Ниоткуда, с любовью

Когда Иосифа Александровича вышвырнули из родной страны, я носила даже не пионерский галстук – октябрятскую звёздочку. Когда впервые довелось побывать в дорогой его сердцу Венеции, а позже – в Штатах, его уже второй десяток лет не было в живых. А когда я его полюбила, было мне около сорока, и любовь эта была совсем не с первого взгляда или знакомства (тоже позднего, так вышло). Но зрелое – и долго зревшее, от неприятия до полного погружения в его музыку, смыслы и боли, – чувство оказалось глубоким и серьёзным. Впрочем, это всего лишь преамбула: рассказывать о чувствах – моветон.

 

Десять лет назад, 24 мая 2010 года, в Новый Художественный театр (НХТ) Челябинска потихоньку стекались люди. Афиши и рекламы не было, и опасение, что идея, в реализацию которой вложено столько сил, воплотится в почти пустом зале, немного тревожило. Однако, организаторам Дня рождения Бродского переживать было некогда: два человека, будучи авторами идеи, сценария, режиссёрами, ведущими и распространителями информации, взяли на себя ещё и техническое обеспечение, благо, «в миру» поэт Ирина Аргутина и издатель Владимир Лурье являлись (и ныне являются) ведущим инженером и старшим преподавателем одной университетской кафедры.

Поглощённые подключением ноутбука, проектора, колонок и микрофона, мы как-то не заметили, что в зале – небольшом, мест на 70 – этих самых мест перестало хватать.

Где-то с краю, на приставном стуле, устроилась одна из лучших журналисток Челябинска, Ирина Моргулес. Через 5 дней ей 71 год, она ровно на год старше Бродского, здоровья уже нет. «Она всегда сидит сбоку, так, чтобы минут через 20-30 незаметно уйти», – сказал мне кто-то. В первом ряду – два барда в боевой готовности, с гитарами наперевес: Николай Якимов, счастливо оказавшийся в городе в нужное время, и Евгений Биринцев.

Песни на стихи Бродского прочно вошли в их репертуар (Якимов уже записал CD «Песни дома Мурузи») и обещали стать живым украшением вечера. А его основой стал сценарий, написанный двумя энтузиастами в их законные выходные, в гостях друг у друга и по отдельности, на основе всех доступных книг, интервью, статей и прочих публикаций, от Льва Лосева до «некоего» (в ту пору еще не рассекреченного) Андрея Гамалова.

Но основой и отправной точкой стали «Диалоги с Бродским» Соломона Волкова. Именно сей мудрый Соломон подсказал нам идею: построить вечер в виде диалога, из которого и сложится картина жизни и судьбы поэта, рождения мыслей и строк, любви, отчаяния, интонации… А фотографии, запечатлевшие Бродского в разную пору его жизни, и фрагменты видео- и аудиозаписей его чтения стихов, внедряясь в интервью или сопровождая его, смогут создать эффект присутствия юбиляра. Кроме того, мы собрали записи песен Александра Мирзаяна и Евгения Клячкина на стихи Бродского.

 Был и ещё один нюанс, не прошедший незамеченным: по окончании вечера несколько человек отметили определённое внешнее сходство В. Лурье с Иосифом Александровичем, роль которого он, фактически, и исполнил, отдав мне партии Соломона и всех прочих интервьюеров, включая судью на знаменитом позорном процессе.

Была запланирована, объявлена – и состоялась! – вторая часть вечера, «свободный микрофон», где любой желающий мог прочитать любимые стихи Иосифа Александровича или просто рассказать, что для него поэзия Бродского, как он пришёл к ней – или она к нему…

И вот вспыхивает экран, появляется фотография поэта и звучит его голос: «Я входил вместо дикого зверя в клетку…»

Коротко – вдруг в зале есть те, кто пришёл для первого знакомства – представляем вехи биографии поэта: первые стихи, знакомство с Рейном, Найманом, Окуджавой.

Анна Ахматова. Мучительная любовь и пожизненная муза Марина Басманова.  Суд над «тунеядцем». Ссылка в Норенскую (фото). Письма в защиту: Д. Шостакович, С. Маршак, К. Чуковский,  К. Паустовский,  А. Твардовский,  Ю. Герман.  Возвращение. Несколько лет передышки, давшие миру лучшие стихи, – и вызов в ОВИР: немедленный отъезд или тюрьма и психбольница, на выбор. Чужая земля. У. Оден. Массачусетс. Нью-Йорк.

Нобелевка. Мария Соццани. Дочь Анна. Первые книги на родине и звание Почётного гражданина Санкт-Петербурга (1995).  Смерть в Нью-Йорке и могила в Венеции. Первый в России памятник во дворе филологического факультета Санкт-Петербургского университета.

«Ни страны, ни погоста…», – звучит песня Александра Мирзаяна.

 

* * *

 

– Вы родились в мае 1940 года. Помните ли вы блокаду Ленинграда?

– Одну сцену я помню довольно хорошо. Мать тащит меня на саночках по улицам, заваленным снегом.  Вечер, лучи прожекторов шарят по небу.   Мать   протаскивает   меня   мимо   пустой   булочной.   Это   около Спасо-Преображенского собора, недалеко от нашего дома. Это и есть детство.

* * *

 

– Встать, суд идет!

Судья: Ваш трудовой стаж?
Бродский: Примерно…
Судья: Нас не интересует «примерно»!
Бродский: Пять лет.
Судья: Где вы работали?
Бродский: На заводе. В геологических партиях…
Судья: Сколько вы работали на заводе?
Бродский: Год.
Судья: Кем?
Бродский: Фрезеровщиком.
Судья: А вообще какая ваша специальность?
Бродский: Поэт, поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто. (Без вызова). А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья: А вы учились этому?
Бродский: Чему?
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…
Бродский: Я не думал… я не думал, что это даётся образованием.
Судья: А чем же?
Бродский: Я думаю, это… (растерянно)… от Бога…
Судья: У вас есть ходатайства к суду?
Бродский: Я хотел бы знать: за что меня арестовали?
Судья: Это вопрос, а не ходатайство.
Бродский: Тогда у меня нет ходатайства.

Адвокат Бродского Зоя Николаевна Топорова: «Бродский замечательно сказал своё последнее слово. Там было: «Я не только не тунеядец, а поэт, который прославит свою родину». В этот момент судья, заседатели – почти все – загоготали».

Приговор поразил всех – это было максимально возможное наказание.

Бродский: И хватит об этом: я поэт, а не жертва режима.

* * *

 

Письмо Бродского к Л. Чуковской:

16.5.65. Дорогая Лидия Корнеевна!... Новостей у меня никаких… Вожу навоз, гружу навоз – только что не произвожу навоз. Через неделю мне 25. Как здоровье Фриды Абрамовны (Вигдоровой)? Хотел ей написать, но, говорят, она не дома.

Посылаю Вам парочку стихотворений…

 

«В деревне бог живёт не по углам…»

 

Анна Ахматова – Иосифу Бродскому:

Иосиф, милый!

Так как число неотправленных Вам моих писем незаметно стало трехзначным, я решила написать Вам настоящее, т.е. реально существующее письмо (в конверте, с маркой, с адресом), и сама немного смутилась.

Сегодня Петров день – самое сердце лета. Всё сияет и светится изнутри… 

 

* * *

 

Он вернулся большим и мощным поэтом, навсегда определившим свою главную тему. 

Из письма к А. Ахматовой: 

...Из чего же он (Человек) состоит: из Времени, Пространства, Духа? Писатель, надо думать, и должен, стремясь воссоздать Человека, писать Время, Пространство, Дух...

 

Анна Андреевна умерла в 1966 г.

«Страницу и огонь, зерно и жернова,

секиры остриё и усечённый волос –

Бог сохраняет всё; особенно – слова

прощенья и любви, как собственный свой голос.»

 

* * *

 

– Вроде бы, зашёл разговор о первой в Отечестве книге стихов?

– Да, и в этом случае власти действовали тоньше и занятней. Вдруг мне звонят из Ленинградского «Совписа», изъявляют готовность напечатать мою книжку. Прихожу. Идёт какой-то совершенно непонятный разговор, который я, наконец, прерываю:

 – Мне ваш главный редактор позвонил, чтобы я пришёл на предмет заключения договора, а о нём нет и речи. В чём, собственно, дело?

 – Понимаете... Там сложные обстоятельства...

 – Вы знаете, про сложные обстоятельства и я вам могу рассказать. Меня интересует: собирается ли издательство «Советский писатель» заключать со мной договор на книжку моих стихов? Я вас спрашиваю как мужчина мужчину. Меня интересует – «да» или «нет».

 – Ну если вы ставите вопрос так...

 – Именно так я его и ставлю!

 – Ну в таком случае – нет.

 – Хорошо. Спасибо. Всего доброго.

 

* * *

 

Бродский: 10 мая 1972 года утром у нас дома раздаётся телефонный звонок. 

– Иосиф Александрович, это из ОВИРа. Не могли бы вы к нам сегодня зайти?

Разговор долгий, вокруг да около.

– Ну вот что, Бродский! Мы сейчас вам выдадим анкеты. Вы их заполните. В течение самого ближайшего времени мы рассмотрим ваше дело.

 – А если я откажусь эти анкеты заполнять?

 – Тогда, Бродский, у вас в чрезвычайно обозримом будущем наступят горячие деньки.

Значит, опять – то ли дурдом, то ли тюрьма...  Я пытался оттянуть – до осени… Ну хоть до июля…

 – Четвертое июня – последнее число.

 – А в противном случае?

 – Не забывайте, вы уже сдали свой паспорт. Без него житьё у вас будет очень трудное...

 

* * *

 

Постоянный, естественный вопрос интервьюеров: Как на вас подействовал переезд на Запад? Бродский, терпеливо, но досадливо: Это всего лишь «продолжение пространства».

 

* * *

 

В октябре 1987 года Бродский жил в Лондоне в гостях у пианиста Альфреда Бренделя. В скромный китайский ресторанчик в пригороде Лондона, куда его привёл автор шпионских романов Джон Ле Kappe, прибежала жена Бренделя:

– Дом осаждён телерепортерами – Иосифу присудили Нобелевскую премию!

Ле Kappe: Выглядел он совершенно несчастным. Так что я ему сказал: «Иосиф, если не сейчас, то когда же? В какой-то момент можно и порадоваться жизни». Он пробормотал: «Ага, ага...»

Тем не менее, Нобелевскую речь Бродский готовил тщательно: «Поэт есть средство существования языка…»

* * *

 

Между диалогами звучали песни бардов, авторское и наше чтение, фрагменты фильма «Прогулки с Бродским». В конце первой части программы мы показали видеофрагмент: Бродский читает «Письма римскому другу»:

…Понт шумит за чёрной изгородью пиний.

Чьё-то судно с ветром борется у мыса.

На рассохшейся скамейке – Старший Плиний.

Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.

 

И после этого – из книги Льва Лосева – о последнем дне Бродского:

 

«Вечером в субботу 27 января 1996 года он набил свой видавший виды портфель рукописями и книгами, чтобы завтра взять в Саут-Хедли. В понедельник начинался весенний семестр. Пожелав жене спокойной ночи, он поднялся к себе в кабинет поработать. Там она и обнаружила его утром – на полу. Он был полностью одет. На письменном столе рядом с очками лежала раскрытая книга – двуязычное издание греческих эпиграмм».

Несколько секунд в зале стояла тишина… Потом – выдох. Общий.

 

* * *

 

В антракте ко мне подошла И.И. Моргулес, та самая журналистка, уход которой прогнозировался через 20 минут (первая часть длилась не менее полутора часов). Осталась она и на второе отделение.

Через два дня в газете «Южноуральская панорама» вышел её репортаж «Время роз для Бродского».

Вот отрывки из него:

И никакого учреждения или какого-либо общественного объединения за организаторами не стоит. Есть два человека – поэт Ирина Аргутина и книгоиздатель Владимир Лурье, которые сочли нужным отметить юбилей поэта, написали сценарий, договорились с Новым Художественным театром о помещении, пригласили зрителей. И ведь получилось!

Получился в результате всего, что предложили увидеть и услышать создатели вечера, внешне сдержанный, но по сути страстный рассказ о, казалось бы, неравном противостоянии государственной системы с гением.

Когда участников вечера пригласили к «свободному микрофону» – поделиться своими мыслями о творчестве Бродского, почитать любимые стихи, – одна женщина, кстати, библиотекарь по профессии, рассказала, что Бродским её заинтересовала дочь, попросившая купить ей сборник. Мама пришла в магазин, а там на выбор столько сборников поэта… И вот пришла на вечер, вдохновилась узнанным и теперь углубится в творчество…

На вечере, о котором идёт речь, совсем не пафосном, искреннем, прозвучало немало строк юбиляра. И тех, что у всех на слуху, и совсем малоизвестных.

А мне почему-то хочется закончить репортаж с вечера стихами другого русского поэта, тоже выброшенного в своё время страной за её пределы, – Игоря Северянина: «Как хороши, как свежи будут розы, моей страной мне брошенные в гроб!»

* * *

 

Шли годы. Десять лет. Недавно некоторые из присутствовавших на том вечере стали спрашивать: нельзя ли в этом году повторить? Восстановить? Возобновить? В какой-то миг я и сама подумала: а нельзя ли? В ту же реку?.. Иных уж нет, а те далече: где-то далеко, очень далеко Николай Якимов. Ушла из жизни Ирина Моргулес. Мой коллега Владимир Лурье от идеи повтора отказался сразу. А сейчас, когда я, не совершив ничего дурного, сижу фактически под арестом, наложенным господином Коронавирусом и его группой поддержки, – «Не выходи из комнаты!» – вопрос о вечере уходит в разряд ненаучной фантастики.

Но, тем не менее: 24 мая великому поэту Иосифу Александровичу Бродскому исполнилось бы 80 лет. С юбилеем всех нас. Что – даты, когда есть стихи! Жизнь оказалась длинной.

 

Ирина Аргутина