Элле Крыловой
Я аккуратно отрываю
календаря листок бумажный.
Я дни считать не успеваю,
но это, собственно, не важно.
Забвенье нам приносит часто
неописуемую радость.
Всё, кроме слов Экклезиаста,
аналитическая гадость.
Как безрассудно и нелепо
мы расстаёмся с нашим прошлым.
И города холодный слепок
мне кажется безумно пошлым
в слиянии кирпичных линий
кривых домов и труб фабричных.
Как выщипанный хвост павлиний,
ноябрь на улицах столичных.
Глотаю горечь никотина,
вина бутылку откупорив,
и вспоминается картина:
свет маяка в зелёном море,
янтарь в прибое отмывая,
кричали рыжие мальчишки.
И слушал я, не понимая
их сказочный язык латышский.
Тебе в Курляндии сосновой
приснятся розовые горы.
Друг друга нам не встретить снова
в толпе у Домского Собора.
И старика не встретить с тростью,
неторопливо, по привычке,
идущего под вечер в гости
к голубоглазой католичке.
Жаль, далеко отсюда Рига.
Я вспоминаю в наважденье,
как ты сирень с пластинкой Грига
мне подарила в день рожденья.
Мечтали мы с тобой полмира
исколесить и после странствий
вернуться к Северной Пальмире,
замкнувшись в узеньком пространстве.
В одной из комнат в коммуналке,
где пахнет миртом и халвою,
на Мойке или на Фонтанке
мы рядом жили бы с Невою.
И утром пасмурным осенним
я бы тебе готовил кофе.
А в летний зной по воскресеньям,
гуляя в старом Петергофе,
я бы смотрел в Английском парке,
листая прошлых лет страницы,
как ты идёшь в аллее жаркой
походкою императрицы.
И, в город возвратясь обратно,
где сам собою занят каждый,
мы бы сорвали аккуратно
календаря листок бумажный.
2005
© Пётр Боровиков, 2005-2007.
© 45-я параллель, 2013.