Александр Бурш
В Старом свете много места,
Только ты, поэт, – ничей.
Не бери с собой реестра
В Новом свете места – прорва,
Ты ничей и даже рад.
У кого счётов по горло,
2.
Затаившись, пью глинтвейн
За название с обложкой –
А искать меня не нужно:
Чёрен в тёмном я дому.
С Борей нам работать дружно,
Дайте срок, приедет Боря.
Отдыхая от дорог,
Вместе с ним мы выпьем море!
Так кончаются поэмы –
Облетающей листвой.
Стих – кому-то – хрясь! – по нервам,
Мы сидели на канале
И читали – про себя.
Мы заглядывали в дали,
Насыщенья любопытства,
Ибо зуд неистребим.
Всюду листья, листья, листья,
Всюду рифмы, ритмы, знаки...
Оборона, фланги, тыл...
Кто-то вспыхнул в Зодиаке,
Что Отечество нам? Время,
Слово – больше ничего.
Мы соратнику поверим,
Ибо мы – не на параде,
Языка – не замарать.
Океан стихов в тетради –
19 мая 2007 года
Хорей однажды сгинул в темноту,
Анапест вышел из библиотеки
Где амфибрахий? – никому не ясно,
Ищи его, свищи – найдёшь едва ль.
И дактиля не встретите, напрасно
Пиррихий сгинул и спондея нету,
Кругом – бурьян, быльё и трын-трава.
Не купите за крупную монету
Метафоры исчезли и забыты,
Все мысли – в лоб, символика гнусна.
Рядами по бумаге паразиты
Не развернуться, не вдохнуть свободно,
Аллитераций более не жди,
Всё мелко, жалко, никуда не годно,
Плодятся пошляки и дилетанты,
Крепчает их потомственный маразм,
Который собирают в фолианты –
Обиделись, ушли навеки музы,
Оставив нас на произвол судьбы.
Отсечены преемственности узы,
Покуда царь-кощей над златом чахнет,
Редеет, мрёт интеллигентный класс.
Его однажды вовсе чебурахнет,
...Так долго сочинял я эти строки –
...Но, может быть, и злы, и однобоки
С таким не сладить и Мадонне,
Он с нами лишь одной ногой,
Всегда в дороге, за рулём.
К нему приедешь, он: «Нальём!» –
Припрятан. Кормит не за страх,
За совесть, что и говорить,
Итак, не бабник. Но поэт
(Пусть усомнятся злые люди).
Поэт привык в расцвете лет
Он академик, он учёный,
Не карп на блюде, запечённый,
И коллектив ему не нужен,
А про обед на сто персон
10 ноября 2006 года
Зелёный дуб и котофей:
Все боги смертны. Но бессмертен
Певец Орфей.
немедленно иди в универмаг,
в отдел «Игрушки».
Покупай не пушки,
А ядра к ним, но только из свинца...
Сходи и в мастерскую кузнеца,
А то и в оружейный магазин:
Проси свинца для самообороны...
Сходи туда, где продают патроны,
Грузила – всё равно, куда – не суть,
Не пожалей ни злата, ни валюты,
Добыв свинца, не медли ни минуты,
Скорее – в поезд, в пригородный лес,
Там разведи кострище до небес,
На нём расплавь свинец и в рот себе залей,
Где по весне звенит капель
И вязнет в слякоти прогресс,
Товарищ РВС живёт…
Но жизнь – борьба не на живот,
Где и поэты, и волхвы
«На вы» общаться он привык –
Не тянет лезть на броневик.
Несёт согбенно тяжкий стресс
Жизнелюбивый РВС.
Хоть РВС и жизнелюб,
Не попадает зуб на зуб,
Когда очередной эксцесс,
Презрев технический прогресс,
Являет внешняя среда:
Противник жалоб и кручин,
Он, улыбаясь без причин,
Идёт опять на зов среды
А там его жестоко бьют,
Кнутом – так свищет этот кнут,
Всем кажется: среди ветвей
Пред серенадой Соловья
Пасует муромский Илья,
Гнетёт и давит вечный бес...
«Листая времени страницы»)
Легко предаться меланхолической хандре.
Автор притягивает не драматической интригой,
Даже не приглашением к словоохотливой игре, –
Исключение из правил, «последний из могикан»,
Может быть, даже ископаемый романтик,
Иногда – рискующий хулиган,
Решительно – не догматик;
Русским языком, чёрным по белому,
Обжигаясь сам, обжигая нас,
Медленному взгляду более, чем беглому
23 февраля 2005 года
издательства «Э.РА»)
Небрежно в тишину двенадцатый удар?
Открой-ка том второй, найди, прочти «Бог помочь...»,
Возьми слова себе, поскольку не убудет
От дремлющих веков – ничто их не проймёт.
Века спокойно спят, никто их не разбудит,
Века текут в песок, на них не понадейся,
Возьми себе лишь то, что золотом горит,
Иначе – всё в песок: и музыка, и песня,
Михаила Наумовича Ромма из Москвы)
Мечты, мечты... Разрушенные здания,
Иссохшие колодцы юных лет.
Художник и Вселенная – дуэт,
Исполнится ль «заветное желание»?.. –
Летит комета – остаётся след... –
Нам не судить, а сочинять сонет... –
У каждого свои дела в долине,
Миры летят – необъяснима спесь.
Родиться, чтоб играть на мандолине,
Мерси, мерси за это Эвелине.
Мы встретились не где-нибудь, а здесь.
«Листая времени страницы»)
Легко предаться меланхолической хандре.
Автор притягивает не драматической интригой,
Даже не приглашением к словоохотливой игре, –
Исключение из правил, «последний из могикан»,
Может быть, даже ископаемый романтик,
Иногда – рискующий хулиган,
Решительно – не догматик;
Русским языком, чёрным по белому,
Обжигаясь сам, обжигая нас,
Медленному взгляду более, чем беглому
Мостик прокладывает к музам на Парнас.
Не Вену с Филадельфией, а Русь...
Там дует ветер, там и я прогнусь,
Там сетовать не следует на грыжу:
Легко ли тормозить земную ось,
При этом уповая на «авось»,
Там наши словеса ещё слышны,
А голоса – предмет библиографий.
Там – невозможность полной тишины,
Там вновь четырёхстопный амфибрахий
Объявлен Гимном. Символы важны!
Но Апполон и Эхо* знают:
Бывает, форма правит смыслом,
И прирастают, примерзают
Они друг к другу – не разъять,
Бывает, форма: рифмы, ритмы,
Рефрен, параболы, цезуры –
Остра и режет, вроде бритвы,
Сродни искусству режиссуры
Нам помогая улизнуть
*Бог «лиры и свирели» Апполон (Феб) и «бессонная нимфа» Эхо – Пушкин отдал им родительские права на Рифму в стихотворении «Рифма».