. И пусть тоска и удаль
Не покидают никогда меня.
1964
© Евгений Винокуров, 1944–1981.
© 45-я параллель, 2019.