Людмила Некрасовская

Людмила Некрасовская

Четвёртое измерение № 26 (266) от 11 сентября 2013 года

В необозримости души

 

 Зарыдает гроза
 
Зарыдает гроза, пригрозит ли ненастьями небо,
Сквозь бинты облаков станут видимы молний рубцы −
Стоит солнцу блеснуть, эта боль превращается в небыль,
Да и ночь подсластят раскатившихся звёзд леденцы.
Потому и люблю неустойчивость летней погоды.
Мне капризы её, как ни странно звучит, по душе.
Знать, такою была и сама я в наивные годы.
Жаль, такою нельзя на сегодняшнем быть рубеже.
 
Гончие Псы
 
Опять небесные ворота
Закрыть забыли на засов,
И снова рвётся на охоту
Большая стая Гончих Псов.
И кровь предчувствуя, и мясо,
Оскалив грозные клыки,
Поспешно рвёт у Волопаса
Из рук тугие поводки,
Чтоб в два прыжка достигнуть цели −
И жертва корчилась в зубах.
Ах, как ты грозен, Ян Гевелий,
Вписавший в небо этот страх.
Какая редкая суровость,
Провозгласившая закон,
Что Псы твои, как наша совесть,
Свершают еженощный гон.
Мы их обходим стороною,
Не предлагаем хлеб в горсти,
От них испуганно рысцою
Бежим по Млечному пути,
В отчаянье достигнув края,
В душе раскаянье копя,
Бежим от Псов, не понимая,
Что убегаем от себя.
 
Время
 
С тех пор, как повсюду (увидите сами)
Построили башни с большими часами,
Не прячется время за вёрсты и мили,
Его как собаку на цепь посадили.
Ошейник часов натирает мозоли,
А время желает свободы и воли.
И столько в минутах тоски и печали,
Что лучше бы времени не замечали.
 
* * *
 
К словам пора бы относиться строго:
Ведь все они − какое ни возьми! −
Первоначально были в небе Богом,
А после замусолены людьми.
Но как бы ни сложилась наша сага,
Слова хранят присутствие Творца:
Напишешь их − оплавится бумага,
Произнесёшь − засветятся сердца.
 
На подходе сирень
 
На подходе сирень. Пряный воздух насыщен победой
Над снегами и льдом, над всесильем свирепой зимы.
Ах, как хочется жить! Посмотри: воробьи-непоседы
Возле лужиц снуют и теплу напевают псалмы.
Всё ещё впереди: и трава, и листва, и цветенье,
И жужжание пчёл в аромате черешен густом.
Ах, такою весной надышаться бы до опьяненья!
Но карету к дверям подают с медицинским крестом.
 
Господь велел
 
Господь велел: «Не возжелай чужой жены». А я не слушал.
И потому, как ни крути, мне совершить придётся зло.
Послал я Урия домой, Вирсавии спасая душу.
И видеть преданность его мне чрезвычайно тяжело.
Но он − мужчина, воин он. И за меня готов сражаться.
А у завистливой толпы две хрупких жизни на кону.
Когда бы правду он узнал, ужели стал бы обижаться
На то, что я, спасая их, его отправлю на войну?
Прости, о Господи, прости! Душе противен выбор этот.
Не подлость мной руководит, и не корысть, и не испуг.
Здесь − женщина, любовь, дитя, что стать должно светлее света,
А там − кровавая заря и посланный на гибель друг...
 
Базилика Сакре-Кёр
 
− Ах, Жанна, девочка, меч тяжёл.
Тебе ли спасать страну?
− Я знаю, шаток у нас престол,
Закончить пора войну.
Уже не в силах моя земля
Испытывать эту боль.
Долой сомнения короля!
Я дам тебе трон, король!
− Ах, Жанна, девочка, королю
Признательность не грозит.
− Я больше жизни страну люблю,
Но смертью она сквозит.
Мне даже снится с недавних пор
В предутренней тишине,
Что для меня разведут костёр,
Помогут согреться мне.
− Ах, Жанна, на полтысячи лет
Останешься ты одна!
− Вам нужно выслушать мой ответ?
Была бы моя страна!
 
Что-то холодно мне
 
Что-то холодно мне. Превозмочь не сумела волненье.
Почему же боюсь, ведь была на подмостках не раз?
Дивный вечер... Париж... Нужно людям создать настроенье...
Вот и зал, что согрет добротой предвкушающих глаз.
Одолею себя, чуть поправлю воланы на блузке,
А на сцене замру, продлевая волнующий миг.
И стихи о любви не спеша прочитаю по-русски.
Если б знал ты, Париж, как к лицу тебе русский язык!
 
Ватикан
 
Пронзает красота, касаясь голых нервов,
Восторженная тишь рождает непокой.
Мне дорог Ватикан не уймою шедевров,
А гением людским и гордостью людской.
Созвездие имён здесь временем не стёрто:
Бернини, Рафаэль, и Джотто, и Манцу,
И Перуджино, и Джакомо Делла Порта.
Здесь дар людских сердец Небесному Отцу,
Здесь к звёздной высоте взлетает купол серый.
Я увидать его лелеяла мечту,
И вот, хочу понять: какой должна быть вера,
Сподвигшая создать такую красоту?
Сквозь Дверь Добра и Зла пройти, быть в Старом Гроте,
Услышать, как века взывают к нам со стен,
И, впитывая боль «Пьеты» Буонарроти,
Душою ощутить: что отдано взамен.
 
После дождя
 
Мы позабыли дома боты.
И плач небес не переждём.
Черно высокое болото
И переполнено дождём.
Семь дней Потопа пробежали −
Для шашлыка не сыщешь дров.
Вот ёлки выползли ежами,
На иглы дождик наколов.
Но с неба пасмурную пену
Сдувает ветер поутру.
Луна бледнеет постепенно
И мечет звёздную икру.
Верхушка леса золотая
Под пробудившимся лучом.
И птиц взволнованная стая
Полощет горла хрусталём.
 
Если рюмочку к обеду
 
Если рюмочку к обеду
Под застольную беседу,
Под лосось, грибы в сметане,
И привычный винегрет,
Под окрошку с русским квасом,
Расстегаи с сочным мясом,
То вселенское цунами
Не испортит вам обед.
А когда стоят закуски
Без бутылочки по-русски,
И огурчик малосольный
На зубах уже хрустит,
Холодец с горчицей дружен,
То блины с икрой белужьей
Даже тем, кто всем довольны,
Не улучшат аппетит.
 
Вавилон
 
Почему не росла с возведением башни тревога?
Разве нам посулили в небесных мирах благодать?
Мы с надменной гордыней понять вознамерились Бога,
Но утратили счастье: людей на земле понимать.
Вавилон, Вавилон! Мало проку в уроке вчерашнем,
Потому-то и правят извечные алчность и страх.
Будто камни твоей до любви не достроенной башни,
Как наследство отцовское, мы сохраняем в сердцах.
 
А знаешь, я внезапно поняла
 
А знаешь, я внезапно поняла,
Что даже дня не выдержу в разлуке,
Что если ты на миг ослабишь руки,
Замёрзну я, лишённая тепла
Твоих объятий, в льдинку превращусь,
Слезами исходящую в бокале,
Касаясь губ, которые ласкали,
Пока горячим был напиток чувств.
А знаешь, я внезапно поняла,
Что без тебя мне этот мир не нужен,
Что я хочу тебе готовить ужин,
С волненьем ожидая у стола,
Прислушиваться, как сопит малыш,
Медведя обнимающий в кроватке.
Взгляни, как наше счастье дышит сладко...
И ты похож на сына. Так же спишь,
Как будто видишь сказки наяву,
Их извлекая из-под одеяла.
А я ещё вчера не понимала,
Что без тебя и дня не проживу.
 
Пьета
 
Ты и Муж и Отец. Это больше, чем просто родня.
Потому-то, Всевышний, я горечью слух Твой тревожу.
Из бесчисленных чад за смиренье Ты выбрал меня.
Но жена ль я Тебе? Нет, орудие замыслов Божьих.
Я судьбу приняла, ибо Сыну Создателя − Мать.
Но впервые с Тобою беду разделить захотела.
Ты почувствуй, Отец, как немыслимо больно держать
На дрожащих коленях сыновнее мёртвое тело.
Не дитя отобрали − о счастье святую мечту,
А ведь Сын, не колеблясь, за них Свою кровушку пролил.
Как смириться, скажи, признавая Его правоту?
Как молиться за мир вопреки нестихающей боли?
 
* * *
 
Опять глазам прозренья хочется,
Чтоб чистоту небес впитать,
И звёзд высокое пророчество
По книге Космоса читать,
Живописать земное, бренное...
Но лишь слова в строку сложи −
И потеряется Вселенная
В необозримости души.