Поэт и гражданин

Воспоминания современника

 

Акцент-45. В год 90-летия большого русского поэта Евгения Александровича Евтушенко редколлегия альманаха получила действительно из первых рук текст доктора филологических наук Александра Ивановича Акопова, написанный несколько лет назад. Да написанный так, что называется, ни убавить, ни прибавить. Разве что дополнить это уникальное эссе фотографиями поэта…

 

Часть 1

 

Этот текст я начал писать сразу, через минуту после того, как прочитал сообщение о его смерти. То есть, 1 апреля 2017 года.

Когда интернет принёс трагическую весть, я как-то растерялся и почувствовал боль, физическую боль в сердце. Так было, когда умер Владимир Высоцкий, спустя годы – Андрей Дмитриевич Сахаров, потом Александр Исаевич Солженицын.

Дело было не только в масштабе личности, а в том особом чувстве потери равновесия и уверенности в общественной жизни. Людей одарённых и талантливых не так много, особо ярких – общественных деятелей, честных, искренних борцов при этом – ещё меньше. Но есть особая порода авторитетов, столпов общества. Их – единицы. Не сомневаюсь, что Евтушенко был из таких.

Такие люди были во все времена, но сейчас другой период развития человечества – их уже не будет... Это последний из могикан. Возможно, самый последний. 

Трагические строки сообщения о его смерти ударили меня по голове, я даже просто как-то растерялся, встал из-за стола, пошёл по комнате, подошёл к полке с его стихами и из шести его сборников, не глядя, вытащил один и наугад открыл. И сразу ударил заголовок – «Приходите ко мне на могилу». Ударил не словами, а голосом, который я сразу реально услышал из памяти – в его незабываемом, страстном исполнении. Он в ушах так и остался навсегда. У него много стихов о смерти, но эти – полны оптимизма. Ему 35 примерно, он чувствует зрелость, силу. Он начал писать стихи очень рано, одновременно формировался как общественный деятель и уже гораздо раньше высказался: «Мне скоро тридцать, пора уж подытожить...» Но эти стихи читал с особым удовольствием и энергией:

 

 

Всегдашняя, искренняя жажда быть в контакте со многими людьми, быть понятым и, уже тогда – желание остаться в памяти людей:

 

 

Последнюю строчку произносил медленнее и задумчиво. Но пафос стихов – в оптимизме:

 

 

А потом уже переходил на крик, с элементом озорства:

 

 

И – почти радостная – концовка:

 

 

Он читал, как пел: «при–ходите ко мне на могилу» и уже быстро, озорно, с удалью: «на могилу, где нету меня»!

Если помнить, как он это читает, в текст напрашивается много восклицательных знаков, как, впрочем, и многоточий...

Евгения Александровича Евтушенко впервые я прочитал в «Комсомольской правде», позже в «Юности» и в других журналах. Но главным и значительным для меня стали – сразу и на всю жизнь – его выступления. В ту пору я часто ездил в период каникул – школьных и институтских – к моей любимой одинокой старенькой тётушке Аде, в то время сотруднице отдела культуры Сокольнического райсовета. Занимаясь моим культурным воспитанием ещё раньше, в 55-м, она водила меня в Пушкинский музей на выставку картин Дрезденской галереи, которые, будучи захваченными частями Красной армии в качестве трофея во время Отечественной войны, по решению Правительства, передавались в Восточную Германию (помню заголовок в «Правде» – «Гуманный акт советского правительства»). Затем тётя Ада водила меня по музеям и театрам, начиная с Большого, что запомнилось на всю жизнь. Так что могла организовать и поход «на Евтушенко». Однако в то время он ещё не завоевал такого массового интереса, и я легко попал на один из его концертов в Политехническом, где проходили разные встречи в рамках, кажется, библиотечных просветительских мероприятий. 

Он произвёл впечатление сразу, как видно, и на других людей, и через очень короткое время попасть на его выступление было очень трудно. Не могу уже вспомнить годы, наверное, конец 50-х – начало 60-х, но второй раз я уже не смог попасть на его выступление и сказал об этом соседской девочке из семьи, живущей с тётей Адой в общей коммунальной квартире. Таня, так звали девочку-школьницу, я уже был студентом, однажды постучала в дверь и сообщила, что скоро будет выступать Евтушенко, и можно будет его послушать по телевизору у соседей по площадке.

Естественно, телевизора, как предмета особой роскоши и пока ещё сомнительной радости, у нас и наших соседей по коммунальной квартире не было, но зато он был у соседей по лестничной площадке напротив. Оказалось, хозяин, учитывая отсутствие телевизора у большинства людей, регулярно приглашал соседей не только по площадке, но выше и ниже этажом на просмотры кинофильмов, футбола и театральных постановок (на серьёзное СМИ телевидение ещё не тянуло). Борис Моисеевич, кажется, так звали этого человека, пожилой добродушный старик маленького роста, лысый, в халате и шлёпанцах, лично, в знак особого уважения, постучал в нашу квартиру и пригласил тётушку: «Ада Артёмовна, приходите, Евтушенко выступать будет». На другие этажи посылал дочь... 

Стесняясь, робея, но сильно желая послушать, я пересёк порог квартиры и вошёл в тёмную комнату, заполненную многими людьми, в большинстве молодыми. (Тётушка не пошла). Время оттепели рождало новые ожидания и вызывало новые интересы.

Меня куда-то пристроили, я стеснялся, но голос Евгения Евтушенко захватил внимание слушателей сразу:

 

 

Трагизм сюжета в том, что война не окончена, и сквозь радость венчания молодых у всех участников свадебного праздника постоянно в сознании мысль, что жених может погибнуть, и будущее рождающейся семьи неизвестно… Радость изначально омрачена, но об этом не хотят думать люди, заливая спиртом печальные думы. И юный танцор Женя всё понимает, сочувствует, но выхода нет:

 

 

Исполнение этого стихотворение произвело сильное впечатление, и Борис Моисеевич в темноту комнаты постоянно повторял: «Вы послушайте, как он читает! Как артист!» После чего незаметно засыпал, Таня меня толкала и, показывая на него, беззвучно хохотала. Впрочем, это никому не мешало. Борис Моисеевич с каждым новым стихотворением оживлялся и снова восхищался исполнением, повторяя: «прямо, как артист!». А жена тихо вставила в темноту: «Устаёт очень, в пять утра вставать надо, на завод ехать». Но разойтись соседям не дала, и они продолжали слушать заворожённо. 

Телевизор представлял собой большой деревянный ящик, в середине которого светился небольшой экран, как теперь кажется, размером примерно 15 на 20 сантиметров, не больше. Но звук был хороший, и магия стихов продолжала владеть слушателями:

 

 

Мелодия этих грустных строчек завораживала в его исполнении, и они сразу запомнились на долгие годы.

 

Люди слушали и понимали личные мотивы в стихах. И много чувств...

Но вот гражданский пафос по мере чтения растёт и захватывает слушателей ещё сильнее, чем лирика. Тогда же впервые я услышал стихотворение «Мёд», которое Евтушенко читал во время всех последующих своих выступлений, которые мне известны. Мне и тогда показалось, что вслед за стихотворением «Свадьбы», «Мёд» – в определённом смысле программное. Тема защиты слабого, тема обострённого чувства справедливости, сочувствие к обездоленным и ненависти – нет, не к богатым, а к жестоким, не сочувствующим своим бедным согражданам, – одна из главных в его творчестве. 

Голос его звучал возвышенно, даже пафосно, это не просто стихи, а баллада о добре и зле. И начинал он размеренно, не спеша, как бы разматывая пружину сюжета и превращая его в прожитую историю их реальной жизни:

 

 

И с гневом:

 

 

И переходил уже на речитатив, мелодично растягивая слова и тем подчёркивая их значение:

 

 

Заканчивается баллада предостережением о том, что добро ещё не победило зло, и надо об этом помнить:

 

 

Завершающие строчки он читал уже замедляя, но раздельно чеканя каждое слово. И сразу становилось понятно, что перед нами не просто поэт, а гражданин, глубоко, сердцем переживающий происходящее в обществе...

 

Продолжение следует

 

Александр Акопов