Предчувствие крушения, или
«Я поэт не советский, но советской эпохи»

Интервью литовской журналистки Е. Юркявичене

с живущим в Вильнюсе русским поэтом

В конце декабря 1991 года рухнул СССР. А в начале декабря в верлибре Юрия Кобрина сложились пазлы всей картинки грядущих перемен в лицах и деталях:

– Будущее в деталях в принципе непредсказуемо, но ваш верлибр звучит как предчувствие. Стихи написаны третьего декабря 1991 года, а 26 декабря будет упразднён СССР. Что это было – пугающее своей точностью пророчество?

– Самое последнее дело – объяснять собственные стихи. Они потому и пишутся, чтобы сказать именно то, что ты хотел сказать. В них для меня больше концентрированности мысли, эмоции, чувства. Конечно, события, произошедшие в прежде общей стране, исторические. И оценивать их будут не только сегодня, но и через сотню лет, как до сих пор существуют разные точки зрения, скажем, на период правления Иоанна Грозного или Петра I. Добро или зло принесли их реформы? Но мы-то с вами живём здесь и сейчас! И резали треть века назад по живому те тела, которые, увы, успели состариться. Про души и не говорю… Нынешним, скажем, тридцатилетним это всё времена «Очакова иль покоренья Крыма» по Грибоедову, хотя цитата приобретает и остро современный смысл. Что же касается стихотворного пророчества, то это не ко мне. Тогда у меня было такое мироощущение. Не собираюсь примазываться к великим. Ещё в 1877 году Ф.М. Достоевский писал: «Не будет у России, и никогда не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными! Начнут же они, по освобождению, свою новую жизнь именно с того, что выпросят у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе… Может, целое столетие, или ещё более они будут беспрерывно трепетать за свою свободу… заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на неё и интриговать против неё».

Если читатель просвещённый, то пусть обратится к «Дневнику писателя» за 1877 год к записям за сентябрь-декабрь. Много интересного и поучительного обнаружите применительно к нашим дням. Всё ведь издано и читать можно без запретов!

Вы говорите: верлибр звучит как предчувствие. Наверно. Но я бы сформулировал несколько иначе. Просто неясность становилась ясностью.

– В 1990 – 1991 годах случился самый пик первых в новейшей отечественной истории парламентских говорилен. Помню, как мы неотрывно следили за ними, то радуясь, то отчаиваясь: была эйфория, ожидание необыкновенной новой жизни. В вашем восприятии этот политический мир выглядел как весьма забавная, но злая, пронзительная пародия...

– Перестройка помимо разрушения и распада предала гласности многое скрытое, отмена цензуры в печати, на телевидении, радио открыла глаза на многое. Именно с экрана телевизора увидел, как на съезде народных депутатов СССР философ-марксист-саюдист* Г. не сморкается, а ковыряет в носу, а его патрон музыковед Л. значительно шмыгает, страдая то ли синуситом, то ли ринитом (сохранились не отредактированные документальные кадры), а главный зачинщик демократии говорун Г., ещё не ставший рекламщиком пиццы, произносит «Азебарджан, Азебарджан» и глаголы с немыслимыми для грамотного русского человека ударениями, а незабываемый в будущем дирижёр немецким оркестром Е. рассказывает на всю страну, как неизвестные напали на него, засунули в мешок, завязали над головой и скинули с моста в Москву-реку, а он сумел (прям-таки американский фокусник Гарри Гудини!) развязаться, выплыть на берег и явиться мокрым на милицейский пост… Ну, разве эта действительность не пародия, ведущая к распаду и ставшая трагедией? Где те, которые твердили, что всё произошло мирно и благолепно? А гражданская война в Таджикистане в 1992-1997 годах, когда погибло свыше 100 тысяч человек и около миллиона оказались беженцами в России, а сколько их приютил Афганистан, Пакистан и другие страны?! Гражданская война в Грузии в 1991-1993 между звиадистами и правительственными войсками – не продолжение ли демагогии, фонтанирующей кровью? А межнациональное столкновение в Молдавии, родившее непризнанное Приднестровье? А перманентное смертоубийственное столкновение Армении и Азербайджана? Клановые, раз в пять лет, кровопускания в Киргизии? А уже забытый мятеж литовских добровольцев, попытка государственного переворота против президента А. Бразаускаса в конце лета 1993-го, да и страсти вокруг событий 13-го января до сих пор не утихают… И таких примеры, к сожалению, много. Всё это привело к разрыву родственных связей, к тому, что десятки миллионов людей остались за границей, к вынужденной эмиграции. К обострению международной обстановки… Так в чём же не прав Владимир Путин, говоря о распаде СССР, как о величайшей геополитической катастрофе ХХ века, имея ввиду прежде всего его гуманитарную составляющую и смысл?

Когда я писал эти стихи, то, конечно, не думал ни о каком пророчестве, но ясно понимал, что они – предостережение! Им пренебрегли. Да это и понятно. Чего уж тут теоретизировать!

– В стихах прослеживаются параллели: Звиад Гамсахурдиа и Витаутас Ландсбергис... И хотя судьбы этих буревестников революции сложилась по-разному, у Гамсахурдии трагично, вы точно подметили общее у этих творческих и одновременно жестоких натур. Не хотите яснее провести параллели?

– Я «не параллелил» Звиада и Витаутаса. Просто они в момент написания стихотворения были, что называется, на слуху, оба стихоплётствовали (кто не грешил?). Но ни первого, ни второго «буревестниками революции» не считал. Несмотря на их несомненные заслуги перед единомышленниками, они, скорее всего, – бакланы революции. Хищные, ненасытные. Не буревестники, нет.

– Нашему поколению больно осознавать подлость и мерзость, безмерную алчность дорвавшихся до власти. Вы об этом говорите пунктиром, но так ярко! Вот бывший коммунист премьер Павлов со свечкой в храме, не затеплил ли он её 50-рублевой банкнотой, отнятой у старухи? Молодёжи уже непонятно, про что это, а старые люди быстро забывают подробности. А между тем, это ведь очень больная и очень показательная история из серии предательств Горбачева…

– Подробно обо всех персоналиях, упомянутых в стихотворении, сегодня, в отличие от тех лет, можно почитать не в газетных подшивках, а в интернете, которого тогда у нас не было. Если молодёжь прочтёт эти стихи и интервью, то пусть не поленится и на кнопки нажать.

Из истории

Одной из оставшихся в памяти народа акций Павлова стало его распоряжение об изъятии банкнот номиналом в 50 и 100 рублей и замену их на купюры нового образца в течение трёх дней. Между тем зарплату накануне выдали преимущественно в этих купюрах, а буквально за день до этого Павлов публично заверял, что денежная реформа проводиться не будет. В ночь после объявления в Москве были отключены линии телефонной связи. Обменивать банкноты в Сберкассах надо было с обоснованием источника получения денег и с ограничениями в суммах обмена. Также были установлены ограничения на единовременное снятие своих денежных средств с вкладов в Сберкассах и на сроки таких снятий – Е.Ю.)

– Верлибр – что это, – постмодернистское произведение? Почему вы выбрали свободный стих – из-за того, что в него можно вложить мощную внутреннюю энергетику?

– Верлибр – это совсем не постмодернизм. Молитва «Отче наш», произнесённая с верой и чувством, наполнена и музыкой, и ритмом свободного дыхания и произношения. Это – верлибр. «Слово о полку Игореве» – верлибр. Александр Блок «Когда вы стоите на моем пути» и «Она пришла с мороза раскрасневшаяся» – верлибр. Десятки стихотворений в прозе Ивана Тургенева – верлибр. Для непонимающих верлибр я порой цитирую классика этой формы стихосложения Владимира Бурича:

Лучших русскими верлибристами современности являются парижанин Александр Радашкевич и москвич Вячеслав Куприянов. Просто стихи бывают или хорошими, или никакими. Постмодернизм остаётся за скобками. Мне в «Перед распадом» надо было выйти из клетки размера при сохранении самого ритма поэтической строки. А для поклонников традиционных размеров, к коим и сам принадлежу, катрен:

___

* участник литовского общественно-политического движения «Саюдис».

Иллюстрации:

портреты Юрия Кобрина разных лет;

Вильнюс — городские пейзажи.