Из цикла «Положительный резонанс»
Больше чем…
Зима хранит кристаллы разговоров,
Луны облатку, бисер ночника…
В себя приду. Но, видимо, не скоро:
Владеет сердцем твёрдая рука!
Моих чудовищ, нежных и домашних,
С цветочной, лепестковой чешуёй
Рисую солью, рассадив по башням.
Я Вас считаю больше, чем семьёй!
Моих чудовищ выдают не вздохи,
Не музыка сердечных мандолин…
Мои драконы – страшные пройдохи
По части тайн! Глотаю аспирин,
Прижав к себе диванную подушку!
Чудовища девичьих мыслеформ,
Убив во мне кокетку и простушку,
Меняют кварц на родовой фарфор…
Беседы на кухне
Беседы на кухне заполнила мягкая синь.
В глазах акониты, у нёба – лесная полынь.
Я слышу без слуха и вижу теперь в темноте –
Вы знаете тайны в их лёгкой, пустой наготе!
Каркас мирозданья похож на прозрачный листок
Побитый дождями, распластанный по бездорожью.
Мне кажется, небо спускается сквозь потолок,
Когда я вас слышу, объятая тайной и дрожью.
Растёт оперенье в местах неожиданных ран.
Беседы на кухне рождают несложное счастье.
Отсюда не выйти – не дёрнуть у счастья стоп-кран!
И пульс расцветает, пробившийся через запястье!
Женщина
Я – женщина, пленённая мужчиной.
Мне дела нет до мира и страны.
Ребром, золой и обожжённой глиной,
Рукою Бога, когтем Сатаны
Я вписана в Скрижали, в Гримуары.
Я – в каждой карте ведьмы Ленорман.
Мои любовники напишут мемуары,
В которых будут правда и обман.
Для них я – нерв. Я вкручена в сосуды.
В бордовый от дождя тугой пион.
В осколок гжельской голубой посуды.
Я – чёрный и пугливый махаон.
Кукушка, разбросавшая наследство,
Гусыня, что трясётся над детьми.
Моё с мужчиной вечное соседство
Оплачено терпеньем и плетьми.
Любила тех, которых проклинала.
За ними шла на казнь и на костёр.
И кто в доспехах ратных я не знала
Ворвётся после боя в мой шатёр!
Я – женщина, любительница яблок.
Сосуд для первородного греха.
Я – россыпь горных дымчатых фиалок.
Я – горностая снежные меха.
Меняются монархи и вассалы.
Меняются порядки государств.
Ломают мародёры и вандалы
Границы узаконенных пространств.
Потух очаг. Вокруг чумное время.
Мне дела нет до мира и страны.
Я – Богово, я – дьявольское семя.
Хотя давно не повод для войны,
Как ранее троянская Елена...
Сукровицей пропитан белый флаг.
А я по-прежнему морская соль и пена.
Мужского сна неистребимый враг!
У мамы в маках платье
У мамы в маках платье.
А у меня – в горошек.
Мамин шрам – распятье.
А мой – от босоножек.
Красный галстук бьётся
На груди, как птица.
Что мне так неймётся,
Хоть уже за тридцать?!
Сказка Метерлинка –
С привкусом грильяжа.
Елохово – пылинка,
В зеркалах пассажа.
Здесь торгуют бойко,
Встречи назначая.
А когда-то горько
Пахло иван-чаем!
Особняк прабабкин –
В темноте лампадка.
Мамины загадки,
Школьная тетрадка…
Это всё крупицы
Близких мне историй.
Любимые ресницы…
Холод. Крематорий.
Рагнарок
Из триптиха «Посвящение харьковскому революционеру»
– Как думаешь, мы победим?
– Твой бог, наверное Один?
– Наш Бог – един!
– Коль тебя в Валгаллу,
Я стану Валькирией!
Меня рисовали, как Галу,
А теперь, хотят в Ирий*!
У меня, кукушки, ключи.
Перевёрнут фитиль свечи!
Кто-то в церкви поставил
Во злобе.
Знаю – уже в утробе,
Общий сын – богатырь.
Слышишь? Плачет ковыль,
Повенчанный с кровохлёбкой.
Робко,
Аистом обернись – прошу!
Без тебя не дышу...
Нас с тобой разлучают.
Собаки воют и лают,
Будто бы к мертвецу!..
– Рыжая, не к лицу,
Тебе верить в приметы.
Вы поэты – сороки!
– Мы ещё и пророки….
А в Валгалле живут птицы-беркуты!
Горы круты...
– Рыжая, уходи!
На часах – шесть утра. Без пяти.
Чувствую, близко враг.
Желаю тебе всех благ.
Коль свезёт, то родишь мне сына.
Что застыла?!
Прячу нож на груди.
– Рыжая, не поможет!
Как ты со смертью…схожа! –
В глазах – красота безумия,
Каплями полнолуния,
Слёзы стекают на лезвие…
– Рыжая, мы железные!
Выстоим, выживем, выжжем!
Я обещаю!
Киев тебе посвящаю!
Его красоту и стать.
За Киев иду воевать.
Не для нас Рагнарок!
Прогоним нечисть!
Рыжая, дай мне срок!
И плечи…
___
* Ирий – в восточнославянской мифологии древнее название рая.
200. Памяти погибших друзей-ополченцев
Страшно смотреть на закрытые печи во время кремации?
Страшнее, поверь мне, молчащие серые прямоугольники.
У меня за окном уже год смеются и курят покойники,
Прихватившие мой номерок. Слышишь? Шипение рации!
Каждый мечтал похитить и увезти. Рыжие девушки в моде.
Ладно, согласна на «милитари» вместо белого подвенечного!
Валерьянка закончилась в сумке. Нет и лекарства сердечного.
Вроде всё хорошо: дома подруга, папа весь день на заводе…
Только мучает странный стук. Это жребий бросают гвозди:
Кто первым поставит подпись на крышке закрытого гроба?
Новый вояка пришёл: «Подари мне заколку, зазноба!
И платок подари, краснощёкая. С меня – виноградные грозди!
Абрикосы! Подол подставляй! Присядем с тобой на дорожку?
На! Игрушку! Купил за углом. Но убили вчера братишку…
Я бы выпил покрепче. Но знаешь, не время! Хвачу ещё лишку!
У нас там затишье, девчушка. Чувствую, что понарошку!»
Ночью лампу зажгу. То, что день отобрал, в дождях мне почудится.
Дерзкий спор, звонкий смех, чуть скабрёзные шутки мальчишек.
Драчуны! Вам с покоем не стерпится. С Богом пусть слюбится!
Лёгких троп за бугры! В ту деревню, где запах галушек да пышек.
Где под дождём вымаливают мальвы…
Из цикла «Лики Солнечногорска»
Где под дождём вымаливают мальвы
Себе покой, нетронутый грозой,
Где гипсовые львы тягучи, плавны,
В кусочках мха сливаются с росой,
Ворота покосились. В ржавой пене,
Что дышит с вишней воздухом одним,
Забытый дом среди кустов сирени
С крыльцом прогнившим,
влажным,
но родным…
Где у забора кляксой черноплодка,
Где в паутине немощный сарай,
Свой век печальный доживает лодка,
Что увозила папу прямо в рай…
Сниму при входе шляпку из соломы.
Присяду в мокрый сломанный шезлонг.
Мне ключ незримый тихо, невесомо,
Любимый кто-то положил у ног…
Лабытнанги
Лабытнанги* белой смертью** замело.
На губах солёный привкус рыбы.
Вдоль дорог – нетающие глыбы.
Только бы фургон не повело!
Сжав ладони домиком – дыхнёшь,
Согревая пальцы тёплым паром.
Звёзды, что сочатся реальгаром,
Ты в карман, увы, не соберёшь!
Зеленеет медь полярных сводов.
Веселеет сонный проводник.
В сердцевине северных народов
Бьёт сиянья радужный родник.
– Салехард отсюда недалече.
Будете оленье молоко?
Выбрались! Успеете на встречу! –
На душе становится легко.
___
* Лабытнанги – город «семи лиственниц» на севере.
** Белая смерть – так именуется на местном наречии буран.
Коломна
Калачная – полумесяцем.
На площади тонкий лёд.
Коломны витая лестница
Бог знает, куда ведёт.
Маринкина башня бесится –
Встряхнётся в ночи совой.
Подлунная околесица
Запахнет полынь-травой.
В меду пастила да пряники.
На окнах как встарь – герань.
Декабрь, слоняясь, пьяненький
Наливкой сожжёт гортань.
Зима на природном компасе.
Далёко Медовый Спас.
Совино-бунтарский промысел
До времени поугас.
Во льду анемоны синие –
Июньских остатки треб.
Не сахаром блещет – инеем
Коломны душистый хлеб.
Гостей подкупила маслицем.
Заштопала, прям по шву.
Нам будет, о чём похвастаться,
Вернувшись к себе в Москву.
А ночью заплачет родинка
В предсердии у Кремля.
Коломна, опять молоденькой,
Танцует, как ей велят
Те силы, что в башне маются…
Истошен совиный крик.
По улицам вновь слоняется
Маринки ночной двойник.
Динка
Я готовлю одну яичницу,
И ту – без лука!
А ты любишь во мне отличницу,
Какая скука!
Не лучше ли дикой, не лучше ли Динкой*,
Стоять у стенки, содрав коленки?!
Лохматой, босою!
Зато простою!
Смотреть с утёса, на волны Волги.
Спиною считать иголки
Тугого ельника!
А позже глазурь Сочельника
Слизать с печенья.
Нравоучения,
Выслушать и сбежать!
В тихом ли омуте,
В классной ли комнате,
Веселиться на твёрдую «пять»!
___
* Героиня романа Валентины Осеевой «Динка».
© Марина Пономарёва, 2017–2019.
© 45-я параллель, 2019.