нас кололи резали мы оставались такими
вот стихи последние любимая ты их возьми
слов ещё сказать тебе как много надо
в нерешённых не прощённых тяжких днях
тех которых никто не тронул не окорябал
говорят что терпеть надо терпеть до боли
всё что есть двоим а что будет не важно
всё в руках согрето великое и простое
всё тебе отдано до конца до последней крови
было было помню мы были никто не сотрёт
а цветы стихи плывут и гуляют дана им воля
даже если
первозданные вздохи уже не важны
что плохого в том чтобы отсутствовать
всё страшнее страшнее падает день
догорает остатком внутри в глубине
дева светлая чёрную медленно стелет постель
вот и всё всё тебе навсегда насовсем
это было не больно оставшись без выбора
я дарил тебе тяжесть дарил я и свет
эта жизнь не примет жизнь не простит
солнце с грязью и холодом смешаны в мерзлом окне
неразменное светлое только двоим лишь для двоих
Перевёрнутый
Уж в который раз кто-то горько так подавился…
выдыхая слова, как старые, рваные деньги,
кем-то купленных, и кому-то за это же проданных.
Переваренных. И распада остался продукт.
Исходя из тебя, входя предсмертными водами
Я бы сделал так! И когтей бы своих я не распрямил.
Наравне бы нагадил, сказав, что всё это данность.
Погружаясь в томящий, съедающий внутренность ил,
Я всё это собрал и змеям отправил на корм…
Лишь в груди горький шлейф – дорог колея..
И дождавшись, увидел в глазах её дом,
и едва ли теперь усомнишься, что Я – это я.
Голубь
(Год спустя)
Голубь мёртвый у двери».
Растаял образ – осталась куча говна.
Говорила со мной, не отрекаясь.
И уже не тошнит, не болит старая память,
Наполнится, опустошаясь, превратившись в то, что ест…
(Такое ощущение – поверх него не спеть.)
Водою в пустотность: из «да» перетекает в «нет».
Повремени немного. Повремени
с отходом на тот, на последний приход.
Мы здесь невыменяны, мы здесь одни.
И тех рук не найдёшь, что не вторичны,
чтоб кентавром тем или этим не загажены…
Голоса умирают, голоса, как лица птичьи…
Вывожу и вывожу, всё один узор – зимы
нескончаемой, как ошейник из проволоки…
Мусора сколько внутри, да не найдётся метлы,
Кашляю, поперхнулся. Может, кто вспомнил?
Шаг – два… Ещё один и побег.
Дорога забирает свою дань кровью.
И нет осознания, нет узла.
Всё врут глаза мои – мои глаза…
а любовь – штука редкая или же её нет вовсе.
Ярко-мутное поле усеяно слепыми лицами,
что руками бросают мне в грудь кости горстями.
И от того, наверное, скребёт внутри «некто»
и на все вопросы молчит – усмехается. Отнюдь.
Это то, от чего становится не важен вектор,
Завтра бежать, куда хочу, вряд ли сумею.
Сердце в рюкзаке, за кого мне нести на свалку?
Когда только камни холодные и тёплые змеи
на всём побережье вечно осенних зданий…
Но надо терпеть,
так сказали в асфальт упавшие мученики.
Стёртых глаз
не продавай,
не отдавай им…
Обсуждай позы, а я
за ушедшими,
не ставшими лучшими…
каплю крови, понесу, ниже всего,
над
головами.
уезжай
скоро будет взрыв большой
корабли плывут они из глины
здесь ничего тебя не ждёт
и даже вечно спящий мальчик
ставит все не выше слова ложь
в тайне всем и никому отныне
никому ведь это не игра
покатилась капля от который жили
уезжай не жди все кончено
что хотелось
то лишь сборище голодных смертных
хоть и виделись с тобой мы наяву воочию
ты мудра и как не знать на самом деле
да и лучше б ничего не знать сначала
не касаться не одним из перышек красивых
всё забудется ты просто жизнь листала
Пусть идёт – по накатанной.
Пусть идёт, чёрт с ним.
Испепелённой улыбки заплаканной –
Там где нет дороги жить, надо умирать.
И в этом, моя рациональность осознающей себя ошибки.
Знай своё место. Там, где родился, дыра –
Слишком мало в судьбе слов…
Слишком много в словах от судьбы.
Чувствуешь? Как подыхает в руках то,
что когда-то и наполняло слово «жить».
Жить не так, как получилось, а так, как хотелось бы.
ржавых, что так ничего доброго и не сыскали.
Ты прости, что я иллюзорный, прости, что аморфный
(Реальный, давно уже мозгом подружился с асфальтом…)
Ползи-ползи, мой сизый крест,
в твоих глазах миры умирают просто.
Как путник, что сказал «спасибо» здесь.
Жду подарка
отравив последний, единственный светлый корабль.
Жду подарка – того, что мой по праву.
Жду, конечно же, жду, что же в этом такого?
Жду нетраханных черт первозданной мечты.
Закрываю глаза, отплываю и вижу я снова
Жду, что станет уже не слишком отравлено,
пока смотришь приходы застывших во льду…
У тебя в волосах не была бы заколка оплавлена,
Жду. Давно уже здесь рассудили,
кто – кентавр, а кто – обдолбанная свирель.
Птицу белую в руки – да грязной водою умыли.
Жду, что скажешь опять, что нужен тебе я.
И что злые факты реальности скоро потухнут.
Жду, – конечно же, это тупая затея.
Снежинка
По распятой мечте человек шёл к утёсу.
За неверие всем, платил ржавой игрой.
Но окно – есть окно... а прекрасное – просто.
Эта жизнь, как снежинка, растает в асфальте,
проявившийся снимок оставит осадок…
Всё о чём, серо-жёлтые реки не знали:
ничего». По заснеженным, дымным дорогам
тёмный вакуум, душная правда и Ты,
детских фильмов, желаний пожизненно долгих,
Я гулял по крышам – там нет ничего,
а увидев Тебя, те прогулки я проклял.
(Правды нет.) Но в красивом
и чистом, живом…
(Мечтать!) Никогда не шагнуть в облезлые окна.
В Англетере
На которой подвешен месяц.
Сколько лет – не жди и не веруй!
Ну родился. Не сдох. И что же?
Закрывай теперь небо рукой,
находя в **дарасах-прохожих
Это место – огромный роддом.
По-залёту сюда залетели
бабы голые. Их крестом
как доились коровы – мычали быки.
В тишине эти звуки воняют, я знаю.
Воду пить – умирать, да не с чистой руки
Это так. Во мне… В Англетере…
Это – мерзкая ноша, но дивный приход.
Сколько лет – не жди и не веруй.
Жизни не хватит постигнуть
И это то, что наверняка
возьмёт тебя, обласкает в полной мере
Голове думать плохо,
а не думать, задыхаешься.
Каплю воды в окно – око,
Я для себя отделю и греть буду реальность иллюзии.
Всё этому подчинить захочу, а «всё» – это как бы не умирать.
Находя жизнь только в глазах твоих и слушая музыку,