Бабушка
Учись я с папой в одной школе,
мы вряд ли бы стали друзьями,
но с бабушкой мне повезло.
Не оттого, что она, будучи дояркой, любила Майкла Джексона.
Жалела его и про себя защищала.
И не оттого, что парное молоко
прекрасно сочеталось с булкой и вареньем.
А каждую субботу в избе убиралась двоюродная сестра,
тогда как я был всегда почётным гостем, и уборка меня не касалась.
И даже не смотря на то, что когда-то за свои сломанные часы бабушка учила меня сырой тряпкой уважению и аккуратности – она всегда была среди тех, кто поддерживал мои песенные и стихотворные начинания.
Она улыбалась и плакала,
как может только бабушка улыбаться и плакать от гордости.
А ещё она плакала оттого, что дедушка
не дождался меня –
заболел и в свои сорок восемь остался в восемьдесят шестом.
Но потом успокаивалась и снова улыбалась,
ведь она меня дождалась.
В наш с ней предпоследний раз мы слушали запись концерта короля в поддержку Африки.
Последний – был в больнице.
Бабушка умерла 17 июня 2009 года.
Король умер на восьмой день.
На девятый – весь мир оплакивал мою бабушку, как свою королеву.
Мама
После сотворения мира каждая космическая Мама
уменьшается и становится мамой-рыбкой.
Она поселяется в квартиру-аквариум,
устраивает своё окружение и быт
и начинает свой водно-земной путь.
Окна её дома наполняются улицей, пространство комнат – семьёй,
добрым сумасшествием наполняются будни и праздники.
Если же будни становятся слишком обычными, она спасается от мироздания домашними делами.
И каждый вечер мама всматривается в звёзды,
чтобы напоминать себе о прежнем величии.
Всему, что она знает, её научила бабушка,
такая же космическая и сумасбродная.
А бабушку – её бабушка,
потому что мамы всегда заняты Сотворением.
И это до тех пор, пока не рождаются наследные внучки.
Когда же мама-рыбка остаётся одна, и ей уже некого больше учить, она оставляет свой аквариум и возвращается в космос.
Инопланетянин
Всё, что со мной было до трёх лет,
как будто и не было.
Как будто это стёрли.
Как будто я родился только тогда,
когда смог, хоть и неосознанно, но фиксировать памятные кусочки своего времени.
Закреплять их, как точки пройденного маршрута во взрослую неопределённую определённость.
Ту самую, в которой уже оказались мои родители.
И теперь это время возвращается.
Из пяти-шести родительских переездов я помню только четыре.
Переезд номер один был переездом из какого-то чудильника в нашу квартиру на берегу Авачинской бухты. Конечно, на самом деле немного дальше, но для детских воспоминаний это было именно так.
Для второго переезда понадобился самолёт «Елизово – Москва», грузовик и несколько месяцев отсутствия папы.
Из аэропорта нас с мамой забирал мой крёстный.
Потому что он был и остаётся большим любителем аэропортов и заграниц. Он ведь всегда куда-то уезжал.
Когда мы стали жить у бабушки, я вполне был рад частному дому с его небольшим болотцем и огородом. Потому что летом грядки с томатами и картошкой превращались в джунгли, а утки – в динозавров.
Тогда я становился настоящим.
Но когда приехал папа – «динозавры закончились», и я пошёл в школу.
Следующий переезд предвещал переход в другую школу, а это для будущего пятиклассника как сменить планету.
Для новых инопланетных одноклассников ты всегда такой же инопланетянин,
хоть и ненадолго, но чужой.
И спасали меня лишь те пути до новой школы, на которых я мог пересекаться со своими старыми звёздными друзьями. Вот так наши планеты оказывались намного ближе друг другу, чем они были на самом деле.
Но одно дело менять город или страну, другое – менять землю на небо, менять вселенные.
Поэтому четвёртого переезда у меня не было.
От меня уехали все,
чтобы я остался один на своей планете своим собственным инопланетянином.
Гога-магога
Она пушистая, но холодная.
Длинноносая и такая же мрачная.
Она на лысых костяных ногах
пробирается в мою комнату.
Ложится в игрушки.
Покусывая любимую,
расталкивает остальные
и сворачивается клубком,
чтобы таким образом мне присниться.
Я даже её не боюсь, но помню её имя
и не помню, чтобы Гога-магога делала мне больно.
С виду злобный оскал мог быть всего лишь особенным устройством челюсти.
Ведь и собаки не всегда кусаются, а она даже не собака, хоть и передвигалась чаще на четырёх конечностях.
Передвигалась она и на спинах уставших людей.
Дождётся ливня или метели,
поймает тебя,
и ты сам доставишь её домой.
Когда ей такое не удаётся –
Гога-магога встаёт за окном,
что особенно страшно на девятом этаже,
долго стоит и смотрит.
Так весь твой страх и высасывает.
А ты, не понимая всей её помощи, начинаешь снова бояться.
А бояться уже не нужно, нужно просто спать.
Дом
Тот, кто возвращается домой только спать,
однажды осознаёт, что, в сущности,
никакого дома не было
и никакого дома не будет.
И лишь то место,
где ты находишься сейчас,
должно называться так.
Но это не всё.
Дом не устроен для того, чтобы твоему прошлому было в нём комфортно,
но он единственный ждёт,
когда ты поймёшь это.
И когда случается это чудо,
даже несуществующие ангелы
где-то рядом начинают радоваться за тебя,
а вечные демоны предлагают выпить и уступить выход.
А потом они все уходят,
как уходили бабушки и первая любовь,
молодость мамы и неуклюжесть сына,
любимый учитель и ты.
А ты остаёшься смиренным,
чтобы предать их всех –
никуда не уйти,
но начать свою собственную уходящую жизнь.
Чтобы каждую ночь,
возвращаясь ко сну,
в ипотечную тень своего настоящего,
становиться своим собственным домом,
потому что ты и есть этот дом.
© Михаил Войкин, 2022–2023.
© 45-я параллель, 2023.