Поэт и гражданин

Воспоминания современника

 

Часть 3

 

(Часть 1 см в № 22 (586) от 1 августа 2022;

Часть 2 см в № 23 (587) от 11 августа 2022)

 

* * *

 

Евгений Евтушенко объездил весь мир, дружил с многими деятелями культуры, литературы, искусства и лидерами разных стран, включая президентов США. Так что людям, считающим, что эта общественная деятельность противоречит поэзии, придётся возразить, что есть и гражданская поэзия. И можно вспомнить по этому поводу и Пушкина, и Лермонтова, но мне хочется только 8 строчек Некрасова привести:

 

Вчерашний день часу в шестом

Зашёл я на Сенную,

Там били женщину кнутом,

Крестьянку молодую.

Ни звука из её груди,

лишь бич свистел, играя.

И музе я сказал: «Гляди,

Сестра твоя родная».

 

Настоящая поэзия – это обнажённый нерв Времени…

 

Много у него стихов о любви к женщине. И женщин было у него немало. Но, в отличие от большинства мужчин, ни от одной он не отказался.

 

В стихах о женщинах неизменно много лирики, откровенности, искренности:

 

Я так много когда-то тебе обещал,

ну а дать ничего не могу –

                                                обнищал.

Обещал тебе нас в синеве и листве,

на зелёной траве,

                              голова к голове,

и по вишне прохладной за каждой щекой,

и томительно пахнущий сеном покой.

 

Но не уходит гражданский мотив, не отпускает:

 

Над Ирпенью сырая осенняя мгла.

Лакировщики мрачно играют в «козла».

Что, я этой эпохи лелеемый сын?

Оцепляется проволокой Берлин.

Голодает деревня,

                              редеют леса,

но зато космонавты летят в небеса.

Я страшней обнищал –

                                    я душой обнищал.

Ты прости, что так много тебе обещал.

 

1961

 

 

Уронит ли ветер в ладони серёжку ольховую,

Начнёт ли кукушка сквозь крик поездов куковать,

Задумаюсь вновь и, как нанятый, жизнь истолковываю,

и вновь прихожу к невозможности истолковать.

…Себя низвести до пылиночки в звёздной туманности

Конечно, старо, но поддельных величий умней,

и нет униженья в осознанной собственной малости –

величие жизни печально осознано в ней.

...С чего это я? Да с того, что одна бестолковая

кукушка-болтушка мне долгую жизнь ворожит.

С чего это я? Да с того, что серёжка ольховая

лежит на ладони и, словно живая, дрожит.

 

1975

 

 

Я люблю тебя больше природы,

Ибо ты как природа сама,

Я люблю тебя больше свободы,

Без тебя и свобода тюрьма!

…Я люблю тебя больше Шекспира,

Больше всей на земле красоты!

Даже больше всей музыки мира,

Ибо книга и музыка – ты.

 

1995

 

Но одно стихотворение всё-таки надо выделить, поэтому привожу его полностью, прошу читающих услышать в его строчках мелодию, почувствовать монотонно набегающие волны морского прибоя, пульсирующий ритм жизни…

Оно, как и многие его стихи, положено на музыку и исполнялось многими музыкантами.

На мой взгляд, это – шедевр!

 

Любимая, спи!

Солёные брызги блестят на заборе.

Калитка уже на запоре.

И море,

дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,

солёное солнце всосало в себя.

Любимая, спи...

Мою душу не мучай,

Уже засыпают и горы, и степь,

И пёс наш хромучий,

лохмато-дремучий,

Ложится и лижет солёную цепь.

И море – всем топотом,

и ветви – всем ропотом,

И всем своим опытом –

пёс на цепи,

а я тебе – шёпотом,

потом – полушёпотом,

Потом – уже молча:

«Любимая, спи...»

Любимая, спи...

Позабудь, что мы в ссоре.

Представь:

просыпаемся.

Свежесть во всем.

Мы в сене.

Мы сони.

И дышит мацони

откуда-то снизу,

из погреба, –

в сон.

О, как мне заставить

всё это представить

тебя, недоверу?

Любимая, спи...

Во сне улыбайся.

(все слёзы отставить!),

цветы собирай

и гадай, где поставить,

и множество платьев красивых купи.

Бормочется?

Видно, устала ворочаться?

Ты в сон завернись

и окутайся им.

Во сне можно делать всё то,

что захочется,

всё то,

что бормочется,

если не спим.

Не спать безрассудно,

и даже подсудно, –

ведь всё,

что подспудно,

кричит в глубине.

Глазам твоим трудно.

В них так многолюдно.

Под веками легче им будет во сне.

Любимая, спи...

Что причина бессонницы?

Ревущее море?

Деревьев мольба?

Дурные предчувствия?

Чья-то бессовестность?

А может, не чья-то,

а просто моя?

Любимая, спи...

Ничего не попишешь,

но знай,

что невинен я в этой вине.

Прости меня – слышишь? –

люби меня – слышишь? –

хотя бы во сне,

хотя бы во сне!

Любимая, спи...

Мы – на шаре земном,

свирепо летящем,

грозящем взорваться, –

и надо обняться,

чтоб вниз не сорваться,

а если сорваться –

сорваться вдвоём.

Любимая, спи...

Ты обид не копи.

Пусть сонники тихо в глаза заселяются,

Так тяжко на шаре земном засыпается,

и всё-таки –

слышишь, любимая? –

спи...

И море – всем топотом,

и ветви – всем ропотом,

И всем своим опытом –

пёс на цепи,

а я тебе – шёпотом,

потом – полушёпотом,

Потом – уже молча:

«Любимая, спи...»

 

1964

 

Положенное на музыку Эдуардом Колмановским, оно исполнялось многими солистами, но и самый талантливый – Александр Градский, задав своим исполнением масштаб и силу заложенных поэтом эмоций, как мне показалось, чуть отошёл от задуманного Евгением Александровичем мягкого лиризма, снижающего звук до молчания… Градский исполнял сильно и чувственно, а хотелось тише, грустнее и мелодичнее.

Вообще песни на стихи Евтушенко все очень лиричны, исполнялись лучшими популярными эстрадными артистами. Это и «Вальс о вальсе» Э. Колмановского в прекрасном исполнении Майи Кристалинской и Клавдии Шульженко, и «Дай Бог» Раймонда Паулса в исполнении Александра Малинина, и песни Арно Бабаджаняна «Не спеши» и «Чёртово колесо» в незабываемом исполнении Анны Герман и Муслима Магомаева. И много других…

 

* * *

 

После Синявского и Даниэля, Евтушенко защищал и других диссидентов – Марченко, Льва Тимофеева, Наталью Горбаневскую, Иосифа Бродского и многих других, добиваясь либо освобождения, либо смягчения их участи. В 71-м после ареста Солженицына позвонил всесильному шефу КГБ Ю. Андропову и заявил: «Я готов умереть на баррикадах, если Солженицын окажется в тюрьме».

Позорны отрицательные и абсолютно беспочвенные высказывания об этом светлом человеке – добром, справедливом, искреннем. Даже статья в Википедии мне представляется непонятно тенденциозной своим стремлением усилить роль и объем негатива. Подчёркнуто даются отрицательные высказывания, например, Андрея Тарковского, литературоведа Гладких и оскорбительные, несправедливые по сущности, цитаты из Бродского.

Намеренно занижены оценки блестящих стихов и великих поступков.

Валерия Ильинична Новодворская, не только бесстрашный и непримиримый борец за права человека, но яркий литературный критик и публицист, в статье «Поэт на договоре» в мужском журнале «Медведь» 25 апреля 2012 года написала о нём:

«Евтушенко классический шестидесятник. Уж он-то точно редкий, невиданный мичуринский вариант социалиста с человеческим лицом, хотя ничего толком ни про капитализм, ни про социализм Евгений Александрович не понял, даже проживая в США».

…«Евгений Евтушенко – хороший человек, хотя и очень суетный, он сделал стране много добра в самые страшные годы, а уехал от нас только в 1991-м, когда шестидесятники и социалисты с человеческим лицом уже утратили своё всемирно-историческое значение и вместо них в ряды встали западники и рыночники, антисоветчики и либералы».

Новодворская перечисляет 11 «подвигов», по её определению, Евтушенко, среди которых поступки, перемежающиеся со стихами. Из поступков – и телеграмма Брежневу о вторжении в Чехословакию, и звонок Андропову о готовности защищать Солженицына, и непризнание Берлинской стены, и отказ от ордена «Дружбы народов» в знак протеста против войны в Чечне, и участие в протесте у Белого дома в 91-м. Из стихов – «Бабий Яр» (1961), «Братская ГЭС» (1965), «Танки идут по Праге» (1968), «Казанский университет» и «Монолог голубого песца» (в 1970-х), фильм «Смерть Сталина» (1990). «Хватит для искупления?» – иронически заключает Валерия Ильинична.

Е.А. Евтушенко, безусловно, человек своего времени, своей эпохи. Всегда стремясь к демократическим преобразованиям, он, как и многие люди искусства, оказался не готов к изменениям в обществе и в общественном сознании, которые не соответствовали его ожиданиям.

В 1993-м году он пишет стихотворение «Шестидесятники», посвятив его Роберту Рождественскому:

 

Кто были мы,

                     шестидесятники?

На гребне вала пенного

в двадцатом веке,

                              как десантники

из двадцать первого.

И мы

      без лестниц,

                        и без робости

на штурм отчаянно полезли,

вернув

            отобранный при обыске

хрустальный башмачок

                                      поэзии. 

Давая звонкие пощёчины,

чтобы не дрыхнул,

                              современнику,

мы пробурили,

                        зарешёченное

окно

      В Европу

                    и в Америку.

Мы для кого-то были «модными»,

кого-то славой мы обидели,

но вас

         мы сделали свободными,

         сегодняшние оскорбители.

Пугали наши вкусы,

                                склонности

и то, что слишком забываемся,

а мы не умерли от скромности

и умирать не собираемся.

Пускай шипят, что мы бездарные,

продажные и лицемерные,

но всё равно мы –

                              легендарные,

оплёванные,

                    но бессмертные!

 

Однако время меняется неумолимо, и поэт не может в него вписаться. Его героические усилия продлить творческую жизнь, давая концерт за концертом по России, перелетая для этого через океан, будучи уже не просто больным, а инвалидом, без ноги, заслуживают высокого уважения за мужество и силу воли. Встречи в разных городах по-прежнему пользуются большим успехом, но это уже воспоминания о прошедшей эпохе, воспринимаемые аудиторией как воспоминания об ушедшей молодости.

Дмитрий Быков, рассказывая о Евтушенко с уважением и симпатией, объяснил снижение публицистического накала в его творчестве утратой поэтом своей аудитории. Жизнь изменилась, люди изменились. Новые поколения не его не понимали, они уже не понимали эпоху Евтушенко. А он не мог понять, не в силах был принять то, чему он посвятил жизнь – не мог согласиться, что надежда на «социализм с человеческим лицом» рухнула навсегда!.. Это не помешало Диме Быкову произнести по телефону из Москвы трогательные слова прощания и признания Евгению Александровичу, уже умирающему, но давшему понять, по утверждению жены Маши, не приходя в сознание, что он услышал и благодарит.

Как выразилась непримиримая Новодворская в упомянутой выше статье, – «Сивку не укатали крутые горки, сивка просто не въезжает в нашу ситуацию добровольного возвращения в стойло. И наш новый строй, после “казарменного социализма”, называет “казарменным капитализмом”».

 

И наконец, март 2014. Киев, Майдан:

«Мы с женой смотрим все эти последние дни всё, что происходит на Украине. (это в США, в Талсе, по ТВ – А.А.) Рыдания просто мы сдерживали – и жена, и я. Да даже и не сдерживали, уже просто слёзы катились. Я ночь не спал всю – и написал вот такое стихотворение. Называется «Государство, будь человеком!» (Евгений Евтушенко в интервью «Эхо Москвы»):

 

Ненька предков моих – Украина,

во Днепре окрестившая Русь,

неужели ты будешь руина? 

Я боюсь за тебя и молюсь…

 

И тогда же: «Мы собирать умеем рать. / Жаль, чересчур могучимся. / Мы научились умирать. / Когда мы жить научимся?»

 

* * *

 

Евтушенко был наделён большими талантами. Попробовал себя в разных видах искусства – и писал сценарии, и снимал кино как режиссёр, и играл как актёр. Но всегда оставался поэтом.

Многих критиков раздражали его поступки, стремление переходить от непримиримой конфронтации к компромиссу с властями, хотя всегда только до определённого предела… Критиков же поэзии раздражало наличие в его стихах неудачных, а иногда просто корявых строк, явно недоделанных, неотлежавшихся. Но мне это представляется абсолютно объяснимым. Это переплетение в нём поэта и гражданина. Событие произошло только что, оно горит в страдающем сердце, его необходимо выплеснуть именно сейчас!

Я присутствовал на многотысячном траурном митинге памяти А.Д. Сахарова у Лужников 18 декабря 1989-го. Евтушенко только откуда-то прилетел, узнав о его смерти, и на следующий день, зная, что от него ждут, читал стихотворение. И действительно, среди 26 выступлений, зафиксированных в моём блокноте, стихи – по накалу эмоций – конечно, звучали сильнее всего. И здесь уже не до литературной отделки: «Забастовало сердце, словно шахта…», – начал он эпически неторопливо, задумчиво. (А присутствующие, десятки тысяч, помнят недавние забастовки шахтёров). И, ускоряя, разжал пружину трагедии – «Пока есть завтра, завтра будет бой»...

Стремление выделиться, соригинальничать, иногда эпатаж («мне скоро тридцать, пора уж подытожить», «стыдно быть невеликими, каждый им должен быть», обращение к своей личности, как неразрывно связанной с Родиной, – многократно высмеянные строчки – «если будет Россия, значит, буду и я», – всё это было.

Увлечение революционерами – Фиделем Кастро, Че Гевара, Сальвадором Альенде, которым он посвятил значительную часть своего творчества, – абсолютно искреннее. Это романтика, охватившая многих деятелей культуры, начиная с их участия в испанской революции 30-х годов до кубинской в 60-х. С позиций сегодняшнего дня это увлечение выглядит слишком наивным, но ведь в основе его – жажда справедливости, бескорыстное стремление построить гуманное общество во имя человека. Достаточно вспомнить, какие люди, какие личности были по эту сторону баррикад и чему они противостояли... А потом сменились эпохи, и парадигма общественного сознания поменялась…

Написать «Идут белые снеги» с ударением на первый слог – значило в то время, в 64-м, сразу напороться на яркого пародиста из «Литературной газеты» Александра Иванова, что и произошло: «Идут белые снеги, а по-русски снегА»… Но он не боялся критики и насмешек, относившись к ним очень спокойно.

А вот недавно В. Шендерович, иронически пересказывая разговоры с Евтушенко во время их кратких встреч в разные годы, не высказал ни одного обидного слова в его адрес, сохранив уважение к «классику». Евтушенко был и остался таким, каким был всю жизнь – естественным, натуральным, открытым, доверчивым, иногда наивным, иногда конформистским, но неизменно честным и порядочным человеком, если смотреть с позиций личности его масштаба. 

И самое правильное, что можем сделать мы, его современники, это не сравнивать его с другими. Евгений Александрович Евтушенко останется в русской истории, без всякого сомнения. 

Что касается очернителей и критиков всех мастей – от серьёзных врагов до мелких завистников или ошибающихся искренне – их слова никакого влияния не окажут на его бессмертие и уйдут в небытие. (Особенно больно всегда было слышать и читать строки осуждения и несправедливых оскорблений от бывших друзей, выпады, на которые он ни разу не ответил. Не стану называть – ни людей, ни выпады – Бог им судья и – Время).

А он навсегда останется – и в далёком будущем – великим поэтом, человеком и гражданином.

 

Александр Акопов