Ретросериал-45

Серия 10

Тонкая кожа носорога

Борис Заходер. Апрель 1992 года, №25

 

Акцент-45: Незабываемые встречи

 

В жизни повезло каждому, кто удосужился внимания Бориса Заходера. Его многогранная творческая деятельность привлекала к себе одарённых личностей, проявивших себя в разных областях искусства: писателей, поэтов, музыкантов, и, конечно, переводчиков. Он знал практически все европейские языки, но особенно хорошо освоил немецкий. Борис Владимирович рассказывал, что если он услышал неизвестное ему слово, произнесённое на немецком, значит, его не существует в природе. А любимым поэтом был Гёте. Сборник его стихов (естественно, на родном языке автора) Заходер брал и на финскую, и на Великую Отечественную войну.

Обладая музыкальным слухом, Борис Владимирович прекрасно играл на фортепьяно, а в гостиной стоял с постоянно открытой крышкой рояль «Беккер». Со слов Заходера, музыка очень помогала ему в овладении иностранными языками, которых он знал семнадцать. Как рассказывала его супруга, прекрасно разбирающаяся в искусстве, Галина Сергеевна, во время их совместной поездки в Китай, «Борис на десятый день начал произносить отдельные фразы на китайском языке, чем очень удивил гида и нашу туристическую группу».

Взять интервью у автора «Винни Пуха» поручил мне главред «45-ой параллели» Сергей Сутулов. (Тогда ещё не Катеринич). Именно у автора. Заходер столько вложил в душу плюшевого медвежонка, что тот из английского превратился в русского мишку. И хотя некоторые литературные критики отрицают авторство Заходера в рождении нового «Винни Пуха» – это их дело. Да, и сам Борис Владимирович никогда не претендовал на авторство: просто на обложке каждой изданной книжки стоит «волшебное» слово «пересказ», которое снимает все обвинения.

И вот я звоню Заходеру, представляюсь, прошу дать интервью. Сразу же следует вопрос: «А о чём мы будем говорить?». Я: «Вы известный детский писатель…». Борис Владимирович сразу перебивает меня: «Вы не правы: я не детский писатель, а писатель, пишущий для детей». Таким образом, он сразу поставил меня на место. В дальнейшем, при общении с Борисом Владимировичем, чтобы не попасть впросак, приходилось взвешивать каждое слово.

А общаться с Заходером мне приходилось часто. И каждую встречу я расценивал как подарок судьбы – настолько необычным и интересным был этот человек.

Взяв интервью, пришлось ещё раз приехать в Комаровку – дачный посёлок под Москвой, где проживали Заходеры, для заверки текста. Вскоре Ставропольское книжное издательство решило выпустить «Винни Пуха», и я стал посредником при заключении договора, что, конечно, требовало несколько поездок к автору. Затем неожиданно для меня Заходер попросил стать редактором-составителем его первого трёхтомного сборника для издательства «АСТ». В его кабинете хранилось 17 папок с рукописями, и для публикации требовалось найти самое-самое.

Запомнилась ещё одна просьба великого мастера перевода. Издательство «Вагант» тиражом в одну тысячу экземпляров выпустило сборник его стихов «Почти посмертное». Поэт попросил меня помочь в реализации сборника. «Слава, за год справитесь?», – с ноткой сомнения спросил меня автор. Сборник разошёлся за неделю…

Однажды, набравши наглости, я попросил разрешения посетить его вместе с семьёй. Это была незабываемая встреча. Заходер встретил нас по-царски. Например, на столе появилась бутылка вина, выстоянная из винограда урожая 1927 года…

При встречах, когда мы прогуливались вокруг его дома, Борис Владимирович много рассказывал об известных писателях, своих ровесниках, а то и тех, кто были старше его. Всех их он называл по именам, и мне оставалось лишь догадываться, о ком идёт речь, так как переспрашивать Заходера считал для себя неудобным. Выяснилось, что Корней дал взаймы три тысячи рублей на покупку этого дома. Кроме Корнея Чуковского я других Корнеев не знал, и правильно определил, о ком идёт речь. Но в разговоре мелькали десятки имён, и часто я терялся, путая в голове имена и фамилии.

Иногда я приезжал к Заходеру просто так или по пустяковому поводу. И каждая встреча давала мне заряд бодрости, я, словно вампир, высасывал из него положительную энергетику, которой хватало надолго.

Заходер как-то намекнул, что не прочь видеть во мне своего литературного секретаря. Это было весьма заманчивое предложение. Единственное – смущала дорога. Она занимала у меня пять часов в оба конца. Пришлось отказаться.

После первой нашей встречи Заходер подарил мне книжку «Стихи и сказки» с выдранными страницами с Винни Пухом. Любопытен автограф: «Славе Лобачёву. Впервые в жизни дарю собственноручно изуродованную книгу. Борис Заходер». Зато потом он меня задарил своими книгами – восемь книг с автографом автора. Кто ещё может похвастаться таким количеством «трофеев», добытых у Заходера?

Со временем здоровье Бориса Владимировича начало портиться. У него распухали пальцы рук, и он перестал музицировать на «Беккере», хотя крышка рояля по-прежнему оставалась открытой. Всё хуже становилось с ногами. Он прекратил прогулки вокруг дома, да и в комнатах ему было тяжело передвигаться. Я посчитал неудобным спрашивать у автора «Винни Пуха» название его болезни, но и без того было очевидно, что Заходер тяжело болен.

7 ноября 2000 года Борис Владимирович Заходер ушёл от нас в бесконечность. Похоронен на Троекуровском кладбище в Москве.

 

P.S.

Ещё при жизни великого мастера я несколько раз обращался к нему с предложением снять документальное кино под условным названием «Борис Заходер. Страницы биографии». И всякий раз получал отказ. Его Борис Владимирович мотивировал тем, что он не фотогеничен, а в связи с прогрессирующей болезнью тем более. После его смерти выяснилось, что у Галины Сергеевны хранится 20 кассет формата VHS с запечатлёнными на них разными событиями, связанными с жизнью её мужа. Я отсмотрел материал, мгновенно возник сценарий. Отдал заявку на телеканал «Культура», и получил необоснованный отказ: мол, заявка не соответствует формату канала…

 

Вячеслав Лобачёв

 

И Сова начала писать… Вот что она написала:

«Про Зря Вля Бля сдине мраш деня про зрябля бля бля!»

Пух с восхищением посмотрел на эту надпись.

Вот это надпись так надпись! – с уважением сказал Винни-Пух.

– Я не посчиталась с расходом графита, ну, если уж все тебе

сказать, тут написано полностью так:

 

Тонкая кожа носорога

 

– Почему при всей вашей популярности вас так мало видят ваши читатели?

– Мне нравится ваш первый вопрос, потому что он меня самого до некоторой степени интересует. Удивительно, но может показаться несколько странным, что, когда тиражи книг достигли таких размеров, что о них уже неприлично говорить, когда несчастных детей заставляют в школе (к моему большому ужасу) читать мои стихи как «пособие для внеклассного чтения», когда герои мультфильмов кочуют с экрана на экран – я, тем не менее, действительно остаюсь как бы за кадром. Мои книжки, пьесы, фильмы живут сами по себе – без меня. Например, при каждом удобном и неудобном случае стараются втиснуть слово «перевод», хотя это и не перевод, а самостоятельная авторская работа. Скажем, приписывают моему любимому Милну стихи, которые сочинил я много лет спустя после того, как Винни-Пух приобрёл свою первоначальную английскую форму.

Этот вопрос ещё и потому хорош, что на него можно дать несколько вариантов ответа. А самым лучшим, по-моему, будет такой: встретились однажды Константин Симонов и Михаил Светлов. И вот Светлов спросил: «Костя, почему у тебя всегда так много денег, а у меня никогда?» И вот Симонов ответил: «Знаешь, Миша, это сложный вопрос, мне требуется время, чтобы хорошенько всё обдумать». Проходит какое-то время, они встречаются вновь, и Симонов как бы продолжает прерванную беседу: «Знаешь, Миша, я пришёл к чёткому выводу: некоторым людям свойственно иметь деньги, а некоторым – нет». Понятно, что это писательская байка, но в ней очень правильно расставлены акценты. Так вот, я принадлежу как раз к тем людям, которым свойственно быть безвестными. Но возможен и другой вариант ответа. Вот недавно в «Огоньке» опубликовали несколько моих новых вещей, и от редакции было написано несколько добрых слов обо мне. «Спасибо вам, дорогой Борис Владимирович, что за 50 лет вашей творческой деятельности вы не написали ничего такого, за что бы вам могли дать премию, сделать вас членом редколлегии или хотя бы посадить в президиум». Очень симпатично.

 

– Когда я звонил вам по телефону, договариваясь о нашей встрече, вы спросили: «А о чём мы будем разговаривать?» – Я ответил: «О детской литературе». И сразу же получил – «А что такое детская литература?»

– Литература одна. Если это литература. И, если вы позволите, я (для полной точности) отвечу стихами. У меня, как и у замечательного поэта Коли Глазкова, есть стихи практически обо всём на свете. В том числе и о литературе для детей. Это стихотворение, кстати, ещё нигде не публиковалось. К нему – два эпиграфа.

 

 

– Как же вы их сочиняете?

– Я всегда утверждал, что стихи, особенно для детей, надо писать так, как будто не изобретено не только книгопечатание, но и письменность. Иными словами – так, чтобы они запоминались. Банальная мысль, но это действительно так. Всю жизнь я придерживался такой тактики написания стихов. Я даже старался их не записывать, старался запоминать. В конце концов различные варианты выкристаллизовывались до такой степени, что оставался тот – единственный. Мне кажется, что запоминаемость – это очень серьёзное достоинство стиха. Если стихи не запоминаются – значит зря старался.

Я удивляюсь верлибристам, которые

 

Я же люблю рифму, хорошую форму. Правда, в последние годы я нарушил свои устои – начал работать с компьютером. Он, увы, слишком легко всё запоминает. В этом я вижу и некоторую опасность: может сказаться на качестве. С ним очень удобно общаться, гораздо удобнее, чем с пишущей машинкой. Я просто печатаю и вижу написанное на экране дисплея. Знаете пословицу: что написано пером – не вырубишь топором. Так что касается компьютера, то она по отношению к нему совершенно неправильна. Он всё «вырубает», всё легко передвигает, убирает, стирает, потом всё можно возвратить в первоначальное состояние. Он всё делает шутя. У меня в первое время было такое ощущение, что я залез в собственную голову и смотрю, как в ней всё шевелится. С компьютером произошёл известный скандал – об этом даже в прессе писали. Дело в том, что его у меня сперли в Штатах. Эта история дошла даже до американского посла в Москве. Но всё обошлось само собой, только с маленькими приключениями.

 

– Расскажите, пожалуйста, как вы ездили в Америку.

– Меня три года подряд приглашала общественная организация «Международная писательская программа», которую создал и 20 лет возглавлял известный американский поэт чешского происхождения Пол Энгл. Его за эту инициативу даже выдвинули на Нобелевскую премию. Программа работала при университете штата Айова. Туда приглашаются писатели всех стран. Им оплачивают дорогу, берут на полное обеспечение и предоставляют самим себе. Делайте что хотите: беседуйте, знакомьтесь, если понравилось вам чьё-то творчество – пожалуйста, переводите, выступайте со своими рассказами, воспоминаниями, стихами. Я, например, показывал мультфильмы, снятые по моим сценариям. Там были писатели из Бразилии, Испании, Уганды, Польши, Нигерии, Ямайки. Жил с нами, как мне казалось, индонезийский принц со своим гаремом. Всё было очаровательно.

Союз писателей отпустил меня только на третий год, но устроил так, чтобы я опоздал на месяц. Поселили меня в студенческом общежитии, как «обычного» студента, в прекрасной четырёхкомнатной квартире вместе с писателем из Южной Африки Леонардом Ко̀за. Очень талантливый и славный человек. Начать надо с того, что он встретил меня с пустой четвертной бутылью и сказал, что он её приготовил к моему приезду, но не дождался и выпил всё сам. Вначале я так и не мог понять, что означает его фамилия, которая приводила в неописуемый восторг чешского и двух польских писателей. На их языках это действительно просто коза, но для нашего слуха фамилия Ко̀за звучит несколько отстранённо. И только потом я сообразил, что Леонард принадлежит к племени ко̀за. Это очень большое племя – одно из основных племён Южной Африки. Кстати, он был очень растроган, когда я рассказал ему, что у нас очень любили буров, а когда я узнал, что Ко̀за из ЮАР и спел ему «Трансваль, Трансваль – страна моя, ты вся горишь в огне…», то он чуть не упал со стула.

Словом, месяц пролетел незаметно, и нам потом предоставили возможность совершить длительную поездку по Штатам. У меня в Штатах много друзей, хотелось со всеми увидеться, но я не повидал и половины – не хватило времени.

 

– Вы легко освоили компьютер? Может быть, у вас была техническая подготовка?

– У меня вообще очень странная подготовка: я учился в семи школах и четырех вузах.

 

– ?!

– То, что в семи школах – это совершенно точно. У меня хорошая память, и я помню, как меня из некоторых вышибали.

 

– Вышибали справедливо?

– Один раз более чем несправедливо, но мне не хочется об этом вспоминать – не хочу задним числом приписывать себе заслуги.

А закончил знаменитую школу № 25 – «силами богатая школа двадцать пятая». Кто только в ней не учился: дети писателей, партийных деятелей, учёных. Я поступил туда в девятый класс, а в седьмом учился Вася Сталин, в восьмом – небезызвестный ныне Саша Некрич – младший брат моего одноклассника Володи. Дружил я со Стасиком Людкевичем. Его отец редактировал польское издание журнала «Интернациональная литература» – предшественника «Иностранки». Вся их семья попала в ГУЛАГ. А когда Стасика освободили, то он стал директором польского телевидения, но быстро слетел с этой должности. Начались венгерские события, и польское телевидение по его неосторожности не стало прятать правду от народа… Сейчас он живёт в Швеции.

Поступил в авиационный, потом захотелось стать биологом. В МГУ места не было, я перевёлся учиться в Казанский университет. Потом, через полгода, перебрался в Московский, затем ушёл и оттуда, поступив учиться в Литинститут, который закончил через девять лет.

 

– Легенда?

– Нет, это не легенда. Я поступил в 38-ом, когда мне было 20 лет.

 

– Значит, к двадцати годам вы успели поучиться в трёх вузах?

– Да. Я рано закончил школу. А после первого курса Литинститута у меня хватило сообразительности отправиться на войну с Финляндией. С нашего курса пошло девять человек. Не вернулся один – мой большой друг поэт Арон Копштейн. В институт я возвратился в марте. А вскоре – новая война, на которую я тоже ушёл добровольцем. На ней мне пришлось быть долго, очень долго.

 

– У вас было высокое офицерское звание?

– У меня было мелкое офицерское звание – старший лейтенант. Демобилизовался в 46-ом, а у меня не были сданы два курса. Я их сдал за год. Вот и получилось девять лет учёбы.

До войны и во время войны публиковал стихи, разную чепуху, сотрудничал в многотиражках. Но писать серьёзно начал, когда закончил Литинститут.

 

- А есть ли у вас стихи о себе, о своих корнях?

- Нет. То есть есть! Это стихотворение, которое называется «Заходеры». Я его тоже очень долго нигде не печатал.

 

 

Так вот, не успело это стихотворение появится в печати, как я был сейчас же наказан за свою самонадеянность. Я был немедленно разоблачён, и вся моя концепция развалилась. В тот самый день, когда было опубликовано стихотворение, в газете «Известия» появилась статья одного специалиста, мастера спорта по стрельбе, откликнувшегося на фильм Оливера Стоуна «Дж. Ф. К.», в котором выдвинута новая версия об убийстве Кеннеди. Автор статьи доказывает, что Освальду вполне хватило времени, чтобы за те секунды произвести три прицельных выстрела. При этом он ссылался на кинохронику, снятую единственным кинооператором… по фамилии Заходер! Раз в жизни попробовал немножко похвастать своей редкой фамилией и тут же получил по носу. Так что Освальд убил Кеннеди, а кинолюбитель – меня.

– А как живут ваши книжные герои вне книг?

– Хорошо живут. Лучше нас с вами. Вот забавная история произошла с Винни-Пухом. В Штатах я рассказал корреспонденту журнала «Америка», что Винни-Пух так популярен в России, что было время, когда он в одной радиопередаче учил наших детей русскому языку. Через полгода получаю журнал, в котором рассказывается, что Винни-Пух учит наших детей английскому языку! Никак не мог поверить этот журналист в такую его популярность.

 

– Последний вопрос. Винни-Пух очень любит варенье. А вы?

– Ни варенья, ни мёда. От них портятся зубы.

 

В гости к писателю Борису Заходеру

ходил по утрам собкор «45-й»

Вячеслав Лобачев.

 

– Если кто-нибудь намерен аплодировать, – сказал Иа, прочитав всё это, – то время настало.

Все захлопали.

– Благодарю вас, – сказал Иа, – я приятно удивлен и тронут, хотя, возможно, аплодисментам и не хватает звучности.