Господи, что происходит?
Скажи мне,
что же?
Меня не читают.
Или не так читают.
Вскрывают стихи.
Берут перочинный ножик
и тоненько-тоненько рифмы себе срезают.
– в морге,
– в любви,
– в маршрутке.
Ты смотришь в глаза мне, а видишь масонские ложи.
Мы знаем, как вылечить страх.
Или боль в желудке.
А вылечить смерть почему-то никак не можем.
Скрещение судеб давно превратилось в узел.
Ладно, Господь,
передай другому
Все корабли уходили в воздух,
все чудеса оказались былью.
Мир для тебя был, конечно, создан,
только его подарить забыли.
Переживай несчастливый случай.
Жадный хомяк изучал духовку,
Не дожидаясь, пока отключат.
Как Мураками зарыл в себе же.
Делай что хочешь. Мы оба знаем:
День был обычный, спокойный и хмурый.
Такой нормальный,
что даже тошнит.
Вдруг вышел Закат, разложил партитуры
пока от росы не остыла трава.
И прямо по телу немого журнала
по-английски,
как Кромвель.
И ты доверял свои губы моим.
Закат доиграл и ушел к себе в номер,
Тети.
Дяди.
Бляди.
Дети.
Чайхана чадит кофейней.
– Макс, пожалуйста, не верьте.
Это место коктебельней
Сердолик приклеен к шее,
недо-
пере-рожи
«…Я потею…»
«…Двести баксов за неделю…»
«…Сколько стоит ваша дама ?...»
«…Эй, козел, уйди с дивана…»
«…Елы-палы! Дайте спичек »
«…Щас бы пару медсестричек…»
Слишком долго
отдыхают скал копыта.
– Макс,
хотите,
я двустволку
То, что я чувствую, это уже не стихи.
Это уже не слова, объяснимые сразу.
Холод под пальцами.
Скрытый за дверью архив.
Шелест и шелк
мимолетно не пойманной фразы.
Первая осень прошла, ничего не нарушив.
Это –
вселенная вжалась в размер потолка.
Это –
гора оказалась горою подушек.
Это попытка представить себя непохожей.
Высохнут реки.
Вздохнут и остынут хлеба.
Зачем?
Ну зачем ты мне делаешь больно – и снова больно?!
Не нужно тебя.
Не нужно!
Ты не ослышался.
Читаешь – Лукьяненко.
Смотришь – «Звездные войны».
Ты путаешь Курта Кобейна и Сида Вишеса.
– Никогда не курил;
– называешь друзей занудами;
– пророчишь мне СПИД;
– не выносишь духов и лаков.
Однажды в подарок купила пакет с верблюдами.
Так ты обижался и, кажется, даже плакал.
Зачем?
Ну зачем ты
кричишь,
улыбаешься,
ходишь по полу?
Зачем оставляешь под чашками круглые лужи?
Герой.
Героиня.
Истерика в стиле Копполы.
Зачем?
Ну зачем ты мне больше
– уже –
Читаю Толстого.
Раньше казался скучным.
Поставила Linux .
Варю понемногу щи.
Знаешь, котенок, любовь – это меч двуручный,
поэтому глупо ее одному тащить.
я не стала любить больнее.
Просто понятие боли теряет вид.
Соседская девочка слушает группу «Звери».
И все, что ее касается, – предстоит.
А тем, кто нас младше, сюда уже не пройти.
Читаю Толстого:
– сморюсь,
– становлюсь,
– старею
Как вы осиротели: люди, книги,
меня по недосмотру не добив.
Кармен гадала глупому Цуниге,
а Гончаров дописывал «Обрыв».
Волхвы бутыль делили на троих.
Своей судьбы ни капли не осталось.
Осталось жить приметами других.
На шеях нив живой дрожит ледок.
Душа ушла не пойманной с поличным,
посвящается ***
Я хочу превратиться в тебя.
Или в звезды,
что тоже обидно.
Прокричавши которое «гибну»,
мир простыл,
мир контужен морозом.
Мир на розы и розги был роздан.
Не меняйся билетом
на этот
безнадежно просроченный скорый.
Раз-говоры и недо-говоры.
я долго училась.
Твоих слов подростковая сырость
не нужна,
не видна,
как волна
волнорезом разбитая раньше.
Я хочу превратиться…
Люби меня. Пожалуйста. Люби.
Люби мои любые проявленья.
И мелочность невсяческих обид,
и всяческие беды вдохновенья.
без праздности и правды неумытой.
Люби меня, как любит часослов
вечерние, неслышные молитвы.
Скрепленные отравой или травлей.
Люби меня. Пожалуйста. А я
– Привет.
– Привет...
………………………..
Готовьтесь к худшему!
Раз-
Рез.
Рес-
ницы задрожали.
Хватаюсь всем – руками, ручками
и миллиметрами печали.
Раз-
Рез.
За-
жим.
Сжи-
маю истины
стальной комок.
– Подайте жгут!
Как много в жизни было пристаней,
которые уже не ждут.
…А если ждут, то не случаются.
Не вымолишь: не суесловь.
Как жаль!
Опять не поправляется
Я хочу от тебя умереть.
Ты – моё дождевое светило.
потому что не жду повторений.
Ты – моя недалекая Русь,
застудившая где-то колени.
Ты – чужое пальто,
перешитое мне за небрежность.
Мой любимый.
Бессмысленный.
Тот,