Метафизические ходы
Владислава Ходасевича
1
Замереть перед зеркалом, вглядываясь в себя, как в портрет времени, тщась расшифровать бездну собственного «я», будучи спелёнутым заблуждением отождествления оного со своим телом…
Я, как дикое слово; подлинное «я», как отрицание «я» привычного, седеющего, стареющего…
Разворачивается жёсткое, жестокое к себе, хрестоматийное: «Я, я, я. Что за дикое слово?»…
Многим существует поэзия – своеобразная сумма сумм; многим она значительна; но есть в ней момент, связанный с мучительным пунктом: узнавание многими описываемой ситуации.
Или – ситуации живописанной: ярко и мощно, благодаря системе рифм и размеров…
И вот – кто не испытывал в определённом возрасте мук, переданных в шедевре Ходасевича?
Кто не сталкивался с напраслиной необходимого поиска?
…не говоря уже обо всех тончайших нюансах этого стихотворения – бархатного, чуть влажного, и вместе кристаллически-твёрдого…
Стихи Ходасевича вообще тверды: лишнее в их устройстве не подразумевается: только суть.
А суть – от соли, чьи крупинки всегда находятся в соответствие с понятием «мера».
Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.
Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю чёрную оно упасть должно.
И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрёт и прорастёт.
Тень Экклезиаста мерцает в дали, и нечто ветхозаветное (чуть ли не с тою же мощью) проступает через такие ясные строки.
Ясность выше простоты, ибо последняя бывает хуже известно чего…
Стихи Ходасевича – магические кристаллы, где смыслы нарастают новыми гранями, любая из которых сверкающая.
Картина ли жизни, пейзаж, психологический портрет, шутка – всё с блеском даётся в разнообразном мире Ходасевича.
Во дни громадных потрясений
Душе ясней, сквозь кровь и боль,
Неоценённая дотоль
Вся мудрость малых поучений.
«Доволен малым будь!» Аминь!
Быть может, правды нет мудрее,
Чем та, что вот сижу в тепле я
И дым над трубкой тих и синь.
Сухость и чёткость, и…нечто от пути дервиша, познавшего так много, что высказываться можно только кратко, предельно мускульно…
И вновь, точно совершив круговое движение, читательская душа возвращается к метафизической теме зеркала, и себя перед зеркалом (без нарциссических моментов, разумеется), и вновь звучит классическое стихотворение Ходасевича, не давая ответа на вопрос, но заставляя душу работать в предельном режиме напряжения…
2
Два стихотворения
Путём зерна идёт цивилизация; история, всё усложняющаяся и усложняющаяся, вынуждена совершать этот же путь, коли нет вариантов роста.
…а всеобщий, постепенный, очень медленный рост есть цель истории: не слишком отчётливая, но очевидная, когда приглядеться.
И вот В. Ходасевич обозначает этот путь в кратких, библейски звенящих, очень ясных внешне и перенасыщенных раствором метафизики стихах:
Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.
Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю чёрную оно упасть должно.
И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрёт и прорастёт.
Так и душа моя идёт путём зерна:
Сойдя во мрак, умрёт – и оживёт она.
И ты, моя страна, и ты, её народ,
Умрёшь и оживёшь, пройдя сквозь этот год, –
Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путём зерна.
Круг извечности: касающийся каждого: а любой есть клетка народа и социума; круг движения стран и цивилизаций ярко блистает в небольшом стихотворении.
Есть и другой полюс – свидетельствующий о глубине восприятия жизни: стихотворение «Перед зеркалом» – там отвращение к себе, как следствие внутренней работы: постоянной, крепкой, тяжёлой; это отвращение, зовущее к совершенству – недостижимому, но такому желанному…
…помимо поэтических высот – пойманное состояние и ощущение знакомо многим, если не большинству, живущих; как и сомнение: неужели вот эта внешность, этот плотский куль и есть я?
Ведь должны же быть иные измерения…
Так, высоты, продемонстрированные Ходасевичем в двух этих перлах, убеждают во многом…
3
Ходасевич-критик
Тютчев, Сологуб, Державин…
Ходасевич-критик чрезвычайно наблюдателен: ни одно движение мысли великих предшественников, воплощённое в строках, не ускользнёт от чёткого, остро сфокусированного взгляда…
Вместе – необыкновенная тонкость отличает его статьи: шкала этого качества не разработана ни в психологии, ни, тем более, в литературоведении, однако, читая и перечитывая статьи Ходасевича, думаешь именно о ней: о погружении в мир, где надо иметь дело с тенями и оттенками, с изумительными отливами, с привкусом неба, и ощущениями, касающимися тайных полей личности.
Он пишет красиво и выпукло; и выразительность статей такова, что вроде бы с детства известные стихи классиков воспринимается по-новому, словно стекло протёрли.
Мускульная сила и энергия фраз!
Они – точно продолжение собственных строк Ходасевича: таких сильных, столь пёстрых…
В «Некрополе» – книге и мемуарной, и критической – Ходасевич ткёт, соплетает, прорисовывает портреты поэтов серебряного века: тех, кто собственно и посеребрил его; он их вспоминает, и точно перевоссоздаёт; он их изучает, и вместе просто рассказывает о них.
История становится очевидней.
История литературы – как часть общего процесса глобальной истории – становится более выпуклой и интересной благодаря прозаическим работам большого поэта В. Ходасевича.
4
Формула сознания
Жизнь, густо наполняющая сознание разной разностью, не фильтрует содержание оного, и процент нелепого и ненужного здесь очень высок.
Плюс – поднимающиеся из бездн оттенки всех сортов страха, страстей, индивидуального, не столь опасного безумия…
Можно ли всю эту крепко заваренную кашу адекватно отобразить?
Не говоря – отменить, очистить сознание до пределов, когда человек становится нищим духом: то есть столь чистым, что готов принять высшее, золотящееся содержание?
Насчёт последнего сложно, а вот выразить вечное бурление в краткой, компактной, поэтической формуле оказалось возможным:
Перешагни, перескачи,
Перелети, пере- что хочешь –
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи...
Сам затерял – теперь ищи...
Бог знает, что себе бормочешь,
Ища пенсне или ключи.
Так звучит маленький шедевр Ходасевича, показывающий постоянную интенсивность работы сознания, подсознания, надсознания…
От последнего – плохо изученного и вообще мало постижимого – здесь «перелети» – всё низовое, пустое, скверное, и «звезда», и «камень из пращи» – вполне достаточно, и всё это из поэтического арсенала, манящее, сулящее…
Вечное стремление взлететь логично для поэта: он и взлетает – в лучших своих творениях.
Но снова приходится низвергаться: в плотскую реальность, в бездны быта…
Снова.
Финал стихотворения об этом.
Но никто, кажется, лучше не передавал неистовость вершащегося постоянно в сознании, чем Ходасевич этим семистишием.
Иллюстрации:
портрет В.Ф. Ходасевича 1915-го года, выполненный его племянницей
Валентиной Ходасевич – советский живописец, театральный художник и график.
Член Союза художников СССР, годы жизни 1894 – 1970;
портрет В.Ф. Ходасевича 1921-го года работы Юрия Анненкова;
Портрет В.Ф. Ходасевича работы художника Н.А. Андреева, Берлин, 1922.