* * *
кто говорит с тобой этим каменным языком
улиц мощёных да вековых мостов?
профиль луны качается высоко,
горла деревьев без снеговых бинтов
зябко дрожат на весеннем сыром ветру.
сколько мотивов – всё окунает в ночь.
кто говорит с тобой? женщина, что в миру
слепок из плоти и крови, жена и дочь?
или густым надсадным да сквозь слова
прямо из-под земли льёт фонящий гул?
это стучится город – не называй,
это земля, обомлевшая спать в снегу,
тянет к душе сквозь присказки плоть корней,
медленно расправляет застывший грунт.
это земля... ты прочно стоишь на ней,
а напоследок – падаешь ей на грудь.
вены дорог ютятся вдоль старых рук.
вены дорог – и други, и сторожа.
горла деревьев качаются на ветру.
и разгорается в небе луны пожар.
* * *
Апрельский град колюч и бесноват,
И терпкий дым сквозь стынь застрянет в горле.
Дома, дома... Огонь, очаг и чад:
Места, где тебя любят, ждут и помнят.
Апрель, апрель... Разнузданный, сырой,
Сквозь лёд – головки первых одуванов.
Апрель трубит. И скоро встанут в строй
Цветочные войска лихих да ранних.
Окончен град. Рябь серая реки
По-прежнему живёт под крики чаек –
Голодных, рыбу делящих. Стихи
Камнями в воду: «Как же я скучала...»
И туча серым грифелем с водой
Сливается, как сумрачное царство.
И облако молочной полосой
Расцвечивает дымное пространство.
Светлеет вечер. Птицы холст стальной
Разметят чёрно-белыми штрихами.
Песок, трава. Весенний перегной.
И мир на горизонте слепо замер.
* * *
На закате у большой воды
Растворялся облаковый дым,
Накрывало облако крылом,
Облетало белое перо.
Станешь чайкой в белый ураган –
Ни друзьям не видеть, ни врагам.
Заполошный радостный здесь крик,
Ни обетов здесь и ни вериг.
Только синь всё ближе – окунись
В ледяную стынущую высь.
Облака по небу мажут гжель.
А земли не разглядеть уже.
* * *
Сумрачный лес,
полный пёстрых поющих птиц.
Дай ему руку, коснись его, заблудись.
Лес, неделимый на части, делим ли с кем?
Лес-я охочусь-слежу за тобой-и ем.
Лес-оставайся-в покое-моих-полян.
Лес никогда не сдаст тебя егерям.
Ветви укроют, обнимут и в глушь вплетут.
Лес отзывается эхом, пока ты тут.
Ах, как черника с брусникою здесь сладка!
Лес распознает пришлого чужака.
Лес-обрастай же-шерстью-ты здесь-ты свой.
Лес неделим. И летит к луне волчий вой.
* * *
Танцевала с тобой любовь и колола лёд,
Обещала, что каждый /из нас с тобой/не/ умрёт...
И роились, роились тени её лица –
Танец длится и длится, отчаянный, до конца.
Засинеет рассвет, и по прядям её волос
Прокрадутся лучи /и так холодно-зябко-врозь/.
Я умею слова, и послушно текут с ножа
Зачарованно капли /и капают, коль нажать/.
Приходи ко мне пить,
Приходи ко мне быть – до дна.
До усмешки, до стона,
до крика «С чьего ль рожна?!»
Снова быть, рассыпаться осколками,
Звонким льдом.
Предрассветно алеть каплей крови на голубом.
* * *
Парные твари –
Вечная кутерьма:
Клювы, копыта, крылья –
Чёрт разберёт.
Только просветит нежностью
/обнимай/
Только дыхание
/парно.
с тобой.
рот в рот/.
Парные твари
Видели мы кино, –
Спарившись, разбегаются
К холодам.
Только ломается
/голос
на ноте
но... /
Только кружить
по нашим
с тобой следам.
Парная вырисовка и перехлёст,
Парный – в ответ –
Белозубый кривой оскал.
Парное
/обниматься
во весь свой рост/,
Стиснувшись лбами
в синхронном
/не отпускай... /
* * *
в сотый раз вопрошая: да что же с тобой не так?
выбираешь жизнь безыскусную, без затей.
трёшься носом о морды лохматых больших собак,
нянчишь кошек, целуя подушечки нежных лап.
сторонишься как можешь –
прекрасных живых людей.
* * *
На тебе нет лица,
нет лица на тебе, лица.
Покатилась дорожка
с начала и до конца.
Покатилась луна –
как оброненный в Млечный мяч.
На тебе нет лица –
потерявши лицо, не плачь.
Потерявши лицо –
не личину, не божий лик,
стал живым мертвецом –
ни молчанье, ни громкий крик.
Это звёзды в груди
всё мерцают, путеводят.
По чертам ты найди,
по чертам, по наброскам в ряд.
Чтоб ощупать скулу
после сказки с плохим концом.
Канешь в зеркала глубь –
а на дне
ждёт твоё
лицо.
* * *
Снизойдёт на тебя в зимний вечер густая тишь.
Ты молчишь во весь рост. Молчишь о себе. Молчишь.
И в безвременье снежном уже не видать руки.
В тишине растворяются боги. И дураки.
Ослепительно белым взорвётся твоя душа.
Воздух колкий на вдохе. Иголочками дышать.
Силуэты бредут в снежном мареве, где-то вне.
Есть ли свет и окно, коль пусто в твоём окне?
Пустота очарована снегом, и ест пейзаж.
Расползаясь, берёт предметы на абордаж.
Вот и выбелен космос – ни галочки, ни следа.
Сколько вёсен да лет – а попал всё равно сюда.
Вот морозом потянет – застынет хрустальный лес.
Время смерти и льда, и прочих иных чудес.
В сказке зимних ветров ни присказки, ни конца.
Хорошо, что сквозь снег не видать твоего лица.
Предзимье
будет время болеть, будет воздух дрожать.
ты звенишь обнажённою сталью ножа,
это лезвие грязь не затронет и ржа.
исступлённое, кружится в танце.
...будет белый летящий нетающий снег,
он приходит к тебе наяву и во сне.
этой белой завесы прекраснее нет
в невесомом стерильном пространстве.
даже гул ненавязчивый будто притих:
ни гудения трассы, ни взрывов шутих,
растворились часы; коль заблудишься в них,
так легко отыскать свою душу.
и морозец прихватит – хрустальный, не злой.
он жемчужный мазнёт по ветвям тонкий слой
и покроет прозрачным непрочным стеклом
удивлённо глядящие лужи.
так гори и молчи в перламутре свечой,
пока мир покрывается белой парчой,
пока будет паркет у пруда навощён,
заскользят на нём лёгкие тени.
пока в танце ножа не сыграет струна,
пока снежная соль не впитает до дна
жар густой и печаль, и придёт тишина.
а её ничего не заменит.
* * *
Ветер снежной карты
кроит края.
Прячутся в метели
дома, мосты,
Как в тяжёлой форме
небытия.
(Город не узнал себя,
стал седым).
И теперь прозрачный
морозный флаг
на флагштоке гордо
по ветру рей.
Город ощетинился
в сто собак
искрами мерцающих
фонарей.
На перилах наледь,
клубится пар.
Коркой льда раскинулась
гладь реки.
Ёлочной игрушки
стеклянный дар –
и какие к чёрту
тут маяки.
* * *
Полночный Стикс справляет торжество, к стеклу прильнула слепо крутость лба. Что у других? – свобода от всего, а у меня? – базар да голытьба... Что у меня: неспешность стрелок и – мой мир, пока в руках ещё храним. Что у меня: крупицы магии и мантры строк, свечи горящей нимб. Медово-травяной плывёт дымок, театр снов за закулисьем век. Раздолье духа, бытовой оброк – простой такой, обычный человек. Уют объёмных тёплых одеял, в любимой кружке – травяной настой... Сложи всё вместе: получилась я, ни больше и ни меньше, бог ты мой. Футболка не кричит: «Born to be free», и пёс лишь знает, для чего живу... Полночный Стикс под звёздами горит, и воды прячут мрак и синеву.
* * *
Безмятежность плывёт цветисто: тёплый плед и кошачий бок. Облаков невесома пристань – а за нею, вестимо, бог. Он смеющийся и кудлатый, там совсем не нужна броня. Опадают мечи и латы, обнажая саму меня.
Погляди же, что я такое: сбивки строк да обрывки рек. Воплощенье того покоя, в коем светится человек. Созерцание, отрешённость – пусть большая пройдёт вода. Но ковчег в никуда несёт нас, и прибудет он – в никуда.
Слепок позы, застывший будда, и улыбка спит в уголках. Ничего говорить не буду, – не поклясться и не солгать. Слово вдребезги бьёт молчанье, только тени да на стене. Улыбается беспечально, а внутри ничего и нет.
Созерцание – лишь молитва, мироздание спит в руках. Мир был цельный, да весь изрыт был – всё осталось в твоих строках. Успокойся, ведь воскресенье – день недели? Да нет, процесс. Вон за облаком – белым-белым – каждый замер – да и воскрес.
* * *
весна цветёт бутоном золотым.
то не огонь, а лишь скользящий дым.
листы ветвей распустятся в листовки.
читай на них: «всё будет хорошо».
и свет с тобой, куда бы ты ни шёл.
железо не остыло после ковки,
железо остаётся до зимы,
когда решаешь: «кто мы и что мы».
а здесь скворцы вовсю щебечут гимны.
и чайки истерически орут,
и время закольцовывает круг.
побудь собой – неловким и наивным
под мерный плеск сереющей волны.
смотри – мы дотянули до весны.
а дальше – зелень, буйство трав и цвета.
и стебли вырастают до небес,
твоя тропа сворачивает в лес,
пронизанная ультрафиолетом.
© Римма Рид, 2023.
© 45-я параллель, 2023.