Галина
Польски

Медлит время у рассвета,
растворяется в эспрессо,
догорает сигарета
возле стопки свежей прессы,
где вчерашнее – построчно,
суррогат привычной жизни,
гороскоп опять пророчит
свет любви, удачный бизнес,
воду льют передовицы,
и на мир глядят герои –
ретушированы лица,
престарелые ковбои –
каждый взгляд – молодцеватый,
вот чуть-чуть, и – явит чудо
в пиджаке, подбитом ватой,
и с улыбкой Голливуда.
Не потонет наше судно,
пусть кругом грохочут громы,
пусть бывает нынче трудно,
но мы помним, где мы, кто мы...
И – уверенно. И – разом.
И всё те же – штампы, штампы...
Выпит кофе. Блёкнут фразы.
И тускнеют в люстре лампы –
и ползёт по небосводу
диск из солнечной латуни.

Новый день пришёл. С восходом.
Тот, что прожит накануне.

Желтобокий шар луны
леденеет над домами,
кое-где едва видны
окна сонные – как пламя
угасающих свечей
в храме полночи осенней.
Город замер. Он ничей.
И ничьи крадутся тени
по пологим скатам крыш,
по асфальту и бетону,
ты открой балкон, услышь,
как бормочут обречённо –
то ли звёзды в небесах,
что в ночной туман одеты,
то ли стрелки на часах –
что отсчитывали лето.
Просчитались. И теперь
время тонет в чёрных лужах.
Бродит осень – рыжий зверь –
и приманивает стужу,
и приманивает снег,
и дорожные заторы.
И метель. И зимних рек
неподвижность. Очень скоро
мир скукожится. Войдёт
в сводку метеопрогноза:

– Завтра будет гололёд.
Ветер северный. Морозы.

Кисейных берегов ажурные полоски
и бархатного леса живые лоскутки,
поплиновые маки, велюровые осы
и две смешных фигурки у шёлковой реки.

У Бога на коленях – раскроенное лето,
лекалами и мелом он сделал всё, что смог –
с любовью и терпеньем он сшил марионеток,
ну а с людей, скажите, какой в хозяйстве прок?

В придуманном театре одни остались куклы,
играющие роли, поющие на «бис».
А в них бросают розы, протухшие продукты,
их не волнует «браво!» или позорный свист.

Мы – две марионетки в разрушенном театре,
среди цветов лоскутных у потускневших вод,
цитируем Шекспира, участвуем в поп-арте,
нас дергает за нитки уставший кукловод.

Мысли сгущаются ближе к полпервого ночи,
звёзды выводят луну на променад.
Жизнь – это множество верно расставленных точек
или окружность в системе координат.

Дайте мне точку отсчёта и верные оси –
я нарисую окружность, в ней – белый квадрат,
пусть этот день у весны разноцветного просит,
но и «не чёрному» будет по-зимнему рад.

Верные оси, как ручки с эмблемою Parker –
не подведут, не оставят на жизни пятно,
выведут к свету тропинкой в заснеженном парке,
дальняя точка пусть будет – родное окно.

Жизнь и проходит отрезками меж многоточий.
Циркуль, линейка и россыпь фигурных лекал...
Мысли такие являются к полночи. Впрочем,
спать! Над системой пусть думает этот... Декарт. 

Уходя – уходи, назад не смотри на город,
то не бабье дело – спасать от огня и злобы,
на дома седые упал челобитной – морок,
чтоб пропало зло и стёрлось из памяти чтобы.

Жизнь не стоит и половинчатой лиры звонкой,
что тебе до весны и до суженых глаз в окне.
Уходи босой, прижимая к груди ребёнка
и молись, чтобы он никогда не искал корней...

Уходя – уходи, твой город больной и бренный,
мчится к солнцу в объятия, выпив дурман вражды,
пусть от млечного страха твои холодеют вены,
не проси напоследок ни хлеба кусок, ни воды.

И пусть пеплом сыта и дымом полна Гоморра,
и пусть тонет в чернушной крови и во лжи Содом,
пусть огнём полыхает дом – колыбель и опора,
уходя – уходи, не жалей ни о чём, ни о ком.

Знаю каждую морщинку на лбу,
не сжимаюсь от «ёрш твою медь»,
жизнь бурлит котельной в аду,
а идти куда? «Звідси» да «геть».

Знаю наперёд и каждую ложь,
ложка дёгтя не портит медок.
Верить просто, когда любишь и ждёшь.
Согревает пуховый платок.

А к чему такую песню веду –
боль сердечную вряд ли поймёшь.
Гляну в небо – вижу близко беду,
перешла мне путь чёрная кош...

Белое солнце включает небесный табун,
жарится мозг, как пекан, на большой сковородке,
ливня не будет, на ливни – бойкот и табу,
даже на дождик, который слепой и короткий.

Ветер-прислужник готовит замес из словес,
всё перемелется – будет мука то что надо,
сменится норд на умеренный ост или вест,
для сладкоежек добавив орех с шоколадом.

Тесто растёт, набирая объём и слова,
выйдет судьба караваем высоким и сдобным,
скатертью лягут ромашки, ковыль, трын-трава,
путник уснёт, не отведав ни крошки свободы...

Белое солнце печёт и лепёшки, и хлеб,
видно, не боги горшки и судьбу обжигают,
не эксклюзив выдаёт, а, увы, ширпотреб,
сладкий, как песни кукушки, в преддверии рая.

Ты находишься там, где твои мысли.
Убедись, что твои мысли находятся там, где ты хочешь быть...

Рабби Нахман, из Брацлава

под шорох книжных колесниц...
И снов стремительные реки
шлифуют кончики ресниц...

© Галина Польски, 2005-2007.

© 45-я параллель, 2007.