О гранях тишины
Февраль неразговорчив, неприветлив,
позёмками выписывает петли.
Грядущее крадётся, словно тать:
отнять надежду, веру испытать.
Я умолкаю среди сотен тысяч,
где каждый может и обнять, и высечь,
и проявить недюжинную прыть,
чтобы собой полмира одарить.
Я леденею и опять пасую.
Весной прозрачным щупальцам сосулек
никак не дотянуться до земли.
Стихи на мёрзлой почве не взошли.
И колокол звонит – по тишине,
что больше не
заговорит во мне.
Вначале было слово не о том,
как больно к горлу подступают звуки,
не изданные неоткрытым ртом,
как мысли разбегаются в испуге
быть вслух произнесёнными
не там
и не для тех,
и не ко времени,
и гибнут, гибнут, гибнут... а спасённые
так далеки ещё от озарения.
Но мыслям тоже свойственно старение.
Иных уж нет, другие далеко,
а с новыми свыкаешься не сразу –
изгнать пытаешься и лечишь, как заразу,
прописываешь сам себе покой.
И понимаешь: не сняло рукой,
которая – ни помощь, ни опора –
держатель для столового прибора.
Идёшь к реке, притихшей подо льдом –
там яблоня врастает в отчий дом,
покинутый, заброшенный, забытый.
Вдоль берега – согбенные ракиты,
несущие свой снежный скарб с трудом.
Там, в чреве тишины, мой эмбрион
впадает в сон, спокойный и глубокий,
через плаценту неба тянет соки.
А время-врач подсчитывает сроки,
прикладывает ухо к животу
и слушает, как я внутри расту.
* * *
Я знаю, после смерти жизнь другая –
Идёшь по ней, людей не избегая,
Приветственно киваешь головой.
Лишь номинально числишься живой.
Всё, всё вокруг мертво, окаменело,
А мёртвому до умерших нет дела.
Небесное пронзительней и выше,
Но солнечный лимон до корки выжат,
До черноты, до полной пустоты,
В которой взглядом увязаешь – ты,
Блуждающий в несбывшемся фантомно.
Молчим друг с другом снова не о том мы.
Пусть будет ночь – длиннее всех ночей,
Отчаяннее, солнца горячей.
В другой возникнет жизнь – и новый плод
Всё лучшее от вас двоих возьмёт.
Представь, как за спиной через порог
Переступает пара быстрых ног,
Как маленькие детские ладони
Глаза тебе прикроют, тьму разгонят.
Смешливый шёпот: «Кто я? Угадай!»
И смерть отступит. Раз и навсегда.
* * *
На осень налагается запрет –
ни слова, ни полслова, ни намёка –
пусть дело происходит в октябре,
и от дождя тетрадь слегка намокла.
Сезон меланхолических стихов
мной вдоль и поперёк давно исхожен.
Мошенник-сплин польстил, да был таков:
сбежал к тем, кто наивней и моложе.
То валом валит рыжий листопад,
рыдают тучи, ветер подвывает,
то звёзды шепчут что-то невпопад
Луне, что в стылой луже как живая.
А мысли так прозрачны и тонки,
что их не рассмотреть на пёстром фоне.
Стучат на стыках слов порожняки.
Я еду зайцем в прицепном вагоне.
* * *
В две тысячи каком-нибудь году
я дом куплю в забытой деревеньке,
черешню соберу в своём саду,
сварю компот и сделаю вареники.
Я заведу корову и кота,
десяток кур и петуха драчливого...
И вот тогда, наверное, тогда
начнётся жизнь простая и счастливая.
Мне скажут: в захолустье нет врачей,
до магазина десять километров,
тебе, столичной, это всё зачем?
Полгода не протянешь – сдует ветром.
Не стану спорить – скептикам видней,
они всегда уверены, что правы.
Но я гоню измученных коней
до этой предпоследней переправы –
и будь что будет: разом ли на дно,
переплыву ли на заветный берег,
где бродит счастье в платьице льняном,
плетёт венки и в нашу встречу верит.
* * *
Осталось дел немного в декабре:
Доесть-допить спонтанные запасы,
Допеть-довзять второй октавы ре
И доточить несточенные лясы.
А дальше будем просто посмотреть,
Послушать президентов и куранты,
Подумать ежегодное «харе»,
Давясь лапшой, навешанной гарантом.
Стрельнуть в гипсокартонный потолок
Поспешно пробкой – люстру не задеть бы –
И вновь подумать: нет, я не пророк –
Обычная стареющая ведьма.
Не всё, что наколдовано, сбылось,
А что сбылось – нужнее было, значит.
Под Новый год всесильное авось
Опять даёт надежду на удачу.
Кому-то подфартит попасть в струю,
Подстроившись под время и запросы.
А мне неплохо в собственном раю.
Клюю мечтой пророщенное просо,
Почищу перья и опять пою
О том, что жизнь не так уж горемычна,
Когда летишь по ней от а до ю,
Притормозив на я самокритично.
И посылаешь к чёрту зеркала –
Они не отражают верно сути:
Я столько долгих лет себя ждала –
И дождалась. На главном перепутье.
Снег в городе
Лёгким тюлем колышется в окнах
Невесомая белая взвесь,
И стучится берёзовый локон
О стекло, измочаленный весь.
Город в светлый укутался кокон,
Побелели прохожих пальто,
И бегут белокрышим потоком
По белёсой дороге авто.
Обречённо лопатой махая,
Белый дворник сугробы творит,
Ну, а снег всё кружит не стихая,
И внутри него город парит.
Две реальности
Лишь только сон тебя покинет,
оставив за собою шлейф
видений призрачных, и иней
узорный на окна стекле
напомнит смутно лес хрустальный,
в котором ночью ты бродил,
сомкнутся снова стены спальни,
и разум, из последних сил
цепляясь за осколки рая,
за уходящий чистый звук,
реальность всё же выбирает.
Одну из двух.
* * *
Как важно неожиданно уйти.
Важнее, чем не вовремя вернуться.
Лети, моя беспечная, лети
На вечный зов ромашек и настурций!
Беги от неизбежности подруг,
По выгоде, но не по духу близких,
Запомни неприятия испуг
И лести, лжи и зависти изыски.
А может, зло – не помнить вовсе зла?
И наступать опять на те же грабли,
Идти, куда кривая повела,
Уверовав в надёжность «крибле-крабле»?
Не помнить мелких пакостей и ссор,
И верить бесконечно, слепо верить,
Что не приклеится чужой позор,
И дружба с негодяем – не потеря
Самой себя? Пожалуйста, лети!
Всё ближе обжигающее солнце.
А юность так не вовремя вернётся,
Чтоб снова неожиданно уйти.
Леи
К лиловым леям ластятся лучи,
им предзакатный впрыскивают допинг –
и стадо мчит без видимых причин
по горным склонам, по знакомым тропам.
И я в пустой погоне за тобой
карабкаюсь на мнимые вершины,
но кажется неверным шаг любой
в глазах невосхвалённого мужчины.
Сто раз твержу: ты гений, ты герой,
ты справишься с поставленной задачей!
Но понимаю, как пусты порой
слова, и разговор напрасно начат.
А где-то там, куда нам не дано
добраться и покоем насладиться,
гуляют леи – козам всё равно:
они жуют, у них добреют лица.
Когда варила кофе поутру
Когда варила кофе поутру,
Я думала, что без тебя умру.
Но день прошёл, и вечер наступил,
И мне накрыть на стол хватило сил.
... и вечер был, но не было тебя...
... и ужин ждал: его употребят...
Бродила средь экранных новостей,
Не торопилась постелить постель.
... и слёзно снег просился в тёплый дом,
но ветром был по улице ведом.
Молчал мобильный, таяла свеча,
Краснел бокал отпитым сгоряча
Pinot noir, и каждый шум и звук
Давал надежду призрачную – вдруг...
Но таял снег, и таяла свеча,
И телефон по-прежнему молчал,
И таяли надежды, и вино
На прозябание в стекле обречено.
...Когда варила кофе поутру,
Я думала, что без тебя умру.
Но день прошёл, и вечер наступил,
И мне накрыть на стол хватило сил.
У озера
Солнце сквозь облако щурится. Замерло всё. Безветренно.
Время сгорело дочиста – пылью легла зола.
Береговая линия осью зеркальной симметрии
Мнимое и реальное делит напополам.
Длительное равновесие бабочками нарушено:
Нет, в животе не место им – кончился их сезон,
Неосторожное слово и – крыльев цветное кружево
Радужно рассыпается, высветлив горизонт:
Хочешь – пытайся, угадывай, что там ещё припрятано,
Хочешь – вперёд настойчиво двигайся, напролом.
Знаю, запечатлеется трепетное и приятное
Прикосновение бабочки, выпроставшей крыло.
Неесенинское
Белая роза, чёрная жаба,
Жухлый терновый венец.
Сколько теперь ни ласкай, ни карябай –
Ближе и ближе конец.
Звёзды ли гаснут, солнце ли чахнет
В плотных слоях облаков –
Небо речёт, но в небесных речах мне
Знак отыскать нелегко.
Стук по карнизу – капельный вызов,
Чётко чеканящий шаг.
Стих дождевыми иктами вызрел,
Прежние ритмы круша.
Белая роза, чёрная жаба –
Ни повенчать, ни избыть.
Капля за каплей входит ноябрь
В чёрную вену судьбы.
Жертвоприношение
Горчица, перец, карри, мёд –
Пикантный соус, под ним на блюде
Распластан прерванный полёт,
Его сегодня выносят в люди:
Прожарен в меру, яркий вкус.
Вот нож и вилка – отрежь кусочек!
Что скажут – знаю наизусть:
Ах, как он нежен, как он сочен!
С хрустящей корочкой бока
Ласкают взгляды гурманов местных,
И чья-то тянется рука
К столу поближе придвинуть кресло.
Но мне и крошка – комом в рот,
И комплименты – пилой по нерву...
Внезапно прерванный полёт
Мной принесён был напрасно в жертву.
Вы не в тренде
(ироническое)
Зачем вам ритм и рифмы? Нарратив?
Мейнстрим другой, вы от него отстали!
Кто по старинке пишет – нерадив.
Любовь-морковь, страдания, печали,
Измены, войны, тайны бытия,
Пейзажи, освоение вселенной
И поиски утраченного «я»
И истины... Хотите откровенно?
В глубинах подсознания – на дне –
Колония таких ассоциаций,
Которых хватит каждому вполне
На том стихов, но трудно докопаться
До них совком. Попробуйте лопатой.
И выползут, как миленькие, все,
На грозный окрик: «Я сказал – Горбатый!»
Затем снимите классики корсет,
Вдохните с облегченьем полной грудью,
В стихах сосредоточьтесь на одном:
Сокройте смысл, и пусть его добудет
Тот, кто, прочтя, не тронется умом.
© Людмила Макеенко, 2019–2020.
© 45-я параллель, 2020.