В чуланах душ мы слово позабыли
В чуланах душ мы слово позабыли
Средь обветшалых лозунгов гнилья.
Оно там задыхается от пыли
И гибнет от всеобщего вранья.
Стихов бездарных мутная полова,
Пустые щи бессмысленных словес...
Каким безвкусным в них предстало слово,
Теряя привлекательность и вес.
А ведь оно – всему первооснова,
В нём суть явлений и закон миров.
Прости же нам, растерзанное слово,
Бесчувственность к великой силе слов.
Тревога в сердце крылья распростёрла.
Собратья, вас о милости молю,
Ведь если слову сдавливают горло,
На собственном я чувствую петлю.
Постигая под вечер молчанье миров Мураками
Постигая под вечер молчанье миров Мураками,
С приземлённых желаний срываясь в бездонную высь,
Непрерывное время дискретными выпью глотками,
Чтобы лучше понять парадокс под названием жизнь.
Распахнув темноту предрассветной обугленной ночи,
Обжигаясь душой о Вселенских ветров круговерть,
Захочу разгадать смысл стоящих в строке многоточий
И найти в уравненье: чему же равняется смерть.
Город пахнет свежим снегом
Город пахнет свежим снегом с мандариновою коркой,
Венским кофе, шоколадом и горячей шаурмой.
Он пронизан звонким смехом ребятни, летящей с горки,
Хоть захвачен в плен отрядом дней завьюженных зимой.
А она морозит больно на трамвайных остановках,
С ней каток проспектов светел, только боязно ходить.
Но, песок мешая с солью, дворник лёд посыплет ловко.
И пока смеются дети, город наш не победить.
Не буди непокой
Не буди непокой. В чудеса я давненько не верю.
Мне милее размеренность мыслей, спокойствие книг.
В ампутации чувств я привыкла не видеть потерю.
Для чего ж ты звездой на моём горизонте возник?
Для чего будоражишь остывшие недра вулкана,
Не внимая рассудку, не чувствуя в этом беды?
Звёздный призрачный свет состоит из надежд и обмана,
И цунами любви только буря в стакане воды.
Редакторский секач и цензорские вилы
Редакторский секач и цензорские вилы
Науськаны на слог и на бросок легки,
Вгрызаясь до крови, вытягивали жилы
Из раненых словес натруженной строки.
В ней выхолостив смысл, отправив стих на муки,
Стараясь извести поэтики геном,
Спешили палачи умыть скорее руки
И вытирали их кровавым полотном.
То Богу, то царю, то партии в угоду
Причёсывали суть, губили естество.
Но жив поэт, пока жива его свобода,
Ведь стих на поводке не стоит ничего.
Красива строгость формул? Не спеши
Красива строгость формул? Не спеши
Бранить искусство, возлюбив науку.
Есть память у воды, тепло у звука
И запах незабудок у души.
Пока науке формулы искать,
И объяснять нам дивные явленья,
Искусство создаёт стихотворенья –
И мир готов их истину признать.
Дай, Боже, мне...
Дай, Боже, мне упорство и решимость,
И трудные задачи по плечу.
Но не прошу познать непогрешимость
И скучной правоты я не хочу.
Дай счастье встречным людям улыбаться,
Большое в них и малое любя,
Пусть изредка, но всё же ошибаться,
Чтоб не считать мне истиной себя.
Даруй стремленье, многое изведав,
Найти слова, чтоб стал весомым стих.
Но не позволь мне, радуясь победам,
Унизить поражением других.
Май то нежен, то зол
Май то нежен, то зол, будто чувства проснулись в подростке.
Вот и я заблудилась средь жизненно важных опор,
И трамвай-старикашка запыхался на перекрёстке,
Где глаза воспалённые пялит на мир светофор.
Что-то в этом не так. Потерялась гармония света.
Расспросить бы о ней, но забылись простые слова.
Только небо моё. Ослепительно чистого цвета.
До чего же высокая майская в нем синева!
Читаешь? Я не потревожу
Читаешь? Я не потревожу,
Но, если хочешь, подойду...
Вот жемчуг розоватой кожи,
Как будто персики в меду.
Взмахну ресниц тяжёлым шёлком,
Чтоб ты ко мне навек прирос.
И ливень расплетённых кос
Внезапно хлынет из заколки.
Узнаешь ты, что значит рай
С его блаженством наслажденья
От нежности прикосновенья.
Газета свежая?! Читай...
Осторожной змеёй подползёт тишина, поцелует
Осторожной змеёй подползёт тишина, поцелует.
И почудится мягкое жженье на левом виске.
И увидишь, как сумрак прикрыл высоту голубую,
Обнажённые звёзды купаться спустились к реке.
И внезапно поймёшь, почему погрузиться хотелось
В это таинство ночи. Его откровения ждёшь.
А в живом серебре, отражающем лунную спелость,
Словно стайка мальков, зарождается завтрашний дождь.
А сердце моё не вмещает отсутствия моря
А сердце моё не вмещает отсутствия моря,
Как узость окна не способна объять горизонт.
Глаза прикрывая, купаюсь в небесном просторе,
Представив насыщенный йодом колючий озон.
Хоть солнечный луч, как волна набежавшая, светел,
И птицы мелькают вдали, как верхушки буйков,
В небесном Гольфстриме играет неистовый ветер
Расхристанной пеной несущих грозу облаков.
Я к морю вернусь. Пусть не сразу, но всё же однажды
Прохладную воду поглажу горячей рукой.
И выступят слёзы, рождённые длительной жаждой,
И тотчас смешаются с родственной солью морской.
Когда верхом на сером волке
Когда верхом на сером волке
Скакали мы в густом лесу,
Когда вокруг седые ёлки
Качали темень на весу,
Меня от зла оберегая,
Ты удивлялся, не тая,
Что для меня желанней рая
Любовь волшебная твоя,
Что я легко и сумасбродно
Хлебец ломаю на куски,
Чтоб в небе стайку звёзд голодных
Кормить доверчиво с руки,
Что забываю о невзгодах,
Весьма суровых наяву,
Что скоро тридцать и три года
С тобою, сказочным, живу.
Жар нещадный сушит росы
Жар нещадный сушит росы,
Поседели тополя,
Золотистым абрикосом
Перекормлена земля.
А погода к листопаду
Поворачивает руль,
Хоть горячим шоколадом
На губах горчит июль.
И блаженство не испито,
И смущает впереди
Неба старое корыто,
Накопившее дожди.
Время требует проверки
В убегающих часах.
Звёзды, словно водомерки,
Заскользили в небесах.
На крыло встающий аист
Пьян от первой высоты.
И вот-вот уронит август
Календарные листы.
Снова снилась тайга
Снова снились тайга, сахалинские пёстрые сопки,
Кисло-сладкая щедрость кровавых брусничных полян
И гурман-медвежонок, икру добывавший не робко
Там, где в реки, как в банки, кету прессовал океан.
В сентябре берега опьяняли грибным ароматом,
Но ушли сейнера на путину, волну теребя.
Здравствуй, детство моё в островных бирюзовых закатах.
Здравствуй, каторжный край, ибо каторга – жить без тебя.
Прочитано, осмыслено, известно
Прочитано, осмыслено, известно,
Но обожжёт прозренье глубиной,
И видишь святость Матери небесной
В простом обличье женщины земной.
И чувствуешь, что всё неразделимо,
Как плотный узел с множеством дорог,
Ведь женщина, рождающая сына
Уверена всегда, что мальчик – Бог.
Её любовь приводит к заблужденью,
Но в счастье мать не ведает стыда
И верит, что зажжётся в миг рожденья
Над сыном Вифлеемская звезда.