ирреландия
Видишь вокзал,
на котором можно
в Индию Духа купить билет?
Н.В. Гумилев
Вспомню Ирландию.
Буду гадать на трилистник.
Потчевать Джойса своим интернет-переводом.
В городе А. не рождаются люди и виснет
каждое слово, как ниточка водопровода.
В городе Б. будут лица привычно томиться,
В городе В. будут чуда ждать или трамвая.
Вспомню Ирландию.
Недопостигнув Улисса.
Может, поэтому лучше его понимая.
Выдумав жизнь, как песок в человеческих лапах,
Бог перепишет сюжет в корневой директорий.
Вспомню Ирландию.
Цвет её, форму и запах.
Не повстречав ни одну из её территорий.
девочка
В тумбочке – бисер и маска от первых морщин.
Чувствуешь,
как стареешь и – что придётся.
Каждое утро в одном из соседних мужчин
учишься видеть сообщника детоводства.
Больше не куришь.
Меньше пружинишь кровать.
Пьёшь – кока-колу.
Думаешь – о бейсболе.
Взрослая девочка,
как тяжело выбирать,
между мечтами, битлами и пергидролем.
Буду жестокой.
Я знаю, о чём пишу.
Только мне легче от вымысла в половину.
Так же влюбляюсь, стесняюсь, боюсь, дышу,
так же вверяю чужим горячо любимых.
Сколько крестилась,
а кажется –
ты во всех.
С развитым телом,
с умом, безусловно, длинным.
Как хорошо –
ты не знаешь других помех,
кроме борьбы с нарождающейся морщиной…
лирика – и всё, всё, всё
перепрыгнув себя через голову или выше,
я пишу про багровые розы, как некий Сталин,
и уже не надеюсь, что кто-нибудь кроме, – слышит.
Под понятием «кроме» имею в виду броженье
незнакомых поэтов и тех, кто стихом не начат.
Они взвесят, исправят и вежливо скажут:
– Женя!
Сколько можно, и нужно, и нежно, и был ли мальчик?
Я отвечу:
– Товарищи зрители!
Он не только
существует,
но даже обедает свежей пиццей.
Если лирика есть, значит, лирику очень горько.Если лирика спит, значит, лирику с кем-то спится.
(Извините за грубость, двусмысленность или правду).
Я пишу про багровые розы – и не краснею.
Я люблю!
И никто,
будь он трижды Великим Бардом,
из лирических дебрей прогнать меня не посмеет.
герр-маника
У меня был знакомый по имени Отто Бисмарк.
Он носил меховые тапочки.
Плавал по воскресеньям.
Любил попугаев.
Ругался с женой до визга.
И никогда не ездил в страну Рас-с-сею.
Я ему говорила:
– Mein Lieber!
my Darling Отто,
ну бросьте вы к черту свою малокровную Frau!
А он отвечал мне, что нужно любить кого-то,
включал мп3 и прощал под напевы НАУ.
И так было больно смотреть на него, влюблённой.
Вбивая под кожу раствор из породы камфор.
Я век умирала, а после другой знакомый
в любви признавался цитатами Mein Kampf 'a.
* * *
Из тишины превращаясь в чужую вину.
Из темноты выпрямляясь в подобие бога.
Чаще и чаще мне кажется, что не пойму,
в нынешний раз куда выведет эта дорога.
Резала пальцы и прятала кровь в рукаве.
Мятым стеклом по рецепту талантливой группы.
Поиск себя только Rambler'у будет внове.
Мне же учиться искать по-хорошему глупо.
В данном контексте «хорошее» – жертва всего:
жатву души Комбайнёр совершает по кругу.
Каждый в другом убивает себя самого:
два близнеца, ненавидящих сходство друг друга.
Две – неразрывных? разорванных? цельных? – петли.
Твой бронепоезд – герой запасных вариантов.
Мой сумасшедший,
наигранный,
нежный Дали,
сколько кругов мы уже отмотали у Данте?
на жизнь поэтов
Нет у поэта ни пола, ни пола.
Первый – животный.
Второй – не помыли.
В вечность сползают стихи-приговоры,
не замечая, что этим убили.
Гибнут друзья, превращаясь в знакомых
или в живущих в Сети астронавтов.
Гибнет любовь под воздействием сонных,
старых и плохо вменяемых фактов.
Жизнь погибает всеместно, всечасно.
Жизнь подменили движением ловким.
Нет у поэта ни горя, ни счастья.
Есть только томик в посмертной трактовке
до…
Сделаю выбор.
А выбор закончит меня.
Выпьет.
Закурит,
не вытерев нож о портьеры.
Выйдет на публику.
Громко попросит:
– Коня!
бросив меня подыхать при отсутствии веры.
Выбор – счастливый.
Он снова меня доконал.
Может, не я – а меня в этот раз выбирали?
Лайнер «Мечта» бортовой потеряет журнал.
Выбор найдёт и слегка переправит детали.
Выбор – наивный.
Он думает, это спасёт
тех,
кто тела заплетает друг другом в канаты.
Есть только руки, и плечи, и кожа, и пот –
все остальные бессмысленны – и виноваты.
после…
(удалённо находящемуся любимому)
Странное дело:
ждать – не хочется.
Точнее, хочется. Но не ждать.
Что-то под рёбрами бьёт, топорщится
и заставляет меня дрожать.
Что-то под рёбрами
жидким оловом
душу сжигает и вкривь и вкось.
Хочется выпалить:
– …больно! здорово!
и прошептать потом:
– …больно... брось...
Хочется выдумать что-то пошлое.
С пылу... и с солью... и сгоряча.
После признаться.
Прижаться к прошлому.
Носом уткнуться в тепло плеча.
И превращать все обиды в колышки.
(Их потом легче отдать на снос)
И повторять тебе:
– …детка... солнышко...
как хорошо, что опять сбылось...
моя революция
(летопись со вступлением,
сном и двумя голосами)
Вступление
Души прекрасные порывы…
Души их, будь они неладны!
От макрослез до микровзрыва,
от кладбища и до казармы.
Кому нужна, скажите ради…
твоей духовности эмблема:
зачем отбеленной палате
неврастения в стиле эмо?!
Для статистического уха
приятней порно или мыло.
– В стране, где желудей до брюха,
ничто не вечно, кроме рыла.
Сон
И скучно, и грустно, и некому ру…-жья отмыть.
От пота ладоней,
от запаха мёртвых низовий.
Как это просто:
– найти
– навести
– удалить
выпачкав буфер обмена случайной кровью.
…Не спать на квартирах…
…На кухнях готовить напалм…
(Троцкий, Нечаев и прочие скальной породы).
Скучно и грустно.
Мечта превращается в спам.
Снятся,
и снятся,
и снятся
её переводы.
...................................................................
Твой страх расширяется в венах уже по часам.
Складки на лбу
как билет в проходную Харона.
Можешь помочь –
помоги неживым небесам.
Можешь стрелять –
застрели себя первым патроном.
Чем не заводят речь,
речь производит стресс.
Мысли бегут навстреч…
нищих и поэтесс.
То, что сегодня тлен,
копоть, потеха, хлам,
завтра сдаётся в плен
умным профессорам.
Вечность в доспехах кож
снова пошла на лад.
Вечность кидает в дрожь.
Где же её Де Сад?
Вечность играет в мат.
Стоит ли жить медле…?
Каждому – автомат.
Каждому – по петле.
Внутренний голос
«…Прости, я не верю в детские автоматы,
не верю в героев, умеющих их собирать.
Если взорвать гексаген у витрины Prada,
люди не станут от этого не умирать.
Люди не станут от этого лучше (хуже?)
Твоя революция кончится в день суда.
Просто живи.
Обходи чудеса и лужи.
Правда не стоит…
Правда не стоит?
Да?»