Незабываемый вечер в Зверевском,
или Два звучных слога «Во»!
9 июля 2019 года два ярких автора «45 параллели» Александр Воловик и Борис Вольфсон два часа по очереди читали стихи в Зверевском центре современного искусства (Москва). Поэтов объединяет не только авторство в «45 параллели», но и похожее образование: оба окончили мехмат, только Борис в Ростове-на-Дону, а Александр в Москве. Поэтому и вечер их позиционировался как вечер поэтов-математиков. Зал Зверевского центра был забит до отказа – пришлось даже скамейки с улицы занести и диван из соседней комнаты притащить, чтобы рассадить всех желающих. Вечер прошёл на одном дыхании, настолько самобытны и непохожи друг на друга эти поэты, настолько оригинальна и неповторима манера их чтения. Слушатели сидели как заворожённые, иногда прерывая взволнованную тишину аплодисментами. Два стихотворения Бориса прочла его жена Марина. И это сольное выступление стало настоящей изюминкой вечера – Марина Вольфсон покорила всех присутствующих яркой и мастерской манерой исполнения, глубокой искренностью и неподдельным чувством сопереживания написанному.
Но давайте дадим слово самим поэтам.
Борис Вольфсон, улыбчивый и добродушный бородач с живыми выразительными глазами за стёклами круглых очков, читает как хороший артист, подчёркивая ритмику и звукопись стиха, играя паузами и тоном.
Александр Воловик – сухопарый, лысый, остроносый, пронизывающий вас взглядом живых и острых глаз. Манера чтения «поэтическая», когда автор не столько работает на публику, сколько подчиняется логике и ритмике самого стихотворения, иногда даже в ущерб восприятию.
Просто слушать этих таких разных и в то же время чем-то неуловимым похожих между собой поэтов, не вдумываясь в смысл произносимого – уже наслаждение. А если ещё и вдуматься, и вслушаться!
Стихи Бориса глубоко философичные, настоянные на жизненной правде, и при этом всегда чуть самоироничные, как будто автор сам подсмеивается над теми глубинами, в которые проникает благодаря своему таланту. Образность мощная, яркая, живая. Вот летит чайка:
Крылья чайки − упругий, изогнутый лук.
Тело чайки − прижатая к луку стрела,
как к губам прикипевший томительный звук,
как побег − безуспешный побег от ствола.
А вот падает осенний листок:
На ноябреющем полёте
клеёнчатый кленовый лист
вдоль по осенней асимптóте
снижается, как слаломист.
Поэт говорит о простом и обыденном, открывая за ним пласты сокровенных смыслов и высочайшего лирического накала.
Мастерски владеет Вольфсон звукописью и аллитерациями:
Размагниченная связка
света-ветра поутру,
свисто-твисто-листопляска
на расхристанном ветру.
Проредила, прорябила,
прорыдала, протекла
обагрённая рябина
в бликах льдистого стекла.
Но одно подкупает меня в его авторской манере больше всего: умение взглянуть на самые обыденные явления под необычным углом зрения, превратив повседневные явления в произведения высокой поэзии:
Вид сверху – из-под тучи – с точки зренья
летящих капель: всюду купола
зонтов, – они – конечный пункт паренья,
внедренья в повседневные дела.
А дел у капель, в сущности, немного –
разбиться и, повиснув на краю,
достичь, стекая, отраженья Бога
в осенней луже – радужном раю.
Растечься, слиться и, впадая в детство,
забыть про дождевое торжество
и в небо клочковатое вглядеться,
но так и не увидеть никого.
В творческой мастерской Бориса Вольфсона перерабатывается не только повседневность, но и пласты истории, культуры, религии. Великолепны его языческие и библейские реминисценции. Сколько уже поэтов писало на библейские и мифологические темы! Но и здесь автор смог найти свой неповторимый почерк:
Из сомнений и надежд груд
в наших душах он весь год рос.
Зацепиться б, но обрыв крут
и не выдержит стальной трос.
Значит, снова нам глотать взвесь
серых сумерек − седых вех,
все же зная: Арарат здесь −
колет ребра изнутри вверх.
Своеобразным авторским кредо Бориса звучит его стихотворение «Сочинитель»:
– Седой сочинитель, на склоне годов
забывший о поисках хлеба,
как долго витать в облаках ты готов?
– Пока не очистится небо!
...................................................
И если я прежде стремился менять
реальность и слово, как сваю,
в неё забивал, то теперь сочинять
могу, но слова забываю.
Свободно парю, не умея никак
припомнить, что значит паренье…
Ну что ж, остаётся витать в облаках
до полного в них растворенья.
Поэт «забывает» обесцененные, затрёпанные слова обывательского языка, но находит свой неповторимый язык поэзии.
Эта чуткость и неравнодушие к языку роднит его со вторым участником вечера Александром Воловиком.
Давайте послушаем Александра:
На ходу, на бегу, пусть безумно, безудержно, бурно.
Цель – движение. Вне – направлений, колёс, скоростей,
Через трафика гул, ни на цыпочки, ни на котурны
не вставать! Остановка летальней постельных смертей.
Финиш. Сам пред собою кичась совершенством формата,
звук и букву солью в монитора слепящем окне.
Суммой пауз бессрочных фигура молчанья – фермата –
увенчает надгробие нерукотворное мне.
Итак, слить звук и букву, звучание и смысл – в этом видит поэт своё предназначение, причём идёт он не от смысла к звукописи, а от звукописи к смыслу
И не надо, и не надо!
Мысли пошлы и скучны.
Звуки – вот одна отрада,
антиподы тишины.
Надо, чтобы среди ночи,
вечерком и поутру
звуки чавкали калоша-
ми округлыми во рту.
Поэт осознанно продолжает в своём творчестве эстетику обэриутов и достигает на этом пути интереснейших поэтических открытий. Вот, например, его «Зимние рифмы»:
Зимы несносной дик обряд,
и полно праздновать враля-то,
что будто тёплых декабрят
морозят злые февралята!
А вот «О природе вещей»:
Я Лукрецием каркну, я Овидием визгну,
Предпочту я попкорну непокорную карму.
В лопухах у забора подберу я харизму,
Но харизмы капризны и, бывает, коварны...
Звукопись, аллитерации, игра слов и смыслов – любимые поэтические приёмы Александра Воловика. Но это не самоцель: через эту игру поэт добивается пронзительной лирической выразительности, помогающей ему всерьёз ставить и решать глубокие философские темы – о жизни и смерти, времени и вечности, предназначении творчества и многом другом.
Приманивал специальным дыханием и сопеньем.
А он рисовал фигуры на скрытой изнанке век.
И тёмный недобрый город в стихах я воспеть успел ли,
теперь и не вспомнить, ибо погас его полусвет.
Неслышимые шарниры на сто степеней свободы
раскалывали движенье и определяли ход
медлительных незнакомцев невыясненной породы
(кто только им встроил в чипы иррациональный код!)
Удары венозной крови без промаха бьют в затылок.
Воспоминанья кратки и сладок осадок дрём.
Чудна́я картина мира, где я ещё жив и пылок,
пропав, прожелтила штору скупым ночным фонарём.
На этом я, пожалуй, закончу краткий очерк впечатлений от незабываемого поэтического вечера двух поэтов-математиков, двух авторов «45-й параллели», фамилии которых начинаются много о чём говорящим слогом «Во!»