* * *
Дойти до чувства, врощенной в него
Всей сутью запоздалых пониманий,
Когда святых выносят – нелегко
Раскручивать скучаний рог бараний,
Чтоб чуть ослабить – сбитое от грёз
Дыхание неровное, до боли,
В краю своём взрослеющих берёз,
С ветвями, оголтеющими к воле,
С таким же трепетанием как до,
Когда они невестились и пели,
А ты стоял в расхристанном пальто,
Молодцевато не боясь метели,
Теперь не тает – в волосах, годах
По краю охладевшего заката,
А твой хранитель, с музой на паях,
Натренькивает, что не виновата,
Что накатила поздно, невзначай
И захлестнула душу до предела,
Когда безбожно вызвучился май,
Оставив календарное без дела.
Сюда бы надо философий круть,
Чтоб поперчить, приправить и на пробу
Отдать своё – «ты только дольше будь»…
Всё прочее – от чёрта. Или к богу.
* * *
Воробьиной бестолочи гомон,
Резкая досада воронья.
Хочется о чём-то невесомом
У подъезда ветхого жилья.
И легчает от заблудшей мысли
В том укладе личного «вот-так»,
Что дорогой судьбоносной вписан
В божески подброшенный пятак.
Он начищен ангельски до блеска,
Ослепляя до немой строки,
Шорохи отживших перелесков,
Где-то за пределами тоски,
Где простор – крылат и обезлюден,
У молочной облачной реки...
Но пока – покат и сухопутен –
Сглатываешь с рифмами комки.
* * *
Взъерошенным, расплёсканным, блажным –
Уходит март. Апрелю – птичье ave!
Лазурный фон. Графический нажим
У голых веток. Хочется представить
Тот клейкий выстрел – почечный хлопок
И зелени пестреющий оттенок...
Но... снова дождь – как вечность между строк
Моей непотопляемой вселенной,
Что в скуке и разлуке – лазарет,
Для радости с припарками о встрече.
Высматриваю в лихорадке свет,
Что вдохновенно просинью помечен,
Как веры ненадёжное пятно,
Того гляди – и скроется за тучей.
Гляжу на заоконное кино,
Выписывая оторопь беззвучий
Из глубины, за пазухи, крови,
Где жилка дирижирует в запястье
Оркестром приснопамятной любви
И соло ускользающего счастья.
Предвосхищая, что как мир старо,
Любое трепыхание – конечно,
Жжёт солнца удивлённое зеро,
Рассматривая промельк человечий.
* * *
Не мучайся. Сбывается всё то,
К чему благоволит судьбы случайность.
Быть может, конь в потрёпанном пальто,
А может, и другая в жизни крайность,
Черта, предел, где хороводом круг –
Непостоянство или постоянство...
Пишу тебе – герой моих разлук,
Светило строк блажного самозванства,
О, мой незримый персонаж,
Очерченный с нажимом светлой музой...
Мой одиозный речевой пассаж
И облачность, набрякшая от пуза,
Глядишь и разродятся... чем-нибудь,
Помимо громыхания и ливня,
Я представляю свой крылатый путь
До радости – душевной и наивной...
На мутном небе блёклое пятно,
А у тебя другие палестины.
Где солнца лицедейское ярмо,
С принтом хитросплетённой паутины,
Чтоб пришлых мух елейно хомутать,
Всей глубиной изысканнейшей мысли.
Пускай крадётся непогоды тать,
Глаголы гильотиною зависли,
В моём краю кромешного жнивья
С лучом далёким всхожести наречий,
В изящном одуреньи соловья
Руладами эпистолярной речи,
В которой ни о чём – не лыком шит,
В туманной гуще – выlovятся звёзды,
Пока насквозь печалью не изжит
Мой яркий выплеск вдохновенной грёзы.
Так хотелось быть...
Так хотелось быть выше, надёжней, светлей и дальше,
В этом мире, наполненном пылью, моленьем, фальшью,
А случаются осень, зима и весна, и ракетой лето,
Череда суеты с маетой на манер куплета.
А припев – не проси да не верь, где не бойся – рулит,
Где небось да авось пронесут, усидишь на стуле,
Мерно шествуют дни, донкихотствуют в тучах птицы,
Безграничие снов натыкается на границы,
По часам, постранично, построчно проходят были,
Если небыли вымелькнут – тут же за серым сплыли.
Если лирика – чаще в толпе, обо всём в гражданском,
Времена, имена... только ветры в порывах своих хулиганских
Иногда потревожат застывшие жесты воздетых веток,
Но останутся снова мольбы без любых ответов.
Не плошай и утрись от дождей, с переходом в грозы,
Все как есть одиноки, мозолисты, простоволосы,
Под прикрытием масок, личин – карантин от яви,
На придуманной славе проплешины дыр бесславий.
Миром правит любовь, так люби на просторе синем,
В этом непокорённость и глубь, и свобода души России.
* * *
Под неброским небом мужают сосны,
Под присмотром гор затихают ветры.
И печаль хрустально дарует росы,
От прохлады розового рассвета.
Худосочны солнечные посылы,
Оттого и радости сухопары.
День прошёл и слава тебе, что было,
В суете курортного тары-бары.
До того на два бытиё делилось,
Чтобы после в сладких воспоминаньях
Доставать словами небес и Рима,
Отдаваясь жадно дождливой манне.
Промышляя взглядами временными,
Сквозь года, снега и чертоги ночи,
Мы с тобой помечены как иные
И теперь никто отступать не хочет.
От любви в приметах лазурной веры,
Что нам, долгим, призраки расстояний?
Тишина стоит в неизменно сером,
Дожидаясь снов и стихов закланий.
Тянут дни мелодию судьбоносно,
До глубин скитания речи с сечью,
И горчит луны большеглазый остров,
Застывая в вечности имяречий.
* * *
Тупят глазницы фонарей
В неровности проезжей части.
Шум оперившихся аллей
В порывах оголтелой власти.
В подтёках полотно дорог,
Разбитый ливнем – жар отходит.
Высокопарный сходит слог,
А речь проста не по погоде.
Одета мысль не по уму,
Подобно ускользнувшей мысли,
Несёшь пространную суму
На высоту, пока не вышли
Слова в удушливый просвет,
Где тянет сумрак заунывно,
С седою полночью в родстве,
О том, о сём – неперспективном,
Где на безрыбье – маета
Всё тычется в покой со скуки,
И я – невыдуманно та,
В тоске заламываю руки,
И правлю речь – левеет речь,
Под цвет агонии заката,
В сутулость горизонта плеч,
В провалы снов для адресата.
* * *
Бунтуют кроны и трава –
Сквозит порывисто и гулко,
Бросаю нужные слова
Клочками букв по переулкам.
На ветер выпущенный смог
Парит до облачной лазури,
Со всех крылатых сизых ног
Взлетает трепетная буря...
В стихии летних перемен,
Тепло и стынь перемежая,
Плетётся жизни гобелен,
С искусством сбора урожая.
Где пыль и пух соединив,
Тревога ветра затихает...
Средь будней человечьих нив,
Найдёшься ты, не понимая
Ни этой тщетности сует,
Ни хаоса забот блудливых,
Идя на выпростанный свет
Моих желаний молчаливых.
Где жаряще мерещит явь,
Мелькая в лиственном запале,
Любви присолнечная плавь,
Наперекор дождливой стали.
* * *
Не высосешь из пальца ничего,
Но вдохновишься – надо ж попытаться
Сойти пустотам дня за своего,
Согбенной попрошайкой и скитальцем,
Чтоб подали хоть что-то о других,
О тех, что мимоходом прикоснутся,
А ты мусолишь беспросветный стих,
Желая принакрыться и обуться,
И бормотать под налетевший дождь,
Баюкая неважным бормотаньем,
Свою нелихорадочную дрожь
От – будьте-нате! – ливней, ожиданий.
Взрыхлён недомыслительный пустырь,
На тему машинального движенья.
А время – словно замерший немтырь,
На почве ни о том самосожженья,
Отдать ли палец скуке и тоске...
Пускай за локоть здесь передерутся,
Вдруг око – о всевидящем глазке –
Согреет даль, чтоб смог ты обернуться.
Качнётся свет под старой шторой...
1
Качнётся свет под старой шторой,
Сквозняк погубит тишину.
Стою средь мысленного бора,
Никак словами не начну
Любовь доказывать большую –
Признаний сдавленная рать!
А ты бери меня такую,
Пока возможно тёплой брать.
Лови на слух и сновиденья,
Неси сквозь суету и быт,
Пока открыто-неизменен,
Банальной рифмой неизбит
Мой мир, столь образный и рьяный,
Что слепень лет летит к теплу,
Сквозь пелену игры с обманом,
От ночи – к мудрому утру.
2
На городских шумов управу
Окном закрытым не найдёшь.
Гуляет гулкая орава
И приглушённый птиц галдёж.
А ты уйдёшь в себя пространно
И вперишь взгляды в потолок,
А день, что светлым богом данный,
Вдруг сумрак в небо поволок.
Недель покатых не удержишь,
Под горку лето склоном лет,
А там сентябрь за ближней дверью
Готовит в прошлое билет.
И отпираешься такому,
И тормозишь мгновения,
Впадая в рифменную кому –
Повино-слепо-вения.
* * *
Затем – уходишь. А сначала впрок
Любви и веры, и надежды, вкупе
С прекрасной речью, у которой слог,
А у тебя несобранные звуки.
Глубокой синеве в молчанке глаз
Уступит всё – слова и наносное,
На одиноком берегу стола
Остынет чай по формуле покоя,
Где пеной бытия – небытиё –
Затянет время – тяготы остынут,
Спасибо, равновесие моё,
За то, что дождь в подставленную спину,
За то, что одиночество потерь
Довольствуется жизнью по приказу,
Где закрываешь душу, словно дверь,
И открываешь бог с какого раза.
* * *
Акаций светлый шепоток,
Каштанов гордых канделябры...
Ты мой растроганный листок
Под сенью набежавшей хляби.
Он оторвался невзначай,
Не вовремя поддавшись скуке,
Меня, построчную, встречай,
Где кокон солнца неокуклен,
За пеленой седых разлук,
За глушью поднебесной сини,
Где птичий гомон верных слуг
При хаосе полётных линий,
При взводе перелётных слов,
Взорваться молчаливым тучам,
И выйдет сонное зеро
Из трещин молневых излучин,
И вырвет звук из немоты
Блужданий томные ответы
За далью мелкой суеты,
На грани тьмы, любви и света.
* * *
Врастаешь. Приживаешься и длишь.
И вязнет время вечной киноплёнкой.
Спускается божественная тишь,
Туманной накрывая перепонкой.
Шумы и гомон падают в цене,
На ветер улетают за бесценок,
Действительность, подобная Моне,
Стирается округлостью коленок.
Лепечутся слова – осколки слов
Срываются в задумчивое небо,
Которым накрывать земное зло,
Той высоте, далёкой, на потребу.
Оттенок грёз докрашивает мир,
И тянется участье поцелуя,
До трепета невызвученных лир,
Сквозящих ожиданьем аллилуйи.
© Галина Чернышова, 2023.
© 45-я параллель, 2023.