Дa...
Да март, да снег, да мы с тобой,
Да комнат две, да свет земной,
Да из окошек гаражи,
Да за руку меня держи,
Когда влетит в окно за мной
Тот ангел тёмный и худой.
В пустыне
(Из цикла «Свободная»)
Приподнимая медленно колени,
Припоминая караванный путь,
Верблюдица звезду звездой заменит
И след судьбы сумеет изогнуть.
Другой шатёр – иное расстоянье
От встречи до ладони на груди…
Пески текут и времена настали
Для будущего город городить,
И ставить стены, и крепить ворота,
И стражу до зубов вооружать…
И черпать ночь, до дна, одной заботой
Тебя как птицу к небу приручать –
Чтоб ты, помедлив, над моим несчастьем
Взлетела и воздушною тропой
Ушла в полёт, жизнь разделив на части –
Ту, до тебя, и эту, не с тобой.
Суламифь
(Из цикла «Севилья»)
Сшей платье себе подвенечное –
Под стрёкот – стежками – цикад.
Чтоб только подвинула плечиком –
И ткани на землю скользят.
Чтоб только откинулась телом ты –
И я уже вместе с тобой...
Атласное платье, не белое –
Граната кровавый раскрой.
Сшей платье себе подвенечное...
Фата на затылке остра...
Над площадью бабочки мечутся,
Иль пепел летит от костра?..
Печать моя, шестиконечная,
Не сможет помочь, Суламифь.
Сшей платье себе подвенечное,
Подол – дольше жизни – продлив.
Барашек Телемах
Восстань, Телемах, что бездействуешь Гамлетом детским и датским?
Отец повелел отомстить женихам, поразить их из лука,
Чтоб гимном победным звучала струна и стрела долетела
До чёрных сердец – поражая, врагов предавая – Аиду.
Что бродишь у моря, где пены прибрежной барашки укором?
Ты сам, как барашек! Пригнут посильнее склонённую шею,
Лицо развернут на столе, за которым пируют и щёку
Прижав, проведут острым лезвием борозду смерти – по горлу
* * *
Что толку книги сложные слагать,
Обычное куда полёта проще.
Война пришла, последняя разбл…,
И лжёт мальчишке в погорелой роще –
Лежит он, и помятая трава
Пуста и слева от него, и справа,
И ходит в сердце медленно плотва,
И в небо уплывает от заставы…
* * *
Но что же детский лепет Афродиты?
Перевели божественный язык
На речь Эллады – золотое сито
Отсеяло нелепый стон и крик,
И смертных взгляд… Идёт тропой прибоя
Киприда – сбились с мерности гребцы,
Шатнуло корабли, и беспокоя,
Растут лучи из певчих сердцевин
Глаголов нежных… по холмам прекрасным,
Селеньям, что бегут, ликуя, вниз,
Всё льётся свет и знает – не напрасно
Прийти от звёзд, играть как лёгкий бриз
На женском теле и волне зовущей
Читать признаний бурные слова:
Из пены вязью, солью звонких кружев
Начертаны – и умерли, едва
Рукой коснулась пылкая богиня,
Улыбкой стёрла с берега печаль,
И, засмеявшись совершенству линий,
Вся в зеркале… но Марс из-за плеча
Возник и смотрит, и любовь отныне
На лад военный вновь переводить,
И письма треугольные застынут,
На берегу недвижимой воды.
Rules Master
«…l'amor che move il sole e l'altre stelle»
Я твой бездумный пассажир,
Пусть за бортом царит ненастье,
И тварь, что создал Бог, дрожит,
Пред времени щербатой пастью.
Рули! У бешеной волны
Сирены голос – неизбежный.
Рули, мой капитан, чтоб сны
В глубинах не сомкнули вежды.
Чтоб видел в рубке я тебя,
И руки крепко, на штурвале,
Средь бури, нас не погубя,
Курс на спасение держали.
Простор
Сменить жильё, леса, поля,
Другие имена приладить,
Но помнить, что идут, пылят
Грузовики назад не глядя.
Сухой клубится глинозём,
Трясёт просёлочной дорогой…
И несказанно нам везёт –
Мы рядом… Синевы так много
Средь тайнописи облаков,
Простых и лёгких как надежда…
И речи сотен васильков
О бесконечной жизни прежней
Сплетаются в единый хор,
И бродит Бог в аллеях Сада,
И на сердце такой простор,
Что больше ничего не надо.
Из «Con amore»
Я приведу тебя к огню,
Который лисы разжигали,
Медведи хворост подгребали,
А вдруг, зажёгся сам, на дню?
Быть может, молнией зажжён,
Возможно – кремень и кресало,
Да только всё тебя искал я,
Наверно, лучшую из жён.
И занялся огнём костёр,
Жонглировал, летало пламя,
И говорил он рядом с нами,
Дымы защитою простёр.
Языческая ночь, как сон –
Почти нема, почти беззвучна…
Дыханье частое и случай,
Что непреложен как закон.
Возьми кувшин…
Возьми кувшин, налей мне молочка,
Из формы глиняной и закалённой,
По вавилонской завязи смычка
Чтоб вился звук – весенний и зелёный,
Соединял две речи навсегда,
В язык один… до высшей сферы нёба
Звучал бы, пел, и я, забыв о льдах,
У вешнего тепла прошёл учёбу…
И стал бы я искать тебя впотьмах,
И в час рассвета, птицей окрылённой,
Рвалось бы слово пересилить страх
Дорог ночных и тишины бессонной,
Которая осталась позади,
Там, в междуречье одинокой речи…
«Теперь ты здесь, – скажу, – не уходи!»,
Ты знаешь имена: полёт и хищный кречет.
О преимуществе стеблей
На ладони стоит человек,
У него на ладони другой…
Эта линия тянется вверх,
Изгибаясь направо дугой.
Ветер сбоку. Растенье. Листы,
как ладони. В прожилках морщин.
Ветви судеб. Подкорок пласты.
Синь и зелень. И зелень и синь.
Красный круг. Направленье – восход.
Запад чётно в глазах отражен.
Преимущество стебля. С высот
Виден битый кирпич – Вавилон.
День в доме испанца
В ранний час сорву с тебя рассвет –
Хороша. Как стать прекрасней сможешь?
Но увижу – тела краше нет,
Чем в сиесту. Зрелость женской кожи.
Разрезай напополам гранат,
Кровоточат страстью в полдень зёрна.
И затих, казалось дикий, сад –
Укрощённый, нежный и покорный.
Ты смотри – вот сыр и белый хлеб,
Терпкое вино, что любят махи.
Нож изогнут, будто лунный серп –
Ты отрежь и брось ночные страхи
В пыль дороги. Пусть сожрут их псы…
Ночь пришла? Она ещё не скоро…
И цыган украл мои часы…
Ты ложись со мной, моя синьора.
Проведу ладонью, захлебнусь –
Как в рассвет. Закат его построже.
Тёмное вплывает. – Птичья грусть...
Без меня пригрей её, о Боже.
Канат
Я пытался пройти по канату ещё до зари,
Между датою первой и датой последней замри.
Я пытался пройти по канату, но страхами сыт,
С места я не сходил – подтолкнули желанье и стыд.
Всё пытался идти по канату, но бездна внизу –
Там огни расцветают и в гости навечно зовут.
Ты пытался пройти по канату от первой из дат?
Упадёшь всё равно и увидишь как тени скользят.
C кем тебе говорить? На канате сидеть визави?
Только ложь окружает – ты в судьи её позови.
Ты весёленьким цветом рисунок бесцветный раскрась,
Дух окрепнет, пойдёшь и не сможешь на землю упасть.
Ты пытался идти по канату, а люди внизу
Не летают, смотри, по асфальту печально ползут.
Я пытался пройти над землёю? Да как же я рад,
Что лежать между вами. Я прост и понятен – ваш брат.
Окраина
(«Сентябрь 2011»)
Я не знаю, какая разлука,
Я не помню, какая мольба.
На ладони, по линиям, в муках
Народилась мне, днями, судьба.
И спустилась на грешную землю,
Повела меня за руку в даль.
В тех краях речи мелкой не внемлют –
Исчерпали до дна календарь…
Точно свет у восточных окраин,
Там, где город споткнулся о МКАД,
Облака золотые Икаром
К переломанным ивам скользят.
* * *
Кто разберёт – откуда и куда
Вода времён подвижная струится –
И под грехами тонут города
В те дни, когда их гибель вечно снится
Пророку. Он безмолвен и незряч,
Но будущее перед ним открыто,
Ни царь не помешает, ни палач,
Ни толпы нищих, ни царёва свита
Сказать – «так будет!» Камень обречён,
Когда он подпирает своды башни,
И жизнь твоя недвижимо течёт,
И рухнет оттого – темно и страшно…
На звёздном небе слово рождено,
И стеблем света вечного обвито,
И буквы сыплются, как жёлтое пшено,
В неумолимый и короткий свиток.
© Михаил Горевич, 2009 – 2015.
© 45-я параллель, 2015.