Миниатюры вокруг литературы

Страницы из записных книжек, дневников и рабочих тетрадей

Часть III (часть I - 01.12.07, часть II - 11.01.08)

* * *

…Прочитал однажды в брошенной мне в почтовый ящик в качестве бесплатной рекламы газете «Московская среда» (№ 31 за 20—26 августа 2003 года) интервью Виктора Сергеевича Розова, которое он дал этому изданию по случаю своего 90-летия. Отвечая на вопросы корреспондента, он там, в частности, говорит ему: «После революции как высыпало: Маяковский, Есенин, Цветаева... Несть числа талантам! А после нынешней контрреволюции я всё ждал: вот свободу дали, и все, кто стонал под гнётом того времени, себя проявят. Ни фига! Одна только пискотня — всё плохо, плохо... Так ты сделай хорошо. Не могут. Хотя страна всё та же, люди вроде тоже... Но стоило измениться ориентиру ценностей — и всё пропало. И мы можем сколько угодно рассуждать, почему так мало интересных авторов, но все сводится к одному — БЕЗ ИДЕАЛОВ НИЧЕГО ХОРОШЕГО СДЕЛАТЬ НЕВОЗМОЖНО. Идеалы — это духовность. Великие произведения культуры появляются, когда происходит игра человеческого духа. А не когда играют только на деньги, как это делают сейчас во всех сферах нашей жизни...»

Думаю, это наилучшим образом объясняет также и всё то, что происходит сегодня в нашей критике, по поводу которой в «Литературной газете» недавно прошла весьма продолжительная дискуссия. Ведь её основная беда как раз в том и заключается, что последние полтора десятилетия внимание критики было сосредоточено в основном только на формально-эстетических, образных, стилевых и целом ряде других исключительно ВНУТРИЦЕХОВЫХ проблемах текущей литературы, но ни в коем случае не на её социальной, философской или психологической составляющих. Но читателю-то, как показывает опыт, важно вовсе не то, при помощи каких художественных приёмов сделано то или иное произведение, — его в первую очередь интересует, насколько оно выражает ЕГО СОБСТВЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ или передает ДУХ ЕГО ВРЕМЕНИ. А понять это возможно, только проецируя нашу реальную жизнь на духовные идеалы, чтобы стало видно, насколько мы к ним приблизились или же от них отдалились...

В этом же номере газеты оказалось помещено интервью с одной из самых раскрученных на сегодняшний день (тираж её книг на русском языке достиг на данный момент уже 12 миллионов экземпляров!) сочинительниц иронических детективов — Дарьей Донцовой, которая, отвечая на вопрос, на кого она ориентируется, сочиняя свои романы, очень точно описывает портрет своего потенциального читателя: «Это работающая женщина, нередко имеющая домашних животных. Часто — без мужа, но с детьми и вредным начальником. А еще — со своим набором дамских проблем...»

Прочитав это, я вдруг подумал: а можно ли себе представить того читателя, на которого при написании своих книг ОРИЕНТИРОВАЛИСЬ Тургенев, Достоевский, Шолохов, Шукшин и многие другие наши классики? И не является ли подобное «ориентирование» как раз тем самым признаком, который отличает подлинного художника от ремесленника? Это ведь, если не ошибаюсь, задача маркетологов — определять, на какого покупателя следует ориентироваться при выпуске той или иной продукции, чтобы получить от этого максимальную прибыль, а настоящий писатель просто пишет о том, о чем у него кричит душа, и даже не задумывается, держит или не держит у себя дома каких-нибудь животных его будущий читатель. Потому что это именно он, писатель, должен вести за собой своего читателя, ПЕРЕКЛЮЧАЯ ЕГО СОЗНАНИЕ на поднимаемые в произведении проблемы, но уж никак не наоборот — не ПОДСТРАИВАТЬСЯ под читательские вкусы и пристрастия, заигрывая с покупателем будущей книги, точно с капризным ребёнком.

Изучение нынешними авторами своей потенциальной клиентуры, работа на какую-то строго определенную категорию потребителей книжного рынка как раз и показывает, что нынешние «короли детектива» по своей природе не столько творцы, сколько ремесленники, и литература для них — это не столько область творческой самореализации, не столько призвание свыше и служение искусству, Богу или людям, сколько просто одна из коммерческих сфер деятельности, овладение законами которой позволяет им превращать свое литературное хобби в категорию доходного бизнеса.

Гений — пишет для НАЦИИ, а не для одиноких ДОМОХОЗЯЕК С СОБАЧКАМИ.

* * *

Более ста лет прошло с тех пор, когда великий русский поэт Максимилиан Волошин приобрёл в Берлине и перевёз в Коктебель копию великолепной скульптуры, выставленной в Каирском музее и поразившей его удивительным сходством с лицом его возлюбленной Маргариты Сабашниковой. Найденная при раскопках Карнакского храма, статуя не сопровождалась какими-либо надписями, что давало повод египтологам в разное время давать ей различные имена. Предполагали, что это царица Тийя, затем богиня Мут, современная наука видит в ней царицу Мутнеджмет. Сам же Волошин назвал её царицей Таиах… Борис Григорьев

…Не так давно в правлении Союза писателей России состоялось обсуждение новой повести Валентина Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана», опубликованной в 11 номере журнала «Наш современник» за 2003 год. Патриотические литературные и читательские круги давно ждали слово Валентина Григорьевича, выступавшего последнее время и редко, и какими-то небольшими произведениями — публицистическими статьями или рассказиками. И вот, наконец-то — полновесная художественная повесть.

Первое, чего нельзя не заметить в новом произведении Распутина — это откровенной сюжетной переклички с нашумевшим не так давно фильмом Станислава Говорухина «Ворошиловский стрелок», в котором трое отморозков насилуют чистую и невинную школьницу, а затем преспокойно откупаются от суда и продолжают на глазах у всего городка свои циничные пиршества. Видя бездействие и бессилие нашего правосудия, дед оскорбленной девушки покупает на черном рынке снайперскую винтовку, и сам выносит приговор подонкам.

Примерно то же происходит и в повести Валентина Распутина, только здесь за поруганную честь дочери мстит мать, которая изготавливает из ружья обрез и, видя, как суд собирается отпустить насильника на свободу, осуществляет над ним заслуженную кару. Однако, как это всегда и бывает у Распутина, повесть его растекается гораздо шире обозначенного сюжета и заставляет думать не только о сути произошедшего с героиней, но и о том, что происходит со всем русским народом. Ведь если в фильме Говорухина все четко поделено на «черное» и «белое», то в повести Распутина все уже далеко не так просто и однозначно. Да, его Светка подверглась грубому насилию со стороны азербайджанского торговца, но ведь незадолго до этого она сама бросила школу и, окончив какие-то курсы, пыталась устроиться работать на рынок. Она ведь и со своим насильником поехала с той целью, чтобы он ее устроил на работу к своему брату. И что — она или её мать не понимали, что рано или поздно ей придется лечь под кого-нибудь из кавказцев, как это делают практически все работающие на наших рынках женщины, боящиеся потерять свое место на лотке или в палатке? Ведь практически все российские рынки уже давно и прочно принадлежат «лицам кавказской национальности», которые осознают себя на нашей земле ХОЗЯЕВАМИ, однако до тех пор, пока беда не коснется кого-нибудь из нас ЛИЧНО, никто их не стреляет… В том-то и заключается принципиальная разница между фильмом Говорухина и повестью Распутина, что насилие в «Ворошиловском стрелке» носит, так сказать, РАЗОВЫЙ характер — обладание девушкой необходимо пьяным подонкам только сейчас, В ДАННЫЙ МОМЕНТ, и после удовлетворения своих животных потребностей она им становится абсолютно без надобности, тогда как изнасиловавший Светку азер в повести «Дочь Ивана, мать Ивана» и не думает ее утром отпускать, требуя, чтобы она родила ему сына, и вообще, относясь к ней уже как к СВОЕЙ СОБСТВЕННОСТИ. Это и есть та самая характерная черта, которую подметил в сегодняшних «хозяевах жизни» В.Г. Распутин: всё, к чему прикасается грязная лапа торгаша, превращается в его СОБСТВЕННОСТЬ — рынок, женщина, власть, Россия…

Надо заметить, что в повести Валентина Григорьевича вообще очень символики. Символично уже само ее название — «Дочь Ивана, мать Ивана», восходящее к тому же принципу, который мы видим и в приводимом евангелистом Матфеем родословии Иисуса Христа: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его», — и так далее. Стремление вписать героев своего повествования в хронологию БОЛЬШОЙ ИСТОРИИ — черта, характерная как для авторов Библии, так и для древнерусских летописцев, и, давая своей повести название «Дочь Ивана, мать Ивана», Валентин Распутин как раз и пытается показать этим неразрывную цепь продолжения человеческого рода, беспрерывный процесс бытия и одновременно с этим — роль своей героини в этом процессе.

Затем: необычайно жаркий весенний день в повести Распутина не может не напомнить нам собой другой необычайно жаркий весенний день, описанный в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» — и эта перекличка, подчеркивание этой НЕОБЫКНОВЕННОЙ жары, ее акцентирование писателями кажется отнюдь не случайностью, так как ЖАР — это не что иное, как символ АДА, и авторы как бы сразу настраивают нас на то, что нас впереди ожидает встреча с представителями этого инфернального места. И действительно — то, что случается далее, ничем иным, как бесовщиной, назвать нельзя, причем это касается не только событий романа Булгакова, но и того, что совершается в повести Распутина. Разве надругательство над ЧИСТОТОЙ — это не есть дело рук беса?..

Самое страшное в повести Валентина Распутина — то, что мы должны быть чуть ли не благодарны насильнику Светланы, так как только прямое надругательство над девочкой оказалось способным разбудить в ее матери (да и в нас самих) чувство протеста против засилья чужеземцев в России и попрания ими всех основ нашей жизни. Если бы этого не случилось, все так бы и продолжали спать, терпя воцарение кавказцев…

 

* * *

…Сняв с полки “Православный богослужебный сборник”, читал по постной Триоди песнопения Великой Среды и всенощную службу. И в который уже раз обратил внимание на изумительную «оркестровку» большинства молитв эдакими внутренними рифмами-аллитерациями — ну, например, как в “Свете тихий”: СВЕте тихий СВЯтыя СЛАвы БезСМЕртнаго Отца НебеСНАго, / СВЯтаго, Блаженнаго, ИиСУ-СЕ ХриСТЕ! / Пришедше на запад СОлнца, видевше СВЕт вечерний, / поем Отца, СЫна и СВЯтаго Духа, Бога. / ДоСТОин еСИ во вСЯ времена пет быти глаСЫ преподобными, СЫне Божий, живот даяй; темже мир Тя СЛАвит.

Вот где истоки настоящей поэзии!.. В буквальном смысле слова — Божественной…

* * *

…При советской власти опасность могла угрожать человеку в основном только со стороны самой власти, когда его могло коснуться то, что у нас называли «перегибами» и «необоснованными репрессиями». Сегодня же человеку угрожают и криминальные силы, и террористы, и вооруженные бандформирования (если он служит в армии), и распоясавшиеся сотрудники правоохранительных органов, которые могут безнаказанно сделать с любым из нас что угодно, и рэкетиры, и многочисленные маньяки-садисты, и торгаши, оббирающие народ на рынках при помощи непомерно высоких цен, и отраслевые олигархи, типа Чубайса или руководителей ЖКХ, загоняющие людей в нищету своими бесконечно растущими тарифами, ну и, конечно же — это сама власть, которая по-прежнему не любит бунтарей и правдолюбцев и готова упрятать любого из них не в дурдом, так за колючую проволоку.

Так когда же, спрашивается, было опаснее жить — при социализме или теперь?..

* * *

…В ноябре побывали с Мариной на моей малой родине — в небольшом украинском городке Родинское в Донбассе, где я окончил в 1971-м году среднюю школу, отработал несколько лет на шахте, посещал литературную студию при районной газете «Маяк», начал публиковаться в местных газетах и журналах, и всё такое прочее.

Увы, моё родовое гнездо представляет из себя сегодня ужасно печальное зрелище. На улицах — непролазная грязь, посёлок по ночам абсолютно не освещается (нет буквально НИ ОДНОЙ горящей лампочки!), всё погружено в темноту и уныние. Октябрьские праздники отменены (поскольку, мол, это не украинское, а сугубо “москальское” торжество), люди ходят злые и скучные. А самое страшное — там нет абсолютно никаких перспектив для жизни: шахты одна за другой закрываются, работы нет, жизнь городков замирает... Во всем видны беспросветная тоска и безысходность; процветают воровство, пьянство и наркомания, о ком из друзей своей юности я ни спрошу, почти все уже умерли, и в основном — по пьянке.

Воруют любую мелочь — дрова, картошку, брошенный во дворе алюминиевый тазик (на цветмет), кур из сарая, выгруженный из машины возле ворот уголь (если не успеешь его перетаскать до темноты во двор), телефонный и высоковольтный кабель (в котором тоже имеется цветмет — алюминий, медь, свинец), вывешенное на веревке после стирки белье, и так далее.

Местные газеты полны всевозможных нападок на Россию и смакования сплетен о наших рок-звездах — Моисееве, Пугачевой, Киркорове и прочих. Магазины в своем большинстве закрыты, торговая жизнь главным образом идет на местных базарах.

На всех столбах и заборах висят объявления: «Продаются гарбузы и буряки», «Продается 2-комнатная квартира», «Продается дом». Но какой толк в этих продажах, если за квартиру дают почти столько же, как за буряки и гарбузы? К примеру, 2-комнатную квартиру в соседнем с нами городе Белицкое (где закрылись уже почти все шахты) больше, чем за 200 долларов, не продать.

Оправданием жизни там может служить только одна цель — совершение социальной революции. Ничто другое не имеет смысла...

* * *

Из случайных рифм:

«В келье инока Филарета — / нету видика, Интернета, / ничего не смущает покой. / Только — Библия под рукой. // В келье инока Филарета / не гремят из столицы приветы. / Он живёт тут один, сам-перст. / Лишь на стенке — распятье-крест. // В келью инока Филарета / не доходят эпохи приметы. / Но ему и не надо газет, / чтобы знать, что кончается свет. // Келья инока Филарета — / не протоплена, не прогрета. / За окном — зимний ветер свистит... / Но лишь тут можно душу спасти».

* * *

…Вера — это, как мне кажется, вовсе даже и не ЧУВСТВО, а — СИЛА, помогающая человеку на его пути к Богу…

* * *

…Ездил сегодня к 12 часам дня в Государственную Думу на встречу с председателем Комитета по культуре Н.Н. Губенко. Шестого февраля Николай Николаевич встречается с Путиным и хочет знать проблемы, о которых ему с ним разговаривать, а потому он решил собрать у себя руководителей творческих союзов и предварительно с ними всё обсудить. Ганичев же сегодня улетел на Украину, и поэтому в Думу вместо него поехал я.

День выдался теплый, но снежный, Москва была заштрихована густым диагональным снегопадом, но и сквозь него я разглядел стоящих напротив думских окон возле гостиницы “Москва” женщин. Их было не более десятка — они стояли там, воткнув в снег хоругви, транспаранты и плакаты, которые взывали то ли к депутатам, то ли ко всем, кто проходил в этот час мимо них: «Очнись, народ! Дети гибнут на наших глазах!»; «Проснись, русская душа: дай отпор антихристу!»; «За Русь Святую! За будущее детей!»; «Россия — дом пресвятой Богородицы» и другие. Две или три из них держали в руках молитвословы и читали акафисты, и, глядя на них, я подумал: и это — ВСЕ, кому дорого будущее нашего Отечества? Эти десять женщин на снегу — ЕДИНСТВЕННАЯ защита России?!. Господи, помилуй; Господи, помилуй; Господи, помилуй...

* * *

Глядя телевизионные новости:

“Господи! Стыдно-то как! / Бомбы летят на Ирак. / А мы не можем никак / бросить жевать свой «Биг-мак». // Господи! Страшно-то как! / Мир погружается в мрак. / Вместо Закона — кулак. / Что ни лицо — вурдалак. // Господи! Сколько же так? // Разве нельзя жить — без драк? / Сохнут и древо, и злак. / Гибнут герой и дурак... // Господи! Дай нам Свой знак: / жизнь не сгубить эту — как?..”

* * *

…В «Письмах русского путешественника» Н.М. Карамзина записано: «Весна не была бы для меня так прекрасна, если бы Товсон и Клейст не описали мне всех ее красот...» По-видимому, в том и заключается основной смысл постмодернизма, что сквозь его призму мир представляется в первую очередь — как чужой текст, и только уже потом — как некая самостоятельная ценность. До тех пор, пока этот текст не ПОДМЕНЯЕТ собой реального мира, а всего лишь ДОПОЛНЯЕТ его, помогая увидеть все его подлинные красоты, постмодернизм выполняет ту же положительную этико-эстетическую функцию, что и остальное искусство, однако стоит ему только возомнить, что он — ПЕРВИЧЕН, а весь окружающий мир — это не более как иллюстрация к его главам, как на память сразу же приходит образ библейского Каина… Основное зло от того или иного авангардного направления в искусстве заключается не столько в самом факте их существования, сколько именно в их агрессивной претензии на ПЕРВЕНСТВО, в попытке подмены этических, эстетических и нравственных критериев, уводящих искусство в сторону, противоположную Истине…

* * *

…Услышал утром песню в исполнении Александра Малинина и подумал о том, что на нашей эстраде сегодня почему-то полностью отсутствуют личности. Таланты — есть, а личностей — нет. Вот тот же Александр Малинин — прекрасный русский голос, поет песни на стихи русского поэта Есенина, а в личностном отношении — полный ноль. Где его слово в защиту России и русских, где его участие в спасении страны или хотя бы однажды высказанное где-нибудь личное мнение по поводу происходящих в Москве взрывов, убийств, обнищания рядовых людей, лицемерия правящего режима и других сторон современной жизни его же Отечества? Как будто, доходя до получения какого-то определенного размера гонораров, певец автоматически (буквально на каком-то ментальном уровне) переходит из категории представителей народа в категорию представителей тусовки. Почитаешь или послушаешь по радио их интервью — ни одной мужской мысли, ни малейшей боли за свою Родину, одно только сплошное хвастовство да сюсюканье. О том, на какие мировые курорты они ездят кататься на лыжах, в какой части Африки охотятся на львов да с какой из эстрадных звезд спят в настоящее время... Один только Игорь Тальков не боялся иметь и открыто высказывать свою гражданскую позицию, но за это его и убили. Те же, что остались, напоминают мне пацанов, курящих за школьной уборной, которые, чтобы казаться взрослее, не могут придумать ничего лучшего, кроме как к месту и не к месту материться да хвастаться своими несуществующими сексуальными подвигами. Но до настоящего взросления всей этой буйновско-нанайско-киркоровской гвардии еще ой как далеко... И жаль, что этого гражданского инфантилизма не стыдятся даже такие вроде бы серьёзные исполнители, как упомянутый выше Малинин или, скажем, Олег Газманов, Николай Расторгуев и некоторые другие их коллеги по эстраде…

* * *

…Сегодня почему-то вдруг вспомнились сцены переворота в Румынии и то, с какой лёгкостью пал социализм у нас, и я в который уже раз задумался над тем, почему это все-таки стало возможным — ведь казалось, что социалистический строй не разрушить уже никаким силам на свете!.. Но, по-видимому, советское руководство и идеологи социализма просто недооценили такой очевидный сегодня для всех фактор, как стремление людей жить ХОРОШО И БОГАТО — отсюда и такое большое количество недовольных социализмом…

* * *

…По пути домой с работы увидел в вагоне метро сразу человек пять с книгами Б. Акунина в руках и подумал о том, что мы, может быть, абсолютно не знаем своего собственного народа и вследствие этого работаем на несуществующего в природе, выдуманного нами же самими читателя, который, по нашим представлениям, должен отчаянно жаждать откровений Владимира Крупина или Валентина Распутина о том, как ему жить в ладу с Богом да спасать Россию от тлетворного влияния масскультуры, а он вместо этого расхватывает миллионные тиражи Александры Марининой и того же Акунина, с пристрастием наркомана смотрит зарубежные “мыльные оперы” и доморощенные сериалы про ментов, и ничего ему, кроме этого (разве что еще куска колбасы в руках) не надо. Тысячелетия прошли со времен древнего Рима, а народ по-прежнему требует “хлеба и зрелищ”, а не Слова и Духа. Печально, если это и вправду так...

* * *

…Прочитал в журнале «Дружба народов» фрагменты из книги Эмиля Мишеля Чорана «Разлад», в частности, такое из его высказываний: «Свобода, — говорит он, — это самоопустошение, свобода истощает, тогда как гнёт заставляет копить силы, не даёт расплёскивать энергию», — и мне это показалось очень близким к раскрытию ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ сути нашей недавней ЦЕНЗУРЫ, которая заставляла писателей искать пути для ее обхождения, не позволяла никому расслабляться и придавала нашей литературе элемент некой полуконспиративной игры. Даже демократические критики сегодня отмечают, что с отменой цензуры русская литература стала скучной, неинтересной и как бы ОПУСТОШЁННОЙ.

«Под крепостным ярмом, — пишет далее Чоран, — народ возводил храмы; освободившись, он громоздит одни ужасы», — и это опять-таки один в один соответствует тому, что произошло с нами в результате перестройки. В эпоху социализма (да даже во времена сталинской диктатуры и страшного ГУЛАГа!) у нас в массовых количествах возводились ДК и институты, строились каналы и плотины, создавались новые виды космических кораблей и стратегического вооружения, расцветали наука, культура и искусства, росли надои, урожаи и всевозможные нормы выработки, а также повышались здоровье, интеллект, чувство патриотизма и даже уровень благосостояния всей нации; однако, стоило освободиться от «гнёта» КПСС и КГБ, как в стране начали плодиться одни только головорезы да насильники, и по всей территории бывшего СССР поползла неостановимая эпидемия межэтнических войн и заказных убийств...

* * *

…Ездил на днях с поэтом Игорем Ляпиным в Харьков на вечер поэта Александра Романовского. Когда пересекали русско-украинскую границу, я, глядя из окна купе на знакомые мне с детства пейзажи (а Харьковщина — это ведь самая близкая к моему Донбассу область!), написал следующие строки: «Снег идет почти горизонтально. / Даль рябит, как сломанный экран. / Воет ветер пьяно и скандально, / хоть и мог бы петь, словно орган. // Вон за тем оврагом — Украина. / Тонко вьётся ручеёк на дне... / Неужель всё это мне — чужбина? / Жизнь моя, иль ты приснилась мне?»

По дороге мы много разговаривали с Игорем Ивановичем на всякие «высокие» темы — об истории, Родине, вспоминали детские годы. Рассказывая ему о своей бабусе и других родственниках, я мимоходом сочинил четыре строчки на эту тему: «Сегодня в моде слово «киборг», / а я знал с детства слово «Выборг», / холодное, как груда глыб, — / там дядя Павлик мой погиб...»

Говоря с ним о месте писателей в жизни общества, я неожиданно сделал для себя один важный вывод, касающийся того, что писатели нужны власти только тогда, когда у этой власти появляется общенациональная идея, которую необходимо озвучивать и внедрять в сознание масс. Именно так было после Октябрьской революции 1917 года, когда писатели были востребованы молодым советским государством и узнали неслыханный дотоле взлет популярности. Такого отношения к пишущим людям не было никогда раньше и вряд ли когда-нибудь еще повторится. Чтобы Слово было поставлено на службу государственной власти, у этой власти должна быть за душой всеобъемлющая ИДЕЯ, а сегодняшняя власть России — абсолютно ПУСТА…

* * *

…Посмотрел вчера по телевизору американский фильм «Банды Нью-Йорка» с Ди Каприо в главной роли. Фильм крайне жестокий, сцены побоищ смотреть неприятно даже на физическом уровне, но он хорошо показывает, как Американская Церковь под давлением всякой мрази шаг за шагом уступала свои позиции всевозможным подонкам и сволочам. Съехавшихся со всего мира авантюристов и преступников не устраивали даже те усеченные и выхолощенные остатки Божьих заповедей, которые еще сохранялись в кальвинистской, конгрегонационалистской и — какие там у них ещё есть? — других церквях США, и они при помощи угроз, грубой силы, а то и убийств ограничивали вмешательство священников в мирскую (читай: преступную) жизнь американского сообщества. Им мешали своим существованием даже такие священники, как отец главного героя по кличке «Святоша», который, несмотря на священнический сан, и сам возглавлял одну из банд города Пяти улиц…

* * *

…Стоя утром на платформе станции «Переделкино», рассматривали с Алинкой варианты прочтения этого слова. Оказалось, что его можно читать ещё и как «Передел кино», и как «Перед Ёлкино».

* * *

…Хотел сегодня купить себе радиоприёмник, принимающий средние волны, чтобы можно было слушать мою передачу на “Народном радио” — но, куда ни ткнусь, все радиотовары с иностранной маркировкой, некоторые приёмники вообще не имеют шкалы, а просто нажимаешь на кнопку — и при этом одна за другой меняются разные станции. Инструкции не переведены, все на китайском или английском языке, спрашиваю продавщиц, как мне поймать на таком приёмнике средние волны, а они мне говорят: «А что такое средниеволны? Вот есть FM, AM...» Но тут уже я им говорю: «А что такое FM, AM?..» Короче, разговор на разных языках. Они смотрят на меня, как на ископаемого монстра, я на них — как на марсиан. Так ничего и не купил...

* * *

…Вспомнились почему-то строки Грибоедова из его комедии — о газетах «времен очаковских и покоренья Крыма», — и я подумал, насколько эти определения стали опять СОЗВУЧНЫ нашей действительности. Сегодня народ опять живет не столько своей реальной жизнью, сколько черпанием газетной информации, — только на место крейсера «Очаков» стало сегодня пиво «Очаковское», а Крым мы не покоряем, а отдаем. «Ну, вот и все. Моей Отчизны нет. / Жизнь унесётся, точно клочья дыма, / оставшись в желтых хрониках газет / времен «Очакова» и отделенья Крыма...»

История — это сплошные «рифмы бытия», повторы одних и тех же ситуаций и похожих друг на друга событий. В последние полтора десятилетия у нас повторились и период феодальной раздробленности, названный ныне «парадом суверенитетов», и революция 1905 года с расстрелом мирной делегации возле Останкино, и горбачевское отречение от власти, продублировавшее отречение государя Николая II, и возрождение Государственной Думы, и попытка усмирения Чечни, и многое другое, уже неоднократно происходившее в нашей истории.

* * *

…Боже мой, ну кто это сказал, что литература должна быть серьёзной, как бука, и заниматься единственно нравоучительством? Без игрового элемента она может превратиться в нечто занудное и скучное, поэтому я страшно рад, когда у кого-то другого или у меня самого появляются строки, способные вызвать читательскую улыбку. Не хохма ради хохмы, но хотя бы немного раскрепощённости, позволяющей воспринимать трагедию жизни без традиционной душевной тяжести, а как очередную иронию судьбы. Ярче всех в этом плане работает сегодня, наверное, Юрий Поляков, хотя элементы подобного стиля можно найти и у некоторых других наших современников…

* * *

…Вечером до половины двенадцатого читал книгу Лоллия Петровича Замойского “НЛО. Они уже здесь”, в которой приведена такая бездна фактических наблюдений за неопознанными летающими объектами, что отвергать их наличие просто бессмысленно. Не знаю, заметил ли это сам Замойский, но из всего им написанного о пришельцах я уловил одну чёткую вещь. Кем бы ни были на самом деле НЛО, их создатели и их пилоты, у них у всех просматривается ярко выраженная ВАМПИРИЧЕСКАЯ природа. Мало того, что они постоянно ПОДПИТЫВАЮТ свои корабли выходящей в зонах разломов земной коры ЭНЕРГИЕЙ нашей планеты или откровенно ВОРУЮТ наши редкоземельные элементы, но они еще и выпивают саму ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЭНЕРГИЮ, кружась в районах военных конфликтов, возле воинских частей (там ведь все время сохраняется психологическая напряженность, то есть происходит как бы СУФЛЯРНОЕ ВЫДЕЛЕНИЕ психологической энергии), а то и специально ПУГАЮТ людей, чтобы поглощать выделяемую ими энергию. Поэтому, наверное, они и сотрудничают не с нами, а с американцами — им ведь надо, чтобы на Земле продолжались войны, которые дают им энергетические выплески, тогда как прочный стабильный мир им совсем ни к чему.

* * *

…По пути в правление СП купил «Независимую газету», взывающую к читателям с передовицы заголовком статьи: «Что такое путинизм? Чем он угрожает путинскому большинству», — в которой Президента РФ обвиняют в создании авторитарной власти в стране. Увы, это так, но это далеко не самое страшное из тех обвинений, которые можно против него сегодня выдвинуть, потому что авторитарная власть САМАПО СЕБЕ — это только МЕТОД УПРАВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВОМ и не более, а значение имеет то, ВО ИМЯ ЧЕГО этот метод используется. Беда Путина в том, что от его авторитаризма нет ни малейшей пользы ни стране, ни народу — он использует его только для сохранения своей собственной власти, а страна при этом приходит во все больший и больший упадок, теряя и свой международный авторитет, и свою внутреннюю социально-экономическую и политическую стабильность, и свое культурное значение в мире. По этому поводу я даже написал по дороге четыре поэтические строчки: «Какие в России кипят нынче страсти! / Тут царствует правило: власть — ради власти. / Мораль перевернута. Нравственность лжива. / И всюду — нажива, нажива, нажива...»

* * *

…Печально, но факт: чем дальше славянские народы отходят от своих духовных святынь, чем менее остаются они в русле своей национальной традиции и культуры, тем лучше живут материально. И, соответственно, наоборот: чем цепче держатся за свою историческую память, чем сильнее хранят заветы отцов и верность своей тысячелетней вере, тем в большем одиночестве оказываются и большие трудности испытывают. Как будто мир таким образом специально подталкивает их к отказу от своего национального лица...

* * *

…Не так давно прочитал где-то небольшую информацию о том, что впитанная петербургским гранитом влага сохраняется в глубине его пор и трещин (то есть внутри всевозможных питерских колонн, стен, парапетов и постаментов) в течение пяти с лишним сотен лет. Если припомнить об открытии французского учёного Жака Бенвениста, который в результате своих опытов обнаружил, что вода хранит память обо всём, что в ней когда-либо побывало, то перед нами вырисуется просто фантастическая картина Санкт-Петербурга! Оказывается, этот город напоминает своими характеристиками мокрый диэлектрик, который теряет свои изоляционные свойства и не блокирует, а — пропускает сквозь себя из-за этой своей влажности разряды электрического тока. Точно так же и пропитанный дождями и туманами пятисотлетней давности Питер пропускает сквозь себя из прошлого в наше сегодня энергию и память множества миновавших эпох. С учетом того, что практически весь Петербург состоит из такого вот пропитанного влагой гранита, этот город сегодня представляет собой сплошной проводник памяти, не случайно же в его поэзии столь сильно звучат исторические мотивы…

* * *

…Слава Богу, сегодня в календаре красное число, а значит, можно не идти на работу и отсидеться дома, а то я проснулся утром с явным чувством начинающейся простуды. А может быть, подхватил где-нибудь вирус гриппа — я вчера в ЦДЛ вёл творческий вечер Виктора Широкова, у которого в Перми вышел первый том семитомного собрания сочинений, а потом был с Мариной и Алинкой в Большом театре на опере Джузеппе Верди «Бал-маскарад», так что невольно находился среди множества народа и запросто мог подцепить от кого-нибудь из них эту заразу — сейчас ведь все вокруг чихают и кашляют. Но и не выходить из дому тоже нельзя — меня последнее время то и дело зовут на какие-то мероприятия, приглашают провести тот или иной вечер. К тому же и Алинку надо понемножку приобщать к искусству — вот недавно мы, по приглашению Сергея Сибирцева, побывали все вместе в малом зале консерватории имени Чайковского на концерте скрипичной музыки Натальи Басковой, жены главного редактора издательства «Молодая гвардия», и она с удовольствием отсидела оба отделения и даже не просилась уйти домой. Да и мы с Мариной тоже получили удовольствие, хотя уже давно не слушали классику и немного отвыкли от серьезной музыки. Но душа сама вспоминает всё, что ей нужно — надо только открыть её, словно дачное окно в сад, чтобы в комнату заплывали шум дождя, ветер, запахи цветущей сирени, солнечное тепло…

……………………………………….

…Когда ехали в метро, Алинка выпросила купить ей журнальчик «Все звёзды», в котором почти нет никакого текста, но зато печатаются так называемые «постеры» — то есть большие фотографии популярных артистов кино и эстрады, которые можно вешать на стенку. Повертев это слово в уме, я сочинил вокруг него небольшое стихотворение: «Кто внедрил такой регламент — / слуг лукавого рекламить? / Смотрит всюду харя с постера / колдунёнка Гарри Поттера...»

* * *

…Находился вчера на 70-летнем юбилее Литературного института имени Горького, заочное отделение которого я оканчивал в 1993 году. Там были торжественные речи, поздравления, вручение медалей и грамот преподавателям, зачитывали телеграммы от известных людей и представителей власти, ну и, само собой, много и хорошо говорили о большом вкладе института в сохранение русской культуры и духовности. А в конце официальной части Сергей Николаевич Есин предоставил слово лидеру куртуазных маньеристов поэту Вадиму Степанцову, и тот прочитал длиннющее стихотворение о каменном члене, которым его лирический герой удовлетворял в пещере какую-то шлюшку. Стихотворение было откровенно бездарное и крайне пошлое, под конец в нём открыто прозвучало слово «х...ище», однако, получившие свои грамоты преподаватели Литинститута, слушали его, подхихикивая и делая вид, что всё в норме и ничего неестественного не происходит. Хотя, по идее, им надо было бы всем встать и вернуть назад только что полученные награды…

* * *

…В петрозаводском журнале «Север» (№ 1+2 за 2004 год) опубликован роман молодого нижегородского прозаика Захара Прилепина «Патологии», посвящённый событиям Чеченской войны. Поражает уже сам стиль, которым он написан — это какое-то невероятно гармоничное сочетание таких не сочетаемых категорий, как «прекрасное» и «ужасное», явленное при помощи очень тесного соседства ярких поэтических образов и чисто реалистических деталей кровавого военного быта. Вот как поэтично, к примеру, герой романа Егор Ташевский описывает нам процесс чтения книг своим отцом: «Когда отец читал, он не дышал размеренно, как обычно дышат люди. Он набирал воздуха и какое-то время лежал безмолвно, глядя в книгу. Думаю, воздуха ему хватало больше, чем на полстраницы. Потом он выдыхал, некоторое время дышал равномерно, добегал глазами страницу, переворачивал её и снова набирал воздуха. Он будто плыл под водой от страницы к странице...» А как восторженно он говорит о глазах своей проснувшейся возлюбленной: «Даша быстро закрывала глаза, но зрачки уже не умели жить бесстрастной ночной жизнью и оживали снова. Так два козлёнка выпрыгивают из зарослей лопухов и крапивы, поняв, что пришел хозяин...» А вот как он передаёт ощущение страха, которое то и дело испытывает во время стычек с чеченцами: «Когда тебе жутко и в то же время уже ясно, что тебя миновало, — чувствуется, как по телу, наступив сначала на живот, на печенку, потом на плечо, потом еще куда-то, пробегает, касаясь тебя босыми ногами, ангел, и стопы его нежны, но холодны от страха... Ангел пробежал по мне и, ударившись в потолок, исчез. Посыпалась то ли извёстка, то ли пух его белый...» И рядом — буквально через две строки — чисто натуралистическое описание увиденной автором во время схватки с чеченцами картины: «По нам бьют снизу, с первого этажа. Они нас не выпустят. Они нас всех здесь угробят. Быстро, молча спрыгиваем вниз, не оставаться же здесь, на чердаке... Видим, что нескольких наших парней, рванувших на первый этаж, сразу положили из пулемёта... Они скатились по лестнице, их, нелепо раскоряченных, убивают в сотый раз, стреляя и стреляя в мертвые тела, которым больше неведомо отчаянье, переполняющее нас...» И дальше совсем уж без всяких прикрас — один голый ужас: «На площадке несколько трупов, кровища, кишки, неестественно белые кости, куски мяса, — видно, снизу пальнули из «граника» (т. е. из гранатомёта. — Н. П.) прямо в толпу. Кто-то визжит истошно, неумолчно...»

Роман молодого писателя (который и сам был участником двух чеченских кампаний, а потому пишет обо всём не понаслышке, а на своём личном опыте) нельзя назвать агитационным и пропагандистским, так как вместо необходимого для этого воспевания воинского подвига в нём изображается один только бесконечный страх этих оказавшихся в кровавой каше войны мальчишек (не случайно автор употребляет для самонаименования себя и своих друзей исключительно мирное, дворовое слово «пацаны»), думающих только о том, зачем они здесь находятся и — убьют ли их прямо вот сейчас или секундой позже: «Пацаны смотрят на дома, на пустые окна в таком напряжении, что, кажется, лопни сейчас шина, многие разорвутся вместе с ней. Ежесекундно мнится, что сейчас начнут стрелять. Отовсюду, из каждого окна, с крыш, из кустов, из канав, из детских беседок... И всех нас убьют. Меня убьют...»

Но кто знает, может быть, подвиг как раз и заключается не столько в самом падении телом на вражескую амбразуру, сколько именно в преодолении такого вот парализующего страха смерти? А бросок на амбразуру или там, скажем, шаг со связкой гранат под танк — это уже только следствие этого преодоления…

Читая роман Захара Прилепина, начинаешь отчётливо понимать то состояние, в котором находился в момент убийства чеченской снайперши Эльзы Кунгаевой полковник Буданов. Когда вокруг царит одна сплошная смерть, когда не знаешь, выстрелит в тебя сейчас эта сгорбленная старуха, эта красивая стройная женщина или этот оборванный мальчишка, остаётся только один способ защиты — выстрелить в них самому и первым.

Я думаю, что этот роман вызовет довольно много нареканий со стороны тех, кто хотел бы, чтобы Чеченская война изображалась в литературе исключительно в чистых и благородных тонах (когда-то так было и с повестью Юры Полякова «Сто дней до приказа», которая своей нелакированностью вызвала испепеляющий гнев тогдашних генералов Российской Армии), но, наверное, важнее всё-таки не приглаженность неприятных для воинского руководства моментов, а ПРАВДА о том, что вот уже почти десять лет происходит в Чеченской Республике, и во имя чего там изо дня в день погибают наши мальчишки. Которым бы любить своих девчат да растить сыновей, держа их ручонку в своей мужественной ладони…

* * *

…Находясь в одной из своих литературных командировок, я как-то по возвращении с проводимого мероприятия включил вечером в гостиничном номере телевизор и сразу же наткнулся на диалог писателя Виктора Ерофеева с Владимиром Сорокиным, сочинения которого отличаются чрезвычайной порнографичностью, этакой, я бы сказал, «эстетикой говноописания»:

— Ты веришь в Бога? — как бы без особого интереса спрашивал его Ерофеев.

— Да, я всегда знал, что Бог есть, — вальяжно развалясь в кресле и еле шевеля губами, вяло отвечал Сорокин.

— А то, что ты пишешь, оно как-то соотносится с Богом и Его заповедями?

— Ну, пишу-то я для наслаждения… Литература вообще существует для наслаждения…

— А почему у тебя столько кактусов? — оглядывая полки квартиры, интересовался Ерофеев.

— А я их люблю.

— За что?

— За то, что они зелёные и молчат. Забудешь про них, не поливаешь — а они молчат.

— А людей ты любишь?

— Да, особенно тех, которые мне приятны. Но только ведь на 95 процентов все вокруг — быдло...

………………………………………………………………….

«Nocomment!» — как говорят в таких случаях американцы.

* * *

…Идя сегодня утром в сторону метро, увидел возле магазина «Перекрёсток» какую-то большущую афишу со словами «СЕНЬОР ПОМИДОР», на которой начавшейся мокрой метелью залепило две буквы во втором слове, так что получилось «СЕНЬОР П...ИДОР». Вот уже, похоже, и сама природа начала подражать всем этим степанцовым да сорокиным…

* * *

..Нашёл сегодня в Интернете видеоклип песни «Чёрный Карлис», выражающей протест против перевода русских школ в Латвии на латвийский язык. Мне кажется, это очень сильная вещь — я думаю, что она работает посильнее всех писем протеста, митингов и обращений в Страссбург. И это еще раз подтверждает мои выводы о том, что бороться за свои права и идеи нужно не политическими методами, а средствами искусства, не случайно же факт вывешивания этого клипа в Сети вызвал дикое раздражение не только упоминаемого в песне Карлиса Шадурскиса (это автор реформы образования в Латвии), но и латвийской прокуратуры и вообще всего латвийского правительства.

Скачать клип у меня не получилось (на это надо часа четыре времени), а саму песню я переписал и теперь постоянно слушаю дома. При этом мне так и хочется крикнуть латышам: «Эй, ребята, не слишком ликуйте там — мы ещё явимся однажды к вам в Ригу, чтобы принять у вас экзамен по русскому языку...»

* * *

 

...Прочитал ксерокопию речи И.В. Сталина на Пленуме ЦК ВКП(б) 3—5 марта 1937 года, в которой он сформулировал платформу современного ему на то время троцкизма, и ужаснулся — это один к одному то, что сделали в наше время Горбачев, Ельцин, Путин и другие демократы! Пожалуйста: «Реставрация капитализма, ликвидация колхозов и совхозов, восстановление системы эксплуатации, союз с фашистскими силами <иностранных государств> для приближения войны с Советским Союзом, территориальное расчленение СССР с отдачей Украины и Приморья, подготовка военного поражения Советского Союза в случае нападения на него враждебных государств» и так далее, — это именно те самые пункты, на которые опиралась платформа Пятакова, Радека, Сокольникова и других последователей Л.Д. Троцкого в 30-е годы. Но это же — и то, что сделали в последние полтора десятилетия и наши сегодняшние перестройщики! А именно: внедрили капитализм, восстановили частную собственность на средства производства, а с ней и эксплуатацию, заигрывают с НАТО, отрезали от тела страны Украину, Прибалтику и кучу других республик, разоружили и сократили армию до состояния уже никому не страшной кучки оборванцев…

Так что получается, что все наши сегодняшние политики — никакие не демократы, а самые настоящие закоренелые троцкисты.

* * *

…Жить в столице Российской Федерации становится так же опасно, как на минном поле. Бойся шахидок, бойся растяжек, бойся оставленных кем-то в автобусе вещей, которые могут оказаться бомбой, бойся едущих с тобой в вагоне метро темноволосых людей кавказского типа... Власть откровенно отдала нас на заклание террористам, сегодняшняя Москва — это стопроцентно фронтовой город, а Правительство не принимает абсолютно никаких мер по защите своего населения от диверсантов. Руководство МВД говорит: мы держим на контроле всех криминальных авторитетов и отслеживаем их дела. Генералы армии говорят: мы бы давно могли «замочить» и Масхадова, и Басаева, и всех полевых командиров, но нам это не разрешает делать Москва... Никто оказывается не способен на совершение САМОСТОЯТЕЛЬНОГО поступка, все ожидают РАЗРЕШЕНИЯ НА ПОДВИГ, просят у чиновников САНКЦИЮ НА СПАСЕНИЕ РОССИИ... Кто ее должен им выдать? Касьянов? Кириенко? Кох?..

* * *

…В четверг у меня сломался мой старенький, но верно служивший мне до этого с 1994 года компьютерчик 386-й модели, на котором я, довольствуясь word’овской программой версии Windows 3.1, писал свои статьи, стихи, дневники и романы. Тут, надо сказать, произошла вообще чуть ли не мистическая история. Все началось с того, что компьютер заартачился и не стал копировать созданный мною текст на дискету, я попробовал сделать это раз, другой, третий, а потом не выдержал и, сказав в сердцах: «У-у, гад!», замахнулся на него рукой. И сам испугался. Потому что экран в ту же секунду покрылся какими-то лиловыми кирпичиками размером 2 х 2 мм, задрожал, как бы пульсируя от прихлынувшей к нему изнутри крови, и стал наливаться тяжелым пунцовым цветом, отчего я, испугавшись, что он сейчас лопнет или вспыхнет, испуганно щелкнул клавишей выключателя, произведя тем самым экстренное обесточивание компьютера. И сколько я потом ни включал его опять, экран оставался тёмным.

«Это он на тебя обиделся, — сказала мне, узнав о случившемся, Марина. — Так что проси у него прощения».

И я — попросил. Потому что очень уж мне было жалко терять все находящиеся в процессе работы вещи, которые я по своей лености до сих пор не перенёс с жесткого диска на дискеты, так что в случае ремонта и перезагрузки программы они бы исчезли.

И компьютер вошел в мое положение, дал мне переписать на дискеты ВСЕ остававшиеся на его внутреннем диске наброски, а потом снова сломался…

* * *

…Одной из главных причин поражения советского строя явилась, на мой взгляд, расплывчатость его базовых формулировок. Думаю, соцреализм подвергся бы гораздо меньшему поруганию, если бы вместо невероятно расплывчатых формулировок было чётко сказано, что это — «творческий метод, главной отличительной чертой которого является то, что его герои действуют ВО ИМЯ ОБЩЕСТВЕННОГО СЧАСТЬЯ».

* * *

…Чем больше я читаю произведения сегодняшних московских писателей, тем отчетливее вижу, что они ПЕРЕСТАЛИ ЖИТЬ ЛИТЕРАТУРОЙ. Она стала НЕИНТЕРЕСНА ИМ САМИМ — отсюда такое замирание литературного процесса и такой слабый уровень появляющихся произведений. Посмотрим-ка: Толстой, Тургенев, Достоевский, Горький, Шолохов, Островский (да и Пастернак, в конце концов, с его “Доктором Живаго”) — для наших великих предшественников самым главным в творчестве как раз и было исследование того гигантского слома национальной ментальности, которое происходило на их глазах! А мои сегодняшние собратья по СП либо копаются в мелочах, либо же сочиняют псевдоисторические картины да не затрагивающие этого вопроса детективчики. Исключение составляет разве что роман Александра Сегеня “Русский ураган”, герой которого, как и библейский Екклесиаст, промчавшись по пестрому калейдоскопу жизненных соблазнов, оседает в своем городе детства, женившись на вдовушке с кучей детей, и занявшись реализацией своей жизненной идеи — созданием русского футбольного супер-клуба. Остальное из прочитанного мною за этот год заслуживает в своей массе только сожаления...

* * *

…По решению нашего секретариата я отправился в Уфу на съезд Союза писателей Башкортостана и практически всю дорогу спал или смотрел в окно, так как только в поездах мне и удаётся отлежаться да восстановить силы. Глядя на пролетающую мимо поезда заснеженную панораму, неожиданно для себя снова начал рифмовать: «Спят под небом синим / снежные поля. / Всё это — Россия — / Родина моя...»

Строки, подобные этим, я мог бы тянуть километрами, но из-за того, что они не «выпрыгивают» из уровня множества аналогичных стихов, я в последние годы и расстался со своим поэтическим творчеством. Хотя иногда, под воздействием дорожных или иных впечатлений, поэзия и стучится в мою душу строчками каких-то не высказанных мною до конца стихов: «...Но в сердце должны же остаться / плывущие в тёмном окне / огни неизвестных мне станций, / как отблески солнца на дне?..» (или — другой вариант последней строки: «как жёлтые рыбы на дне?..»)

Проезжая мимо станции Абдулино, я увидел из окна сидящего на ящике возле входа в станционный буфет старика, образ которого тоже отозвался во мне коротким четверостишием: «...И как земля, растресканный и древний, / сдувая снег с недвижного лица, / сидит башкир перед буфетной дверью — / как пес возле хозяйского крыльца...»

А чуть погодя — снова о пейзаже за окнами, о белых равнинах, полях и зиме: «Ну, зачем это, вроде мне — / всё снега да снега? / Как махновцы, по Родине, / разгулялась пурга! // Мчится белая конница — / не рассмотришь копыт! / Только свист за околицей, / затухая, висит...»

И — ещё раз о том же, но в несколько ином варианте: «...Колет совесть (так и в ногу гвоздь, поди?), / за какую, не пойму, вину. / Сколько снега навалило, Господи, / на мою несчастную страну!..»

А снега вокруг навалило и в самом деле невиданно, особенно в Уфе, куда я приехал к вечеру 21 февраля — тут по улицам ходишь, словно по руслам высохших рек.

Поселили меня в гостиницу «Агидель», в шикарный двухкомнатный номер с громадным диваном, вольтеровским креслом, телевизором, холодильником, необъятной кроватью и зеркалами... На ужин съел в ресторане великолепную котлету по-киевски, блинчики с маслом и чудесный кофе.

Раза три звонили из службы интимных услуг — предлагали провести вечер с девочками. (В Сыктывкаре, где я проводил недавно семинар критиков, звонили раз по пять-шесть...)

Из-за того, что Президент Башкортостана Рахимов не успел приехать из Москвы, съезд решили на денёк отложить, так что 22 февраля у меня получился выходной, и я решил прогуляться по городу. По названиям и вывескам ни за что не определишь, что находишься в столице Башкирии: кафе “Баскин Роббинс”, ресторан “Индиана Джонс”, кофейня “Эльф”, магазины “Клеопатра”, “Ив Роше”, “Кэтберри” и им подобные...

Но сколько снега, Боже мой, сколько снега! Толщина — метра два, а местами так даже и больше! Как же не написать об этом хотя бы нескольких строчек?

«...С утра не займёшься тут бегом — / не выползти из дверей: / Уфа вся завалена снегом / до самых своих фонарей!..»

Вечером в гостиницу приходил Михаил Чванов — маленький светлобородый витязь, который тащит на себе международный Аксаковский фонд, музей Аксакова в Уфе и все аксаковские места Башкирии, где он создает школы имени Аксакова, реставрирует усадьбы, восстанавливает храмы, обеспечивая их колоколами, и делает массу других дел. Не без его участия в республике учреждена Всероссийская Аксаковская премия. Но живется ему здесь, похоже, нелегко — национальные отношения все-таки накладывают свой отпечаток на жизнь русского писателя в иноязычной и иноверной среде, это видно даже невооруженным глазом...

* * *

…Длинная фраза у прозаика (или чрезмерно длинное стихотворение у поэта) — это неоспоримое свидетельство его нарциссизма. Он не может остановить себя, потому что постоянно внутренне любуется собой говорящим, как будто бы видит себя на трибуне...

* * *

…Газеты наполнены информацией об убийстве начальника Управления юстиции Московской области Юрия Власова, которое, как теперь выяснилось, совершил его юный любовник — 18-летний учащийся педагогического колледжа Женя Карпов. Главный юрист Подмосковья любил мальчиков, но, пользуясь услугами Жени, не отдавал ему обещанных денег, так что тот, в конце концов, решил взять у него “заработанное” сам. А, не обнаружив денег, убил своего партнёра, выместив на нём издевательствами все свою обиды на жизнь...

Такие вот “голубые” скандалы ярчайшим образом показывают, какие именно люди стоят у нас сегодня в руководстве всеми сферами жизни. Трудно поверить, но это факт — педерасты, развратники, растлители, извращенцы, мошенники, казнокрады, мздоимцы, предатели национальных интересов, воры и убийцы отвечают сегодня в России за нравственность, воспитание молодежи, соблюдение законности и порядка, государственные тайны и финансы, безопасность и процветание державы, и другие стороны нашей жизни. На них опираются Президент и премьер-министр. Они их устраивают. А мы всё ждём, что в стране каким-то образом повысится уровень нравственности и законности...

* * *

...До глубокой ночи читал однотомник Сергея Есина (издательства ТЕРРА, 1998 года), покуда ясно не увидел, что он — хороший писатель, но — НЕ РОМАНИСТ. Не случайно он и сам это почувствовал и последнее время перешел на писание дневников. У него ведь и в прочитанных мною вещах почти все пишут. Задним числом описывает свою жизнь и историю смерти жены Стеллы герой романа “Затмение Марса”. Ведет дневник и герой романа “Гувернёр”, мечтая его потом продать издателям. Сюжеты Сергея Есина статичны и малосущественны, и самое интересное таится как раз не в них, а в лирических отступлениях и фиксации эпохи. Ну, например: “Так уж мы устроены, что если в наше нечеткое время в нашем, еще вчера нищем в смысле индивидуального богатства, государстве видим преуспевающего, сверкающего человека, то невольно спрашиваем у себя, строя дерзкие предположения: где украл?..” Или еще: “...Многие его ровесники и на нашей прекрасной и обильной родине расстались с прежними чистыми, интеллигентскими, в хрустальных нарукавниках, мечтами и торгуют в лавках, занимаются рэкетом или спекулируют по мелочам в международном масштабе: челноки! Меня-то, собственно, волнует то, что люди меняют ради добавочных возможностей свое призвание. Врач становится буфетчиком, а артист или писатель — коммивояжером. Значит, все предыдущее — ложь?..”

Страниц, основная задача которых заключается единственно в фиксировании атмосферы времени или характерных особенностей места действия, в однотомнике множество. Автор и сам признает, что до романиста у него не хватает пороха, и с этакой хитрецой вопрошает: “но, с другой стороны, может быть, ПРОТОКОЛЫ и есть первооснова любого романа?”

Может, кто с этим спорит...

Хотя, надо признать, встречаются в прозе Есина фразы, которые говорят, что он мог бы стать и поэтом. Ну хотя бы такие, какими он описывает церковь Рождества в Иерусалиме: “...Строгий, похожий на космический шум, треск свечей, грозная тишина присутствия Бога...” Или вот такие две цитаты (обе, кстати, связанные с именем Создателя). Первая: “...А разве каждая душа — это не семя Бога, жаждущее нового воплощения?..” И вторая: “...Для меня всегда было загадкой, что есть Бог, ибо Он мог родиться только из любви. Значит, сначала была любовь?..”

Кстати, здесь же, в “Гувернере”, проскальзывает и тень будущего романа Есина о вожде революции: “...В одном дедушка Ленин был совершенно прав: художник, писатель, журналист в любом обществе ангажирован... Кто ему платит — того он любит. Все кричат сейчас о пломбированном вагоне, о некоем подкупе В.И. Ленина и всей социал-демократии немецким генеральным штабом. Я это допускаю. И это вполне естественно...”

(Снял с полки другую его, еще не прочитанную пока что мной книгу и посмотрел оглавление. Уже сами названия подтверждают сделанное только что наблюдение о его таланте не романиста, а мемуариста: “Мемуары сорокалетнего” (повесть), “В родном эфире” (Из записок бывшего преуспевающего чиновника), “Отступление от романа, или Сезон засолки огурцов” (педагогические этюды и размышления.)

* * *

…И ещё о Есине. Читал на днях опубликованный в журнале “Проза с автографом” его дневник за июнь — сентябрь 2000 года и находил в нём подтверждения своим недавним наблюдениям. Дневник — это именно тот жанр, где Есин раскрывает своё творческое дарование наиболее полно. Да он и сам признаёт это, отмечая в записи от 8 июля, что не поехал на свою любимую дачу только по той причине, что его пригласили в этот день на юбилей Константина Райкина, и пропустить это мероприятие, значило — нарушить “обязательства перед дневником”. При этом Сергей Николаевич (или же просто — С.Н., как он сам называет некоторых из описываемых в своём дневнике персонажей) то и дело подчеркивает: “Проза у меня, как всегда, только о себе”, “Я из собственной жизни делаю роман”, и так далее. В дневниках он пришел к своему любимому жанру в полной чистоте, без всяких там сюжетов и вымышленных героев.

* * *

...Только я собрался уходить из Правления, как приехал из Нижнего Новгорода Женя Шишкин — главный редактор журнала “Нижний Новгород”, который издал часть дневников Сергея Есина, кажется, за 1998 год (что-то у меня Есин стал появляться чуть ли не на каждой странице, к чему бы это?). Задержался с ним на час, говорили о литературе, о делах в Нижнем, а потом поехали в ЦДЛ — мне там нужно было забрать оставленные для меня книги, а он захотел купить журнал “Проза с автографом”, где был напечатан прочитанный мною позавчера дневник Есина за июнь — сентябрь 2000 года, в котором, как я успел рассказать Жене, упоминался также и он. Дорогой опять говорили о литературе, в частноcти — о Вячеславе Дёгтеве и Юрии Полякове. Я сказал, что Дёгтев может менять стили и темы, как компьютер шрифты: может изобразить текст “Ижицей”, может “NewRomanCar’ом” — он владеет всем с одинаковым профессионализмом и одинаковой холодностью чувств. Но при этом всегда очень непросто понять, оправдывает он своих персонажей или обвиняет, любит или ненавидит, и вообще — что хочет сказать моделируемой ситуацией и на чьей стороне он сам.

Совсем по-другому воспринимается мною творчество Полякова, который, хотя ипишет сегодня едва ли не лучше всех своих литературных сверстников, но умудряется вызывать своими произведениями самые разноречивые мнения и споры. Так было, когда он опубликовал “Сто дней до приказа”, “ЧП районного масштаба”. Так случилось и с последним на данный момент романом — “Замыслил я побег”. В упрёк писателю поставили и умение приспосабливаться к требованиям рынка (хотя всем бы нам такое умение!), и потакание вкусам массового читателя, и сужение собственного кругозора до размеров двуспальной кровати... А между тем, этим своим романом он сделал практически то же самое, что и Михаил Юрьевич Лермонтов повестью “Герой нашего времени” — т. е. показал очередную трагедию лишнего человека с поправкой на уже наше с вами время. Разница между героем поляковского романа Олегом Трудовичем Башмаковым и лермонтовским Печориным заключается только в том, что, чувствуя свою невостребованность в эпохе, герой повести Лермонтова ещё пытаетсяпровоцировать её на какие-то ответные действия своими откровенно дерзкими поступками, как бы дразнит её от отчаяния, а герой романа Полякова уже не способен даже и на это, а потому он от своего времени просто убегает.

Что же касается вышедшей на передней план постельной темы, то до размеров постели сузился, на мой взгляд, вовсе не кругозор писателя, а сам современный мир, из которого для большинства людей ушли все почти другие человеческие ценности.

Несмотря же на свою кажущуюся статичность (а главный герой романа весь роман собирает вещи, чтобы уйти от жены к любовнице, да вспоминает при этом свою жизнь), новая книга Полякова читается с неослабным интересом, в ней имеется бездна сатирических эпизодов, а главное, столько узнаваемых деталей, что кажется, она вычитана автором из жизни каждого из нас. Казалось бы, писатель всего-то только и сделал, что собрал на страницах своей книги анекдотические ситуации из российской действительности последних полутора десятилетий (в чём его тоже упрекают недоброжелатели), а из этого с катастрофической обнажённостью становится видно, как мы профукали свою державу…

* * *

Но как же красиво погибал наш “Мир”, как величественно и гордо проследовал он перед наблюдателями к месту своего последнего пристанища! Словно торжественный кортеж, появились из-за туч стремительно летящие по небу горящие обломки станции: впереди, точно головной автомобиль, неслась самая большая из её уцелевших частей, а немного по бокам и сзади — как сопровождающие её мотоциклисты — обломки поменьше. От фантастичности и величественности увиденного аж душа похолодела. Не случайно мир аплодировал этому красивейшему и печальному «шоу»...

* * *

…До глубокой ночи читал роман Дины Терещенко «Пробуждение» (Исповедь дочери века). Последнее время я везде пропагандирую формальное обновление литературных методов, говорю о необходимости модернизации творческих приёмов, а тут открыл написанную без всяких выкрутасов книгу и, встретив на первых же страницах абсолютно живую героиню в её красной комсомольской косынке, мгновенно проникся её судьбой, и дальше уже читал, не думая ни о какой форме.

Хороший роман написала Терещенко — в нём живет эпоха, чувствуется аромат времени. А главное, в нём есть то, чего не достает сегодня всем нам, чтобы жить по-человечески, то есть — любовь. Именно отсутствие любви (к Родине, народу, вождям, осуществляемому нами делу и так далее) погубило все наши перестройки и реформы, и роман Терещенко удивительно поэтично напоминает нам, как любовь может одухотворить собой любое дело, любой общественный строй, любые тяготы, трудности и даже репрессии. Не понимаю, как всего этого не увидел в журнале “Москва” Владислав Артёмов, которому я приносил рукопись для ознакомления. Скорее всего, он её просто даже и не открывал, иначе бы не отклонил от публикации...

Но вообще-то, насколько я знаю, с этим романом связаны такие, чуть ли не мистические, истории, что автору следовало бы написать об этом отдельную книгу. С момента своего создания в начале 1980-х годов, отвергнутая издательствами рукопись “Пробуждения” побывала в руках практически всех известных писателей столицы. Они её читали, хвалили, говорили, что это замечательная вещь, и делали всё возможное, чтобы... выкупить у автора права на опубликование романа подсвоим именем. Именно с таким предложением, как я слышал, обращались к Терещенко известная поэтесса-кремлеведка и не менее известный прозаик-правозащитник, который, в частности, после отказа автора уступить ему свой роман проклял рукопись, сказав, что она до конца века не увидит читателя.

Слава Богу, Терещенко все-таки дожила до конца минувшего века, когда проклятие П-вкина наконец утратило своё действие (а говорят, что он и в самом деле знается с нечистой силой), и смогла увидеть свой роман напечатанным...

* * *

Постперестроечная Россия — это страна нуворишей и ну-воришек.

* * *

…С утра дочитывал привезенный недавно Женей Шишкиным журнал “Нижний Новгород”. Некоторые вещи в нём мне уже знакомы — рассказ Ивана Евсеенко “Седьмая картина” (эдакий парафраз на тему гоголевского “Портрета”) я читал раньше в “Подъеме”, роман Миши Попова “Мальчик и девочка” (очень интригующее фантастическое повествование с обесценивающим всё финалом) — в журнале “Московский Вестник”. Впервые прочитал здесь рассказ Алеся Кожедуба “Туфли из крокодиловой кожи” (хотя, по-моему, и он мне где-то раньше попадался), в котором изображается очередной крах очередного русского человека, пытающегося вписаться в систему новых рыночных отношений. Несмотря на то, что, как и всё у Кожедуба, эта вещь написана талантливо и ярко, после ее прочтения в душе остается какой-то неприятный осадок. Такое ощущение, что она просто заведомо топит читателя, не оставляя ему никакой надежды на будущее. Тебе, мол, не выжить, говорит она. Ты всегда будешь проигрывать, за что бы ни взялся, потому что сейчас НЕ ТВОЁ время.

Думаю, что пора уже прекратить утверждать в читателе стереотип русского человека как “кармического” неудачника и начать создавать образ не просто положительного героя, но героя, ПОБЕЖДАЮЩЕГО ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, героя, УМЕЮЩЕГО НАЙТИ и, главное — ПОКАЗАТЬ ДРУГИМ ВЫХОД ИЗ БЕЗДНЫ. А иначе зачем нужна литература, если она не наполняет своего читателя силой и верой?..

В разделе поэзии запомнились стихи поэтессы из города Сарова Ирины Егоровой, хотя они, на мой взгляд, несколько чрезмерно переполнены одиночеством и неверием в счастье: “...Но жизнь — такая злая хулиганка, / Вдруг вспомнив про обиды и тоску, / Нас запаяла в двух консервных банках, / Сварив обоих в собственном соку...”

А вообще Саров обращает на себя внимание тем, что в нем очень много сильных поэтов. То ли так действует разлитая там благодать батюшки Серафима Саровского, то ли поэзия — это единственное средство как-то раздвинуть границы закрытого города, каким до сих пор остается этот город, имеющий второе имя Арзамас-16.

* * *

…Заходил поэт Анатолий Парпара, занёс свою “Историческую газету”, в которой опубликована речь М.С. Горбачева в Американском университете в Турции. “Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми, — говорит в ней этот недавний генеральный секретарь нашей Коммунистической партии. — Меня полностью поддержала моя жена, которая поняла необходимость этого даже раньше, чем я. Именно для достижения этой цели я использовал моё положение в партии и стране. Именно поэтому моя жена все время ПОДТАЛКИВАЛА меня к тому, чтобы я последовательно занимал всё более и более высокое положение в стране...”

Если всё это не позднее бахвальство, то становится видна роль Раисы Максимовны в развале СССР, что еще раз подтверждает ту истину, что со времен Адама и Евы дьявол действует исключительно через женщину, и враждебные России силы это очень хорошо понимали и использовали…

* * *

…Были сегодня с Мариной на даче у поэтессы Людмилы Щипахиной, куда она зазвала нас, позвонив утром по телефону. Я было хотел в этот день поработать над некоторыми из своих недописанных вещей, но, видя, что Марина уже устала от города, согласился, и мы поехали…

В два часа дня были на месте. Ели вкусный плов, шашлыки, пили привезенное нами вино и пиво. Из гостей сначала были только мы с Мариной да Олег Николаевич Шестинский со своей Ниной Николаевной, а часа через полтора появились ещё Ким Македонович Цаголов с женой Фатимой. Он — бывший генерал КГБ, служивший в своё время в Афганистане. Подавал Горбачеву разные смелые записки, предупреждая о том, что может произойти со страной. Работал в Верховном Совете, потом у Пал Палыча Бородина и где-то ещё.

Он сам заговорил о случае избиения азербайджанца возле метро Царицыно, сказав, что это этнический террор. Я не смог удержаться и возразил ему в том смысле, что подобные акции — это всё-таки не столько свидетельство нашей недружелюбности к другим национальностям, сколько ответная реакция русского народа на агрессивное вторжение в нашу жизнь всевозможных этнических переселенцев, захватывающих все сферы деятельности не только в Москве, но и во всей России. Так что и появление воинственных скинхедов, и побоище возле метро “Царицыно”, и последний погром в центре столицы надо трактовать не более как “действия в пределах необходимой обороны”. И тут, на мой взгляд, не имеет значения тот факт, что государство не замахивалось ножом на тех царицынских ребят конкретно. Гибель сегодня угрожает всей русской нации, вот она и защищает себя руками молодёжи...

Марина говорила мне потом, что с националами на эти темы лучше не разговаривать, а то, мол, они вспыхивают, как порох, поскольку для них всё это очень больно. А разве для нас — не больно? Это, скорее уж, мы должны вспыхивать, как порох, потому что именно они нас унижают (и уничтожают) на нашей же земле, а не мы их — на их земле...

Но с Цаголовым мы закончили наш спор вполне миролюбиво, и он нас с Мариной даже подвёз потом на машине до метро “Киевская”.

* * *

…Вечером по телевизору передавали интервью с Александром Солженицыным, в котором он, в частности, сказал, что Запад не испытал в своей истории того, что испытали мы, а потому не может быть для нас судьёй и учителем, а также, что Ельцин и Чубайс произвели над Россией чудовищный эксперимент, создав из неё государство, основанное на ограблении большинства меньшинством… Увы, всё абсолютно правильно, да только кто сегодня к его словам прислушивается? Это ведь почти то же самое, если бы Иуда Искариот после казни Христа взялся разоблачать иерусалимских первосвященников в попрании принципов гуманизма!..

* * *

...По дороге в стоматологическую поликлинику купил выходящее приложением к “Независимой газете” издание “Кулиса-НГ” (№ 10 от 15 июня 2001 года), в которой опубликовано интервью с нобелевским лауреатом 1998 года — португальским писателем Жозе Сарамаго. Размышляя над тем, что могут сделать сегодняшние португальские писатели в противостоянии антинародным курсам политиков, Жозе Сарамаго без обиняков признался: “...Очень мало. В нашем обществе превалирует идея ЛИЧНОГО успеха, ЛИЧНОГО триумфа. Ведь все мы в той или иной мере ЭГОИСТЫ, ибо само общество постоянно внушает каждому: “не верь и не доверяй никому”, “добивайся своего собственного успеха”, “куй свою собственную победу, даже если для этого тебе придется убирать, уничтожать других”.

Увы, но то же самое сегодня проповедуется и НАШИМ обществом тоже...

* * *

...Чисто случайно наткнулся в газете “Подмосковье-Неделя” (№ 17 от 18 июля 2001 года) на статью главы администрации поселка Деденёво Дмитровского района Светланы Тягачёвой “Давайте сделаем то, что невозможно”, в которой она, в частности, пишет: “Как случилось, что сильный, гордый народ, с развитым чувством национального достоинства, любви и сострадания, перестаёт ощущать себя единой нацией? Как случилось, что сходит на нет русская национальная культура и стирается историческая память народа? Куда девался русский национальный дух, на котором держалась крепость нации и без которого народ, как корабль без паруса, может быть поднят ветром времени и рассеян в истории? Государственная мощь покоится прежде всего на чувстве патриотизма и государственном сознании граждан. Когда человек перестаёт любить свою родину или утрачивает её, ему все равно, что будет с ней. <...> Главное, что нужно вернуть сегодня людям, главное, чем нужно пропитать души наших детей, — это чувство патриотизма и вера, которая всегда была, есть и будет цементирующей основой социально-политического и духовного единства общества. <...> Думаю, уместно вспомнить известную из школьного учебника формулу: «Православие — самодержавие — народность», которую её автор граф Уваров сегодня, может быть, сформулировал бы так: «Православие — государственность — патриотизм». Россия спасётся творчеством — обновлённой религиозной верой (в пределах православного христианства), новым пониманием человека, новым политическим строительством, новыми социальными идеями...”

Перечитал всю статью еще раз и откровенно пожалел, что её автор управляет всего только небольшим посёлком, а не всей Россией. Вот таких бы людей нам сегодня в президенты! Настоящих патриотов, мыслящих. Пускай даже и в юбке...

* * *

…Еду в поезде и слушаю, как в соседнем купе две сестрёнки лет десяти громко играют в слова.

— ...Сметана! — громко говорит одна из девочек.

— Сметана, сметана, сметана, — раздумчиво бормочет другая. И, немного подумав, отвечает: — Аист.

— Аист? — недоверчиво переспрашивает первая. — Нет такого слова.

— Есть! — упрямится другая и обращается к матери: — Мам, скажи, есть такое слово — аист?

— Конечно, — отрывается от беседы с попутчицами мать, — это птица такая.

— Вот видишь? — торжествует девочка.

— Ну ладно, — соглашается сестра. — Аист так аист. Мне, значит, теперь на «т».

И, минуту помолчав, выкрикивает:

— «Твикс»!

— «Твикс» я знаю, — кивает другая. — Мама нам покупала. Сладкая парочка. Это мне получается на «с»? Пожалуйста — «Сникерс»!

— «Сникерс»? Это теперь мне тоже на «с»? Ну-ну, — сестра на какое-то время умолкает, затем уверенно произносит: — Сучка!

— Сучка? — переспрашивает другая. — Нет такого слова.

— Есть, — не сдается та и тоже обращается к матери: — Мам, скажи, есть же такое слово — сучка?

— Нет, — строго отвечает мать. — Нет такого слова.

— Как это — нет? — удивляется дочка. — А тетя Рима? Ты же сама её так...

— Я вот тебе сейчас поговорю глупости! — взрывается гневом мать, и девчонки на какое-то время затихают, а я смотрю на мелькающие за окном просторы…

* * *

…До сих пор продолжаю думать над нашей недавней беседой с Кимом Цаголовым. “Почему мы всё время ищем вокруг себя каких-то врагов? — недоумевая, спрашивал он, когда, отправив машину немного вперед, мы шли с дачи Людмилы Щипахиной по переделкинской улице, слушая, как высоко над нашими головами, хоронясь на зелёных клиросах, грохочут соловьиные хоры. — Почему нам так необходимо постоянно иметь рядом с собой противника?..”

“Да потому, — ответил я, — что, мы очень сильно отпали от Бога. Если бы мы жили по Его заветам, то мы бы все свои силы направляли на борьбу с тем врагом рода человеческого, который прячется в каждом из нас, то есть воевали бы с дьяволом и своимиперсональнымипороками. Мы же вместо этого, потакая своим собственным грехам и слабостям, направляем свою агрессию не на истинного виновника всех зол в мире, а только на таких же, как мы сами, но одурманенных его чарами людишек...”

* * *

…Будучи в гостях у мамы в Донбассе, полез в свои старые записные книжки, которые я обнаружил у неё на чердаке в мешках из-под картошки, и наткнулся там на такие стихи:

“Замёрзну — ног не разогнуть — / в твой двор сверну с большой дороги, / и словно самый трудный путь, / пройду пять метров до порога. // Ты вскрикнешь: «Снегом не труси!» / А я — не в силах ни словечка — / скорей замерзшие усы / развешу над горячей печкой. // А после — будет крепкий чай / тепло в избе и ужин грубый, / прикосновенья невзначай / и поцелуй пьянящий в губы... / И как тут не сойти с ума / от теплоты, любви и ласки? / И жизнь — прекрасна! И зима — / уже не злей, чем волк из сказки!”

И такого в этих мешках — как картошки…

* * *

Из случайных палиндромов:

1. Тут радиатор или рота и дар тут?..

2. Сосиска, такси, «SOS».

3. «Суахили-Хаус». («Suahili-Haus».)

4. Меч азбук? А куб — зачем?

5. ...И ребус убери.

6. Шанс наш — шансон. Нос наш — шанс он. Шанс наш — нос наш. Нос наш — шанс н аш. Шансон — шанс наш.

7. Коли милок вор — в ров!.. Честен? — Нет сечи!.. Врун? — Ну, рви.

8. Вор имен — Немиров.

9. Я, диво видя, пал с лап!..

10. Кармадон долог — голодно, да мрак...

11. Не виден Канзас, а знак — не дивен: мордолев и велодром.

12. Купи лес, мать. Там сел — и пук!..

13. Немиров — вор имен.

* * *

…Читал присланную мне на днях из Саранска книгу стихов Камиля Тангалычева “Ближняя деревня”, сквозным мотивом которой является тема оставления людьми их малой родины: “Облетают навеки деревья, / Провожая меня у ворот. / Покидаю последним деревню, / Чтобы там поселился Господь”, — пишет, закольцовывая последним стихотворением все сказанное в книге, автор. — “...Будет жить, не нарушив завета, / Моя родина тысячи лет. / Если даже придет конец света, / Возле Бога не кончится свет. // Не дождавшийся Бога — рыдаю / И репейник кошу у ворот... / Ты прости, что тебя покидаю, / Но тебя не покинет Господь. // Я деревню Ему возвращаю, / Теплый дом в тупике полевом... / Богу родину я завещаю, / Взяв себе лишь скитанья Его”.

В какой-то степени тема книги перекликается и с романом Арсения Ларионова “Раскаяние”, и с повестью Алексея Варламова “Дом в деревне”, и с целым рядом аналогичных произведений, посвященных тоске человека по своей малой родине. Но вот вопрос к Камилю Тангалычеву — а что делать Богу в деревне, которую покинули люди? Ведь даже не христианин по вере Иосиф Бродский понимал, что “в деревне Бог живет не по углам”, ибо Он обитает не в рукотворных стенах, а в наших душах, и самый лучший храм для Господа — это сердце человека. Так что рассчитывать на встречу с Богом в покинутых нами среди лесов деревеньках представляется мне делом весьма сомнительным. Если, конечно, речь в стихах поэта идет об Иисусе Христе, а не о каком-либо местном божке...

* * *

…Сегодня мой сосед по кабинету Олег Бавыкин (председатель иностранной комиссии нашего СП) принёс на работу привезенную им с Валдая «Черную книгу коммунизма», выпущенную Союзом правых сил (СПС) в количестве 100 тысяч экземпляров, которые он бесплатно рассылает по всем библиотекам России. Во вступительной статье к книге, которую написал “архитектор перестройки” Александр Яковлев, приводится перечень обвинений, за которые большевизм должен ответить перед судом истории, и, прочитав эти пункты, я с удивлением увидел, что они практически один к одному соответствуют деяниям и наших сегодняшних демократов.

“Большевизм не должен уйти от ответственности за насильственный и незаконный государственный переворот в 1917 году”, — пишет А. Яковлев, и в памяти сразу же всплывают такие же незаконные перевороты в августе 1991 и октябре 1993 годов, совершенные под руководством Б.Н. Ельцина, причем в октябре 1993 года это было сделано отнюдь не бескровно. ЗА ЭТО — можно уходить от ответственности?

“Большевизм не должен уйти от ответственности за развязывание братоубийственной гражданской войны, в результате которой была разрушена страна, а в ходе бессмысленных и кровавых действий было убито, умерло от голода, эмигрировало более <...> миллионов человек”, — пишет далее “архитектор перестройки”, и ни один честный человек не может не сопоставить этого с превращенными в сплошные “горячие точки” национальными окраинами России, откуда каждый день приходят скорбные известия о погибших солдатах и мирных жителях, не говоря уж о тысячах эмигрировавших за границу или превратившихся в беженцев жителей вчерашнего СССР. ЗА ЭТО — можно уходить от ответственности?

“Большевизм не должен уйти от ответственности за уничтожение российского крестьянства. Попраны нравственность крестьянской России, её традиции и обычаи. Производительные силы деревни подорваны”, — кощунственно продолжает он, словно не видя, что во всём этом можно обвинить сегодня и нынешний режим, разоривший вчерашние колхозы-миллионеры и превративший российских крестьян в нищих. ЗА ЭТО — можно уходить от ответственности?

“Большевизм не должен уйти от ответственности за организацию травли учёных, литераторов, мастеров искусств, инженеров и врачей, за колоссальный урон, нанесенный отечественной науке и культуре”, — цинично заявляет Яковлев, и тут даже и говорить нечего, поскольку сказанное стопроцентно описывает положение нашей сегодняшней культуры: с травлей русского академика Фроянова, арестом Эдуарда Лимонова и наносящим колоссальный урон нашей отечественной культуре нашествием американского кино, переводных романов ужасов и низкопробных телевизионных шоу, в том числе — и откровенно порнографических. ЗА ЭТО — можно уходить от ответственности?

“Большевизм не должен уйти от ответственности за организацию преступных кампаний против любого инакомыслия”, — гневно восклицает Яковлев, зная, что в сегодняшней России стало опасно не только пропагандировать русскую идею, но произносить даже и само слово “русский”. ЗА ЭТО — можно уходить от ответственности?

“Большевизм не должен уйти от ответственности за установление диктатуры, направленной против человека, его чести и достоинства, его свободы. <...> В результате преступных действий большевистской власти разрушена Россия”, — бессовестно утверждает автор предисловия, зная, что его друзьями-демократами в сегодняшней России развалены экономика и финансы, уничтожена армия, подорвана наука, разрушены системы здравохранения и образования, а из паспортов граждан России удалена графа с указанием национальности. ЗА ЭТО — можно уходить от ответственности?..

Увы, политика — очень грязное и нечестное дело, и обвиняя своих противников во всех смертных грехах, никто не хочет замечать тех же самых преступлений — ЗА СОБОЙ...

* * *

...Приехав в Правление СП, узнал, что минувшей ночью в Красноярске скончался писатель Виктор Астафьев. Наши все страшно суетились, отсылали какие-то телеграммы, куда-то звонили. Тут же был и Владимир Крупин, собирающийся лететь к нему в Овсянку на похороны.

Гена Иванов попросил меня написать некролог на его смерть, но я отказался. Может, это и не по-христиански, но я не могу забыть его последних произведений (“Прокляты и убиты”, “Обертон”, а также высказываний в различных интервью), в которых он, перечеркнув подвиг нашей Армии-Победительницы, низвел весь ратный труд солдат Великой Отечественной войны единственно до уровня проблем набивания брюха и поиска места для испражнения. При этом немцы у него выглядят эдакими невинными цивилизованными овечками, а русские солдаты кровожадными монстрами-убийцами. Я писал о нём жесткие критические статьи, и если мне теперь браться за написание некролога, то надо или кривить душой и сочинять трагический монолог о “тяжёлой утрате, которую понесла Русская литература в связи со смертью великого писателя”, либо же честно говорить о заблуждениях покойного, для чего, наверное, данный случай не является самым подходящим. А то, что Виктор Петрович был последнее время не во всём прав, он признавал и сам, открыто заявив об этом, когда мы встречались году в 1996-м в Самаре во время его проезда из Тархан в Красноярск. “Последнее время я чувствую, что впал в какое-то сильное озлобление, от которого никак не могу избавиться. Я, может, и в Самару-то к вам специально за тем и завернул, чтобы ваша Волжская ширь помогла мне освободиться от этой злобы...” — сказал он тогда во время импровизированного обеда.

Напуганная его непонятной репутацией (то ли он демократ, то ли патриот, то ли еще кто), Администрация Самарской области не рискнула тогда принимать Астафьева у себя и перепихнула его на руки писательской организации. Денег у нас было в те дни не густо (как, впрочем, и всегда), мы купили варёной колбасы да водки, жёны наши принесли из дому огурцов, сварили пельменей и картошки, тем мы великого писателя и угощали…

* * *

…Проходя в метро мимо газетного лотка, выхватил мимолётным взглядом название одной из выставленных на витрине газет — «Дотошный доктор» — однако же, пройдя несколько шагов, усомнился в правильности такого прочтения и, вернувшись назад, перечитал название повнимательнее. Оказалось — «Домашний доктор».

* * *

…Сегодня — очередная годовщина со дня смерти Иосифа Виссарионовича Сталина. При всей его маниакальной подозрительности и жестокости, приведших страну к ГУЛАГу и иным перегибам, сегодня уже видно, что без его державной твердости сохранить независимость государства и направленный на всенародное благо курс практически невозможно. Сегодня мы уже на себе видим, что происходит, когда власть оказывается слабой. Я думаю, что Сталин — это последний государственный деятель, которого хоронила ВСЯ СТРАНА. После него уже просто оттаскивали и зарывали...

* * *

Из случайных рифм:

«Россией правит криминал, / гребёт в карманы “черный нал”. / А мы лежим, как труп в гробу, / с тремя шестёрками во лбу...»

* * *

…Вечером были с Мариной в Государственном Кремлёвском Дворце на творческом вечере актёра и поэта Михаила Ножкина, которому нынче исполняется 65 лет. Он — автор целого ряда поистине всенародно любимых песен, среди которых такие как: “Я в весеннем лесу пил березовый сок, / с ненаглядной певуньей в стогу ночевал. / Что искал не нашел, что имел не сберёг. / Был я смел и удачлив, но счастья не знал. // И носило меня, как осенний листок. / Я менял города, я менял имена. / Наглотался я пыли с заморских дорог, / где не пахли цветы, не блестела луна...” (фильм “Ошибка резидента”), потом еще: “Четвертый год нам нет житья от этих фрицев. / Четвертый год соленый пот и кровь рекой. / А мне б в девчоночку хорошую влюбиться, / а мне б до Родины дотронуться рукой! // Еще немного, еще чуть-чуть, / последний бой — он трудный самый. / А я в Россию, домой хочу. / Я так давно не видел маму...” (фильм “Освобождение”), ну и, конечно же — “Я люблю тебя, Россия, / дорогая наша Русь. / Нерастраченная сила, / неразгаданная грусть. / Ты размахом необъятна, / нет ни в чем тебе конца. / Ты веками непонятна / чужеземным мудрецам...”

Зал был переполнен, мы давно не видели атмосферы такого единодушия. Настоящие овации вызвала песня “Время Русь собирать! Время Русь собирать! Где ж ты, Иван Калита?” — слушая которую, я пожалел, что в зале нет Путина (хотя он и прислал поздравительную телеграмму). Но мог бы и сам перебежать сто метров из своего кабинета во Дворец, чтобы услышать, чего хочет его народ.

Наверное, можно по-разному относиться к профессиональному уровню стихов Ножкина (на мой взгляд, некоторые из них несколько излишне прямолинейны и длинноваты), но я думаю, это очень символично, что его песни прозвучали наконец-то именно в Государственном Кремлевском Дворце, мне кажется, что в мистическом плане просто не может не иметь каких-то последствий тот факт, что слова “Будьте прокляты, предатели, / милой Родины моей” были озвучены не где-нибудь, а в самом центре Кремля, да при этом еще и были поддержаны сердечной энергией нескольких тысяч присутствовавших на концерте людей...

* * *

...Возвращаясь домой с работы, увидел на нашем рынке возле метро «Братиславская» красивый ковер с ликом Иисуса Христа посередине и подумал: как же потом, прости, Господи, выбивать из него в случае необходимости пыль? Какую надо иметь душу, чтобы заставить себя бить выбивалкой по лицу Бога? Я вот еще только подумал да написал об этом — и то уже страшно сделалось, а как быть тем, кто его все-таки купит? Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй...

* * *

...Подумалось вдруг о том, что реформы русского языка — это не такое уж и безобидное дело, как может показаться. Вот, к примеру, раньше писалось не “католический”, а “кафолический”, не “кафедра”, а “катедра”, не “теософия”, а “феософия” и так далее. Так что и наш сегодняшний “Интернет” при всей сопутствующей ему массе положительных моментов имел бы по старому написанию вид “инфернет”, что гораздо ближе соответствовало бы его ИНФЕРНальной сущности...

* * *

…Выглянул утром в окно и поёжился от неприглядности увиденного. Температура вроде бы еще ничего — целых +14, но всё вокруг было так уныло и пасмурно, что у меня само собой родилось следующее стихотворение: “Нынче день какой-то сероватый — / сквозь него не глянешь напросвет. / Будто даль позатыкали ватой: / вязнет звук и не проходит свет. // Трудно внять, что там, за пеленою, / небосвод — светлей и голубей... / Где же вы, дружившие со мною / стаи шумных белых голубей? // ...Огляжу окрестности с балкона, / и как будто кто напомнит мне: / «Так бывает. Чем темней икона — / тем светлее краски в глубине!»”

Первая строка, конечно, выдернута мною из Мандельштама, но я её менять не хочу — это ведь просто моя поэтическая реакция на реалии окружающего дня, что же плохого в том, что мне помогли её выразить ритмы Осипа Эмильевича?

* * *

…Последние два дня Москву просто-таки не видно из-за накрывшего её дымного шлейфа. Горят уже, кажется, не только Орехово-Зуевский да Шатурский районы, а чуть ли не все торфяники Московской области. То же самое происходит и вокруг Питера, да и вообще едва ли не по всей европейской части России. А Путин тем временем уехал в Сочи, ходит там на концерты группы “Любэ”, ужинает с Николаем Расторгуевым и, похоже, преспокойненько дожидается, пока здесь всё само собою потухнет. Я даже сочинил по этому поводу небольшое, но злое стихотворение: “Закрыто небо голубое / дымами тлеющих болот. / А Президент, как с поля боя, / бежал — и в Сочи пиво пьёт. // Он там с «Любэ» поёт за жизнь / под небом цвета синих джинс, / и подпевает тихо море им... / А мы тут — дышим крематорием”.

Слава Богу, во второй половине дня пошел дождь — может быть, хоть он освежит задымленный вонючий воздух...

* * *

Россия настолько литературоцентричная страна, что в ней даже фамилия царской династии несла в себе определение одного из основных литературных жанров — РОМАНовы. Наверное, поэтому практически вся история нашего государства представляет собой один сплошной авантюрно-приключенческий РОМАН, наполненный кровью, любовью и всеми мыслимыми и немыслимыми страстями.

* * *

Разговаривал с утра со своей дочкой Алинкой (11 лет) о метафорах, эпитетах и другой инструментовке поэтических текстов. Когда она прочитала в “Мурзилке”, что горбы верблюда похожи на два холма, я предложил ей поискать какое-нибудь другое, более современное сравнение, ведь вряд ли у живущей в Москве одиннадцатилетней девочки первыми придут на ум холмы, которые она-то и видела, может быть, только раз в жизни, где-нибудь по дороге в летний лагерь из окна автобуса. Скорее всего, у современных ребят должна при виде верблюда возникать какая-нибудь более знакомая им ассоциация — то, на что натыкается их взгляд в повседневной жизни здесь, в столице. Я схематично изобразил пальцем в воздухе горбы верблюда в виде двух спаренных узких дуг и Алинка тут же сказала, что это округленная буква “М”, а, немного подумав, воскликнула: “«Макдоналдс»! Это «Макдоналдс»! Верблюд похож собой на лошадь, которая несёт на своей спине рекламу «Макдоналдса»!..” Так что метафоры ХХI века будут носить отнюдь не природный, а стопроцентно урбанистический характер...

* * *

…После работы ходили с Мариной в Центральный Дом Литератора на подведение итогов открытого литературного конкурса “Российский сюжет”, который был учреждён весной этого года новым издательством современной сюжетной прозы “Пальмира”. Это была стопроцентно демократическая тусовка с такими обычными для неё участниками как Андрей Василевский, Сергей Чупринин, Александр Вознесенский, Александр Гаврилов, Михаил Бутов, Алла Латынина и другие. Лауреатами премии в трех номинациях (10 тыс. баксов каждая + издание книги) стали Светлана Борминская (за роман “Охота на старушку”), Николай Шадрин (за роман “Без царя”), а также разделившие на двоих одну из номинаций Виктор Строгальщиков (за эпопею “Слой”) и Юрий Коротков (за повесть “Мёртвый”). При этом, характеризуя критерии отбора произведений на премию, нацеленную на поиски РОССИЙСКОГО сюжета, член жюри Александр Кабаков сказал, что их очень порадовало то, что наши умеют закручивать сюжеты ничуть НЕ ХУЖЕ АМЕРИКАНЦЕВ, а что касается книги Строгальщикова “Слой”, то эта вещь, по его мнению, сделана уже вообще не то, что НЕ ХУЖЕ, а, можно сказать, абсолютно ПО-АМЕРИКАНСКИ. И всё это они назвали — поисками русского народного романа...

* * *

Из случайных рифм:

“То шумит на ветру не бор минский, / не лютует в ночи бесом север — / то романчик Светланы Борминской / превратить хотят нынче в бестселлер. // Много ляс вокруг книжки той точится... / Да читать её что-то — не хочется”.

* * *

…Услышал от кого-то произнесенную вслух фразу: “Стал Иван ВО ЧИСТОМ поле”, и подумал, что, помимо привычного, у неё есть еще и другое, не менее поэтичное и образное звучание: “Стал Иван В ОЧИСТОМ поле” (то есть в поле, имеющем ОЧИ, в ГЛАЗАСТОМ поле), — что лишний раз подтверждает моё давнее наблюдение над тем, что слова русского языка имеют способность к многослойному и многосмысловому прочтению, неся под лежащим на их поверхности видимым смыслом (точно матрёшки под внешним корпусом) ещё и некую потайную, обнаруживаемую только при “раскупоривании” этой внешней оболочки, суть...

* * *

…В сегодняшней программе Андрея Караулова “Момент истины” прошёл материал, в котором рассказывается о том, как на Дальнем Востоке продали за рубеж уже полторы тысячи наших кораблей — рефрижераторов с холодильным оборудованием, траулеров, а также других судов, длиной по сто сорок — сто пятьдесят метров каждое, которые, как это значится в документах сделок, были проданы иностранным компаниям по цене... один доллар за штуку!!!

Понятно, что так мало ни один из этих кораблей не стоит, даже если оценивать их просто как металлолом, а значит, действительнуюсумму от их продаж кто-то положил себе в собственный карман. И хотя я и помню евангельский завет “Не судите, да не судимы будете”, но ничего не могу поделать с рождающимся в душе недоумением относительно бездействия Путина. Конечно, лишать кого-то жизни — это тяжелый грех, но и смотреть, как на твоих глазах разворовывается твоё собственное государство — не более ли тяжкая вина? Думаю, что за такие штуки (прости меня, Господи!) надо расстреливать прямо на пирсе, на том самом месте, где только что стояло проданное тобой судно...

* * *

…По уже сложившейся традиции провели рождественские дни в писательском Доме творчества “Переделкино”. Взяли три отдельных номера (в том числе и для Алинки) и каждый занимался тем, что ему нравилось. Была замечательная погода и, глядя на неё, я даже немного посочинял в рифму: “Сыплет с неба весёлый снежок, / как сырье детворе для калачиков, — / словно Кто-то там старый мешок / из-под белой муки выколачивает. // И под крики и радостный смех, — / ни чьего разрешенья не спрашивая, — / к нам слетает рождественский снег, / белизной нашу землю раскрашивая. // (Завершить бы на этом стишок, / на понятливость мир не тестируя, / да уж больно Господний снежок / с чернотой наших дней контрастирует!) // Но хотя мы и тонем во зле, / в нас живёт Божьей веры сияние. / Воздадим же любовью Земле, / что плывёт, Рождеством осиянная!..”

* * *

…Снова весь день думал о “новом” пути России и о том убожестве, что у нас называется экономикой. За последние полтора десятилетия в стране не создано абсолютно ничего существенного, остановились все созидательные и производительные процессы, единственное, что идёт — это воровство и разграбление. Наши идеологи не придумали ничего более эффективного, кроме как растаскивать по своим личным карманам газ, нефть и другие национальные недра, а также создававшуюся в течение 150 лет всем народом сеть железных дорог, энергосистему, авиацию и другие общественные богатства…

* * *

…Капитализм — это не тот общественный строй, который строят СООБЩА, всем миром. Поэтому у нас сегодня так стремительно исчезает дух коллективизма и воцаряется индивидуализм…

* * *

…В очередном номере “Дня литературы” напечатаны моя информационная полоса и обзор последних литературных журналов. К сожалению, обзор оказался немного подсокращённым, и при этом не вошла и та часть, где я говорю о рассказе Валентина Распутина “В непогоду”. Хотя я-то как раз больше всего и хотел высказаться именно по поводу этого рассказа! И вовсе не потому даже, что Распутина нельзя обойти молчанием по причине его известности, а потому, что этот небольшой рассказец просто-таки требует, чтобы о нём было прилюдно поговорено. Ибо Распутина (и я особенно отчетливо понял это после прочтения его повести “Пожар”, в которой оказалось деталей предсказано всё то, что происходило потом на Чернобыльской АЭС, а несколько позже и по всей России) нельзя читать как ЛЮБОГО ДРУГОГО автора — он уже давно, сам того, может быть, даже и не ведая, пишет не рассказы, а главы некоего Русского Откровения, в своеобразной притчевой форме показывающие, ЧТО нас ожидает в нашем шествии сквозь Историю. Поэтому и рассказ “В непогоду” нельзя воспринимать как очередное описание увиденного писателем бурана (да мало ли мы читали подобных описаний, чтоб нас еще можно было этим удивить?), поскольку в нем описана не столько МЕТЕОРОЛОГИЧЕСКАЯ, сколько, я бы сказал, АСТРОЛОГИЧЕСКАЯ картина, показывающая, ЧТО происходит с нашим Отечеством сегодня, и ЧТО его ожидает в его футурологическом завтра. Да — сегодня на нашу Родину обрушилась страшная мировоззренческая буря: она с треском ломает дубы нашей традиционной культуры и духовности, расшатывает наши хлипкие идеологические и экономические жилища и, как говорит одна из героинь распутинского рассказа, “так и норовит тебя сдуть с земли”, но пройдет еще какое-то время, и однажды утром...

“Утром, когда я очнулся и выглянул в окно, весь мир был укутан в снег и тишину. Всё было погребено под удивительно белым и чистым, в застывших волнах, снегом. Как будто ничего и не было, как приблазнилось от болезненных дум...”

Белое и чистое — это краски Святой Руси, которая, слава Богу, никуда не исчезла, а просто пока что не видна нам за заслонившим всю жизненную перспективу ураганом. Верить в нее и стремиться дожить до нее, не осквернив свою душу унынием и забвением дарованных нам ранее свыше символов прекрасного — этому-то как раз и учит своего читателя таким простым с виду рассказом как “В непогоду” Валентин Распутин.

* * *

…Неожиданно для самого себя мне пришлось выехать с делегацией нашего Союза писателей в Гурзуф для участия в Международном Пушкинском празднике поэзии в Крыму. В поезде нас ехало сначала 13 человек — В.Н. Ганичев, Ю.А. Лопусов, В.А. Костров, В.М. Гуминский, П.В. Палиевский, Л.В. Щипахина, О.А. Фокина, Саша Сегень, Валерий Исаев, Сергей Котькало, Николай Рачков, Константин Скворцов и я, да потом еще в Белгороде к нам присоединился поэт Володя Молчанов. Это было моё первое в жизни посещение Крыма, поэтому всё увиденное воспринималось особенно остро. Помню, как начиная от Джанкоя, потянулись необычайно красные поля, обрызганные пылающе-алыми зарослями маков, как будто на них навеки запеклась кровь расстрелянных здесь в 20-е годы врангелевских солдат. Просто глазам не верится, что может быть так много этих цветов — поля похожи на огромные ЛУЖИ КРОВИ.

Несколько позже, глядя с балкона пансионата “Геолог”, где нас разместили, на растущие под ним экзотические пальмы, я подумал о том, что такую красоту можно было сотворить только СОЗНАТЕЛЬНО, то есть — сперва все замыслив, спроектировав, отобрав мысленно самые лучшие варианты, и только потом уже осуществив утвержденный в своем воображении замысел на практике. Не случайно ведь в природе ничто не повторяет друг друга: у кипариса листва — мягко-игольчатая, у пальмы — веерно-узорная, у акации — симметрично-калиброванная, и так далее. Так что Господь был явно ХУДОЖНИКОМ — Он не просто создавал мир по принципу наивысшей целесообразности, но откровенно НАСЛАЖДАЛСЯ самим актом творения и видом того, что у Него из Его замысла получается на практике: “Вечер. Пальмы. Кипарисы. / Рокот моря за окном. / Солнце сладкой барбариской / поползло за окоём. // Так и кажется, что где-то / Сам Господь, безмерно прост, / смотрит с неба на планету, / как художник на свой холст...”

То же самое — и в отношении птиц. Это же просто чудо, что творят в Крыму пернатые солисты и хористы! Каждое утро я просыпался часов в пять утра от потрясающих рулад за открытым окном моего номера и целый день потом слышал вокруг себя чарующее пение, так что даже сочинил об этом четыре строчки: “Слава Богу, не вымерли птицы в Крыму — / так щебечут, что сладко душе и уму! / Слава Богу, полощется море у скал, / и смягчает собою эпохи оскал...” Думаю, что Господь, может быть, специально для того и сотворил человека, чтобы было кому оценить это пение, ибо создавать такое чудо НИ ДЛЯ КОГО (а сами птицы вряд ли в состоянии оценить красоту издаваемых ими звуков, так как для них это только язык общения и не более того) было бы бессмысленно.

* * *

И ещё из рифм этих дней:

1. “Давя дорогу, как гюрзу, / что норовила дерзко выгнуться, / автобус нас домчал в Гурзуф / и среди пальм узорных выгрузил. // Плескалось море под горой, / секвойи шелестели иглами, / и жизнь казалась вновь — игрой, / которую так просто выиграть...”

2. “Столько птиц я не слышал ни разу. / (Показалось — сам воздух поёт.) / Что ж они вытворяли, заразы! / До сих пор в сердце эхо плывёт...”

* * *

…Войдя сегодня в вагон метро, я увидел на стене напротив себя небольшой рекламный плакатик (то ли очередного шампуня от перхоти, то ли крема от морщин) с надписью «СПРАШИВАЙТЕ В МАГАЗИНАХ», в которой кто-то от нечего делать соскрёб ножичком предлог «в» и половину последнего слова, так что вольно или невольно получился призыв: «СПРАШИВАЙТЕ ... МАГА...». И я подумал, что литература и есть такое вот непрестанное «спрашивание мага» — то есть поиск некоей волшебной составляющей, способной преобразить привычную реальность, наполнив её маленькими чудесами…

* * *

Из случайных рифм (написано в поезде «Москва — Самара»):

«Под Сызранью пасут овец. / В трёх метрах тускло блещет Волга. / Стоит пастух, словно отец, / своих овец храня от волка. // Но к счастью, не придет беда, / и зверь не выбежит из леса. / Все волки нынче в городах — / на БМВ и Мерседесах...»

* * *

…Ехал недавно в метро и случайно увидел, как паренёк рядом со мной сочиняет стихотворение, в котором я разглядел строчку типа «нашу волю подавляет спирт», и у меня тут же родилась своя собственная версия развития этой темы: «Подавляет волю спирт, / застилает мозг туманом. / Кто хлебнул с утра — и спит, / кто — орёт средь ночи пьяно. // Что ни рожа — идиот. / Полстраны вокруг — уроды... / XXI век идёт. / Человек — венец природы».

* * *

…В середине дня мне позвонил из Самары Антон Жоголев и попросил ответить для редактируемой им газеты «Благовест» на вопрос о том, как я отношусь к проекту съёмок многосерийного телефильма по роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Мол, в случае осуществления этой затеи россияне шесть или семь вечеров будут тет-а-тет сидеть с самим Князем Тьмы. Я сказал, что страшен не сам Князь как таковой, а то, будет ли ему в фильме достойный противовес. То есть — сделает ли режиссёр из булгаковского Иешуа Га-Ноцри образ беспомощного и тщедушного бродяжки-философа или же явит в его облике всемогущего Сына Божия. Если Иешуа будет слаб, то зритель действительно останется как бы один на один с Воландом и его свитой. Если же он всё-таки будет явлен не бродягой, а истинным Богом, тогда у зрителя появится возможность выбора…

* * *

...Сегодня небольшая группа представителей нашего Союза писателей присутствовала в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре на церемонии поднятия «Царь-колокола», сброшенного большевиками в 1930 году, а нынешней зимой отлитого в Санкт-Петербурге и доставленного в Лавру. Чтобы поехать в Сергиев Посад, нам с Мариной пришлось встать в пять часов утра и к семи быть уже на Комсомольском проспекте. Забежав перед отходом автобуса в правление, чтобы сходить перед дальней дорогой в туалет, я (не знаю, зачем) захватил у себя в кабинете журнал «Русское эхо» с моими паломническими записками о нашем с Мариной участии в Крестном Ходе по Волге летом 1999 года на теплоходе «Святой князь Владимир», посвященном 2000-летию Рождества Иисуса Христа, и свою книгу стихов «Соловей с простуженным горлом».

Кроме нас с Мариной, в автобусе также ехали Владимир Николаевич Крупин, Саша Дорин, Алексей Шорохов, Марина Ганичева, Таня Максимова (референт Валерия Николаевича Ганичева), наш завхоз Иван Павлович с женой и дочкой, консультант правления Галина Георгиевна Рыбникова, народный артист России Юрий Назаров с женой и еще несколько человек. Сам Валерий Николаевич со Светланой Фёдоровной поехали туда на машине.

По приезде в Лавру мы сначала отстояли Божественную Литургию, которую служил сам Патриарх Алексий II, причем нам с Мариной выпало стоять буквально рядом с алтарём, так что святейший находился не далее как в каком-то метре от нас. Я пару раз сфотографировал его — для газеты «Русь Державная», которая попросила меня написать репортаж об этой поездке, ну и для себя на память, а Марина говорит, что просто-таки ощущала, как через него на присутствующих нисходит свыше Божественная благодать.

После Литургии все вышли на улицу и там, у подножия колокольни, состоялся водосвятный молебен, после которого колокол подняли краном на колокольню. Эта процедура длилась очень долго, день выдался довольно холодный, всё время пытался начаться дождь, и мы все страшно замёрзли, так что весьма своевременной оказалась последовавшая затем трапеза с горячими щами и красным вином, которые помогли немного согреться. Перед трапезой всем гостям Лавры вручили памятные медали и подарки…

Оглядываясь на прошедший день, можно сказать, что ничего особо выдающегося сегодня и не случилось — ну подумаешь, мол, поучаствовали в роли зрителей-статистов в церковной церемонии!.. Но, перебирая в памяти отдельные моменты дня, я вижу, что во всём этом определённо имелся некий высший смысл. Во-первых, нельзя не видеть некоей исторической переклички (или того, что я называю «рифмами бытия»), выражающейся в присутствии писателей как при гибели лаврских колоколов в 1930-м году, так и при их воскрешении в наше время — тогда всё это видел и описал в своих дневниках проживавший в Сергиевом Посаде Михаил Пришвин, а сегодня смотрели (и надеюсь, запечатлеем в своих произведениях) мы. Во-вторых, в течение этого необычного дня нам с Мариной было даровано свыше несколько маленьких, но отчетливо осознаваемых сердцем чудес, свидетельствующих о не случайности всего происходящего в нашей жизни.

1. Так, выходя из Трапезного храма, где совершалась Божественная Литургия, мы вдруг увидели стоящего на алтаре игумена отца Тихона, с которым мы вместе участвовали в Крестном Ходе по Волге, описанном в моём очерке. Увидев, что он нас с Мариной тоже узнал, мы подошли к нему, расцеловались и, вспомнив о лежащем в сумке экземпляре «Русского эха», я подарил ему журнал со своей публикацией, где была также и наша общая фотография у Серафимовского источника близ Дивеево, на которой запечатлены я, отец Тихон и еще двое батюшек. «Это что же получается? — удивилась потом Марина. — Что ты вёз сюда этот журнал специально для него? Но мы ведь пять лет с ним не виделись и даже не предполагали, что можем его здесь встретить!..» «Это мы не предполагали, — ответил я, — а Господь — Он заранее знает, кто, где, когда и с кем встретится, поэтому и подсказывает, что ему надо взять с собой…»

2. Потом была долгожданная трапеза, всех гостей запустили в два больших зала, а для нашей писательской группы почему-то ни в одном из них не нашлось места, и чуть погодя нас посадили в небольшом отдельном кабинете. И, как показало дальнейшее, это было сделано тоже неспроста… Расставили тарелки, начали наливать щи, а молитву никто не читает. Я оглянулся и увидел единственного среди нас молодого священника, сидящего за одним из столов за моей спиной, и попросил его начать молитву. Так установился наш с ним контакт, переросший затем в разговор, из которого выяснилось, что батюшка служит в храме села Красное Старицкого района — то есть в тех самых местах, где я не просто когда-то бывал, но где я работал журналистом районной газеты и одновременно служил чтецом-псаломщиком в Старицком Свято-Ильинском храме! Я и сейчас довольно часто езжу в эти места — не далее как позапрошлым летом мы провели там всей семьёй почти весь свой отпуск, купаясь в Волге. Но вот за те два года, что не ездили, там произошли довольно значительные перемены, в числе которых и открытие храма в селе Красном, где теперь служит отец Дмитрий Каспаров (именно так, оказалось, его зовут). Знакомый мне иеромонах Вениамин (которого я помню ещё как просто Володю) переведён из Старицы на самостоятельный приход в Берновский храм, а вот игумен отец Гермоген служит теперь не в Свято-Ильинской церкви, а в самом Успенском монастыре (правда, так до сих пор и оставаясь его единственным насельником).

Так я получил неожиданную весточку из близких моей душе мест и обрёл себе в лице отца Дмитрия неожиданного друга. (Помимо всего прочего, оказалось ещё, что во время транспортировки «Царь-колокола» из Петербурга в Сергиев Посад он курировал прохождение автопоезда по Старицкому району.) Но если бы нас посадили в одном из тех двух огромных трапезных залов, где обедали все остальные, то не состоялось бы ни нашего с ним знакомства, ни интересного разговора, ни воспоминаний о Старице...

Вспомнив о захваченной мною из Союза писателей книге своих стихов, я вынул её из сумки и, сделав памятную надпись, подарил Красновскому батюшке. Так что и она оказалась взята мною сюда для вполне конкретной цели.

3. Ну и, наконец, после обеда мы решили ещё успеть приложиться к мощам преподобного Сергия Радонежского и пошли к его раке. В притворе храма я увидел столик с бумагой для записок и тоже написал записочку за здравие своих близких, но когда начал искать, куда её здесь подать, то узнал, что для этого надо идти в другой — Успенский — собор, и очень огорчился, так как основная наша группа уже сидела в автобусе и времени на хождения и стояния в очередях у меня совсем не оставалось (да и ноги после долгого стояния на холоде во время подъёма колокола были как деревянные). Сунув записку в карман, я отправился к раке преподобного, приложился к его святым мощам, а когда выпрямился, то увидел, что к его изголовью подходит один из иеромонахов и начинает служить молебен, одновременно раскладывая для зачитывания поданные людьми записочки. Я тут же вынул из кармана свою записку и десять рублей и, отходя от раки Сергия, положил их в стопку тех, которые принёс с собой священник. Так что Господь буквально окружает нас Своими маленькими милостями, надо только уметь их замечать…

……………………………………………………………

…Ночью, уже почти засыпая, я услышал, как в моё подсознание стучатся какие-то ещё не до конца различимые ритмы и рифмы, а утром, едва проснувшись, сел к своему письменному столу и, словно бы прослушивая магнитофонную запись, перенёс на бумагу небольшое, но уже вполне завершённое стихотворение «Царь-колокол»: «Вновь страна окутана дымом, / слышен всюду гул грозных битв. / Яко да «Царя» всех подымем, / чтоб он нас собрал для молитв. // Пусть звучит сильней тысяч пушек, / злобу под собой погребя. / Господи, прости наши души! / Знай — мы не забыли Тебя. // Долгий звон плывёт над Посадом, / трогает коньки деревень... / Пусть благовестит, как награду, / Родины моей светлый день!»

Я понимаю, что эти поэтические строчки, безусловно, весьма далеки от совершенства, но их появлением я тоже обязан этому необычному дню, ознаменованному возвращением «Царя» на лаврскую колокольню. Что ж — сила Православия как раз и заключается в соборности, вот и будем присоединять свои голоса к главному благовестителю России…

* * *

…Опять и опять я думаю над тем, что же такое — настоящая поэзия? Вот, к примеру, сегодня утром Марина вышла на кухню и, увидев там принесенные нами вчера с прогулки веточки, кричит мне: «Смотри! Они уже успели выбросить серёжки!..» И, едва прозвучало это словно бы кодовое слово «серёжки», как у меня в голове будто включился какой-то автомат, который тут же начал перебирать все хранящиеся в его памяти созвучия: «серёжки» — «сторожки» — «дорожки» — «брошки», а через минуту уже выдал готовое восьмистишие: «День-другой, и вдоль дорожки — / оживут все дерева, / ветви выбросят серёжки, / и распустится листва. // Солнца огненные крошки / лето вытряхнет в траву, / и пойдут — ну, как матрёшки! — / тучки с танцем в синеву...»

Кто скажет — это стихи или же просто «профессиональная реакция», сродни рефлексивному выбросу руки боксёра на чей-то резкий выпад в его сторону? Я ведь могу тянуть такие стихи километрами…

* * *

Из случайных рифм:

— Помилуйте-с, сударь, Вы лазили в мусорный бак-с?..

— В том баке, дражайший, собрал я бутылок на бакс!

* * *

Материалы к «Лексикону российской политики начала XXI века»:

— Капитализм — наше знамя, сила и оружие.

— Герой Капиталистического Труда.

— Моральный кодекс строителя капитализма.

— Олигархи всех стран соединяйтесь!

— Выше знамя капиталистического соревнования!

— Нам жить и работать при капитализме!

— Мы придём к победе капиталистического труда!

— Будь в первых рядах строителей капитализма!

..................................................

…А вместо скульптуры В. Мухиной «Рабочий и колхозница» на ВВЦ сегодня следует установить композицию «Олигарх и шоу-звезда». Или же — «Киллер и проститутка».

* * *

…По пути на работу, обратил внимание на то, что сегодня чуть ли не у каждого встречного можно увидеть в руках мобильный телефон фирмы SIEMENS. Так что можно сказать, что в России сейчас протекает период тотальной SIEMENSтруации…

* * *

Из случайных рифм:

«На сервере дальнем висит одиноко / с неточным E-mail’ом письмо. / Оно назначалось тебе, но до срока / его по Сети унесло. // Быть может, «уборщик» его обнаружит / и вскроет на горе своё, / и глупому роботу голову вскружит / шальное посланье моё. // И вместо того, чтобы текст уничтожить / и дальше весь мусор стирать, / начнёт он по свету признания множить / и строчки стихов воровать. // И как-нибудь ночью, тоску коротая, / ты включишь свой комп, не стерпев. / И строчек влюблённых безумная стая, / слетит, словно птицы, к тебе...»

Николай Переяслов

 

(часть I - 01.12.07, часть II - 11.01.08, часть IV - 21.04.08)

© Николай Переяслов, 2001–2008

© 45-я параллель, 2008