Леся Тышковская

Леся Тышковская

Новый Монтень № 13 (289) от 1 мая 2014 года

Новотворения с чистого листа

Две новеллы

 

Обращение

 

Господа и Дамы, Дамы и Дети,  дивные вещи происходят на земле.

Я узнала об этом, посмотрев в глаза одному лицедею, подставившему лицо ветру перемен и обращённому в Учителя.  Он говорил о том, что наша планета приобрела способность менять свои очертания, а населяющие её сущности, то есть мы – свои формы и формы своего окружения. И что для этого достаточно произнесённого и даже помысленного Слова.

Он говорил о том, что нашей любви и ненависти не хватает осторожности, чтобы сдержать струящиеся из нас потоки, которые обрушиваются с вершин наших гордынь и сметают наши попытки дойти до неба.

Что накопленные обиды превратятся в камни, а враждующие умы – в сизифов, катящих их на недоступные вершины: камни снова и снова будут возвращать их к подножию. А те, кто всё же продолжит свой труд, состарятся раньше, чем  повзрослеют.

Что любое посеянное на ветер слово на лету уплотнится и прорастёт прямо в воздухе, пуская корни в сознание тех, кто оказался здесь в  момент произнесения. Что воплощение будет радостным для одних, а для других – печальным, и наступит быстрее, чем люди одумаются и захотят собрать свои слова обратно, чтобы отредактировать несовершенные чувства и вернуть собеседникам красиво оформленные икебаны, а не сгоряча брошенные в лицо семена.  А скорость воплощения разумного, доброго и вечного будет зависеть от концентрации наших мыслей, чувств и  намерений.

 

Господа и Дамы, Дамы и Дети!

Я услышала все это,  посмотрев в глаза одному из своих отражений, и мне захотелось обратиться к вам, пока вы ещё разделяете со мной одно пространство жизни, в котором зрение и слух – одни из самых доступных посредников между нашими мыслями и желаниями:

  • не уходите, не обратив свои слова хотя бы в один цветок, который вы подарите Другому;
  • не отворачивайтесь друг от друга, не увидев в визави  росток, готовый прорасти всем, чем его наделите вы, обладающие божественным даром творить свое окружение. Вы, способные взлелеять росток другого в огромное дерево, подарившее вам тень, в которой можно отдохнуть, уйдя с поля боя, где мечутся сорвавшиеся смыслы.

 

А когда тот, кого я разглядела напротив, замолчал и закрыл глаза – он сказал всё, что хотел – я тоже закрыла глаза, чтобы лучше разглядеть то, что сокрыто у него  под веками. И там я увидела себя и свои отражения – с лицами моих друзей и любимых. Даже тех, о ком я могла забывать и вспоминать только тогда, когда они задевали меня своими дуновениями.  Они бродили в  пустоте, и каждый искал свое Слово, которое нужно было произнести так, чтобы вырастить прекрасный Сад, наполненный ароматом любви – самым  заветным и драгоценным даром, ради которого мы приходим сюда. Приходим и уходим, чтобы отдавать и получать, хранить и воссоединять, а также позволять уйти тому, чему суждено уйти ради новотворения  первого дня, начатого с чистого листа.

 

2014, март

 

Молитва о чуде

 

Кто может – пишет стихи, кто не может – пьет, чтобы усыпить свое горе, кто может – молится, а кто-то идет на площадь, чтобы встретить смерть героем. Я останавливаю слезы – мне стыдно за них, как и за то, что я не там, а в  центре Европы, и за то, что провидение  позаботилось, чтобы я дала и хранила жизнь своего ребенка здесь, когда в моем родном городе, давшем жизнь мне, сотни людей прощаются с ней.

Я пытаюсь вырваться из плена любви – и оставить свою семью – но сердце не соглашается с потерей ни в чем неповинной дочери, прожившей неполные четыре года, которая будет оставлена, возможно, навсегда, чтобы ее мамочка несколько часов поиграла в героиню, умирающую на площади со своим народом. И я не покупаю билет на самолет, и, для чего-то болея вот уже два месяца, даже не выхожу на площадь перед Пантеоном, чтобы успокоить свою совесть, присоединившись к бессилию эмигрантов, бывших украинцев, многие из которых уже поменяли свои национальности, но продолжают устраивать патриотические манифестации.

Я остаюсь дома, перестаю звонить и отвечать на телефонные звонки, часами сидеть в интернете и перед телевизором, чтобы узнать часть правды о том, что происходит в моем родном городе. Я закрываю глаза и вижу Майдан таким, каким я увидела его накануне войны во сне – под снежными сугробами и  тысячами новогодних огней. Я почти летела над ним, так мне было легко и восхищенно. Еще никогда он не был так сказочен. И я повторяла кому-то, идущему рядом: это мой, это мой город, смотрите какой он красивый!

Я наутро, включив телевизор, я увидела совсем другую картину: обугленные здания, почерневший снег, дым, затмивший небо, и раны на телах воюющих.

Я начинаю вспоминать  свой сон. Лишние кадры проносятся в сознании. Пустяки, о которых забыла:  случайно порезанная алюминием от лекарства губа, как раз перед тем, как уснуть, я пытаюсь остановить кровь борным спиртом, а она, как назло… Да ну ее, эту губу, нужно придумать, что делать с обожженными руками и ногами, которые я помазала просроченным бальзамом, привезенным когда-то из Киева.  Упорная   привычка искать даже медицинскую помощь у себя на родине… Почему же так больно? Откуда эта боль во всем теле? Как будто сквозь тебя пролетают снаряды, а ты  даже не знаешь, с какой стороны стреляют, и главное – за что, и бродишь потерянно по полю боя, не зная, чем помочь озверевшему миру, а может уже лежишь, ведь  твое тело и есть это поле… Какая нелепая ночь. Раненая на всю голову… Нужно скорее заснуть и увидеть что-то хорошее… Снежную ночь в  Киеве. В Париже в этом году так и не выпал снег…

Я закрываю глаза. Исайя, кажется, говорил, что нужно закрыть глаза на ужас происходящего и тогда ты сохранишь свое небо, в котором говорит с тобой Бог. Но в эту минуту совсем не думается по-библейски. Я закрываю глаза, чтобы ни один посторонний кадр больше не проникал в мое сознание,  беру первую картинку из моего сна – снежный сон праздничного города – и  накладываю на вторую, телевизионно-реальную. Совсем как пленку, которую прощелкали дважды. Снег попадает в обугленные рты развалин, на горящих и простреленных людей, на  дымящееся оружие, перебинтовывая кровавые кадры белоснежным покоем. Сквозь него проступает кровь, и он становится розовым. Пусть,  соглашаюсь я, продолжая сеять розовый снег.  Он падает на тех, кого еще не довезли до госпиталя. Он успокаивает их, врачует. Боль в моем теле, как будто служившем полем боя в течение двух месяцев Майдана, начинает  утихать. Снег покрывает оружие, гасит пламя. Милость неба падает на изможденные здания, утоляя жажду обуглившихся ртов. Жар в моем теле спадает. Розовые сугробы  охлаждают мой стыд, накрывают с головой,  погружая  в одно пространство с теми, с кем я хотела в эти дни дышать и задыхаться одним воздухом.

Уставшие от войны люди поднимают глаза к небу и протягивают руки к исцеляющему снегопаду. Солнце просачивается сквозь остатки дыма, заглядывает в потухшие глаза, ложится на посеревшие лица,  окрашивает румянцем надежды.

Я открываю глаза, но остаюсь там. Мне  еще нужно придумать, как поскорее передать деньги в больницы, чтобы те из воевавших,  кто готов согласиться в  своем сердце на мир, получили еще один шанс на жизнь.

Но мне хочется верить, что мой снегопад хоть немного приблизил наступление тишины.

 

2014, февраль