Осенний пейзаж
«во многих знаньях – многие печали...»
кружились листья, с осенью венчали.
но если знать узор ветвей ракиты,
где ветер пролетит прозрачной нитью,
горчащий серебристый выдох дыма
костра, кислинку белого налива...
и склонов ржавь вдоль тьмы свинцовой речки,
и тишину протяжную под вечер...
молочный серпик месяца на ситце
на васильковом... –
впору вновь родиться.
В осень невозможно опоздать
так призрачно
не поднимая век
ни словом не тревожа, ни касаньем
как в молоко
в бескрайнее молчанье
в томительный
льняной пастельный свет
в мазок, застывший синим на холсте
в оживший воздух – мята, медуница –
и нить судьбы мелькает в белых спицах
и пропадает в разнотравье тем
в покое зелени и пении дрозда
и в чёрных буквах, сложенных в сюжеты
молчат слова, теряют силу жесты
и в осень невозможно опоздать
Розовое золото
жизнь продолжается: стебли дают ростки.
реки меняют русла, отшельник – скит.
и на заре запятнаны облака
розовым золотом.
как же легка рука,
что держит кисть –
и выводит летящих птиц.
снизу цветы –
как россыпь глядящих лиц.
вечность сквозит душицей и чабрецом.
и медно-розовым солнцем ползёт за склон.
Взрослый лес
Теперь ты уже большой, и будешь ходить
не в детский сад, а во взрослый лес. (с)
змей, мы съели яблоко. чудеса
случаются, нет, не здесь.
теперь мы покинули детский сад
и ходим во взрослый лес.
здесь глушь, злые заросли, комарьё
и топь, лишь свернёшь с тропы.
грызня ежедневная за своё
и выбор своей судьбы.
огрызок дал семечки – прорастёт
хотя бы одно из них –
и вот нам покажутся свет и мёд
и лица, светлей святых.
да мы не садовники, мы идём
на ощупь и напролом.
и как же прекрасно сожрать живьём
во имя борьбы со злом.
бугристые мышцы, прищур, оскал,
рычащие голоса...
и только во сне захлестнёт тоска –
и снится тот самый сад.
Фрукт
ходят тихо и смотрят дико –
я раскладываю слова
багровеющей костяникой,
и костёр догорел едва.
слово – жестом и слово – раной,
и зарубками на коре.
путеводным огнём в тумане.
птичьим пением на заре.
я из тех, кто следы находит
и баюкает в горсти дым,
с горизонта кто глаз не сводит,
слыша отзвук чужой беды.
я из буйных фантасмагорий,
что, проснувшись, в толк не берут.
я хранитель чужих историй.
иноземный с горчинкой фрукт.
Контур
пока ещё слово не стало золой,
пока оно медно-рыжим,
медвяным усыпало шар земной,
штурмует дворы и крыши;
строкою дрожит на конце пера,
в рассветные сны заходит –
то им не прикрыться, хотя б и рад,
пред всеми стоишь в исподнем.
а слово рождается с губ сухих
невыплаканным вопросом.
и клён у крыльца покраснел, притих,
и ветками стынет в осень.
и ветки изломами побегут –
кармин лижет позолоту.
а ты распадаешься в темноту,
но слово обводит контур.
Ноябрь
Ноябрь принесёт синхронный бред –
Слова твои, летящие на свет,
Лицо твоё в глазницах пустоты,
Торчащие над копотью мосты.
И все, кого позднее не узнать,
Обученные плавать и летать,
Спешащие к созвездиям/на дно –
Все те, с кем был повязан, всё равно
Глазеют на плывущий в небе шар,
И кажется: одна на всех душа,
И звёзды, будто точки, ставит в ней
Пространство – или тот, кому видней.
Позывной
А ветра с ближайших колоколен
мне сигналят вслед наперебой:
типа, если что – мы на созвоне…
Прежний код и тот же позывной…
Анна Савина
позывной, шершавость старых раций...
и в глазах – мерцанье янтаря.
входишь ты в казарму новобранцем
с выправкой железной сентября.
факелы листвы штурмуют небо
и ветра заходятся – навзрыд.
память – как из радужного крепа –
где насквозь – там всё ещё болит.
гильзами черта – на «до» и «после»...
ты берёшь иную высоту.
оттого горчит рассветный воздух
и слова растаяли во рту.
отрешённый холодок приклада –
снова за себя идёт война.
пятна красным – время листопада.
и дрожит
звенящая
струна.
© Римма Рид, 2017–2021.
© 45-я параллель, 2021.