Роман-эпопея «Провинциалы»:
мнения читателей и авторские размышления

Отзыв «избранного читателя»

 

Я самонадеянно отношу себя к читателям избранным, обладающим как раз тем даром, который называется литературным вкусом и, которого не хватает не только некоторым «всеядным», и без того немногочисленным читателям, но, зачастую, и авторам. Порой и весьма известным…Уже первая публикация выгодно выделила автора «Провинциалов» как раз отсутствием, если можно так выразиться, провинциального акцента. Не стану расшифровывать обозначенный таким образом комплекс. Им, как мне представляется, «больны» некоторые «раскрученные» в смутные времена, с середины восьмидесятых и по конец девяностых, не только на местном уровне, но и на столичном, авторитеты, сделавшие в эти окаянные годы литературную карьеру, занявшие ответственные руководящие посты в писательской иерархии, наплодившие сотни тысяч книжек, «устойчиво не пользующихся читательским спросом» ни у одной из категорий читателей, надрывающие бесполезным грузом полки «подневольных» библиотек. Кустову же хватило жизненного опыта, живых встреч и впечатлений, литературного таланта, практического багажа своего опыта участия в описываемых событиях, чтобы суметь интересно, увлекательно, объективно-реалистично, не обходя острых углов описать жизнь своих героев с детства через взросление, становление и зрелость. Рельефно обозначить «своё» время в жизни великой страны, которое вобрало в себя и послевоенное восстановление экономики, небывалые по масштабу новые стройки, освоение гигантских энергетических ресурсов величайших сибирских рек, потом – разброд 80-х, бессовестный грабёж страны 90-х, медленное отрезвление от угара вседозволенности, трудное вставание с колен 2000-х.

 

Беленников Василий Иванович,

Вологодская область

 

Авторские размышления по поводу...

 

Никогда не задумывался, какую роль играла в нашем подростковом возрасте поэзия. И когда писал «Провинциалов», не было задачи отразить время и поколение семидесятников через поэтические строчки. Но, видимо, сказалось мощнейшее воздействие эпохи поэтических вечеров шестидесятников в Политехническом... Так, в сюжетных линиях человеческих судеб нашего поколения несомненно присутствует ещё один немаловажный сюжет, о котором критики и литературоведы умолчали.

 

– Жовнер! – Варвара Ефимовна прошла к их парте, встала в проходе.– Что я рассказывала?

Варвара Ефимовна учила их последний год. С пятого класса у них будет много разных предметов и учителей и ещё классный руководитель, и об этом было непривычно и в то же время заманчиво думать. Сашке было немножко жалко Варвару Ефимовну, которая чем-то напоминала его умершую бабушку Марфу Федоровну.

– Мороз и солнце, день чудесный! Ещё ты дремлешь, друг прелестный...

По тому, как развеселился класс, Сашка понял, что на этот раз не угадал.

– А что ещё знаешь из стихотворений Александра Сергеевича?

– Александра Сергеевича?..

– Пушкина, – свистящим шёпотом подсказал Вовка.

Обернулась Катя Савина, отличница и самая красивая девочка в классе, окинула его и Вовку снисходительным взглядом.

– Гляжу, поднимается медленно в гору лошадка, везущая хвороста воз...– вдруг ни с того ни сего, хорошо зная, что это стихотворение Некрасова, учили на той неделе, брякнул Сашка, и сам заулыбался, поддавшись общему веселью, сдобренному криками, всхлипами, хлопаньем крышек парт и топотом.

– Са-ша... – удивленно протянула Варвара Ефимовна, и он, насупившись, торопливо отбарабанил:

– Я знаю, это Некрасов... Я хотел другое, вот: Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты...

И замолчал, потому что в классе стало оглушительно тихо, и он посмотрел на Варвару Ефимовну, не понимая, почему все повернулись в его сторону...

 

Авторские размышления по поводу...

 

Это отрывок из самой первой главы первой книги повествования. Детские годы одного из главных героев. Почему именно с описания разрушенных церквей провинциального городка, за свою историю видавшего-перевидавшего немало нашествий неприятеля и с этого урока литературы начался процесс моего десятилетнего свидания с прошлым, пережитым, мне, автору, неведомо.

Но стихотворная тема эта зазвучала и дальше...

 

На пароходе детей не было, зато плыли в Игарку студенты – весёлые, с гитарой, они облюбовали корму и уютно устроились там: капитан, строгий и бородатый, как и положено, с выгнутой трубкой в зубах, подумал-посмотрел и разрешил. Студентов было семеро, они называли себя «десантом» и «интендант-командой», говорили, что едут на уникальную стройку, а за ними чуть позже, сдав экзамены, прибудет весь отряд, загорали, читали, пели-проговаривали странные песни, из которых Сашка только и запомнил, что «люди едут за деньгами, убегают от обиды и тоски, а я еду, а я еду за туманом, за мечтами и за запахом тайги...», и поверил, что смуглые, гибкие парни действительно едут за мечтами...

А ещё ему очень хотелось играть на гитаре, так же, как худенький узколицый и длинноносый Венька, возле которого, кроме студентов, постоянно крутились две девушки: одна полненькая, беленькая, с большой косой, хохотушка, а другая – почти на голову выше, с короткой стрижкой, серьёзная, всё время одёргивающая подругу, плывшие в Игарку работать после педучилища. Может быть, именно о них и разносилось по утрам и вечерам из пароходного динамика:

 

 

Они действительно под эту песню кружились на палубе, и оттого всё вместе: полноводная река, поросшие тайгой берега, назойливые комары, танцующие девушки и задумчиво глядящий на них с примолкшей гитарой Венька, – казались единым и неделимым целым Сибири...

Правда, плыли они не по Ангаре. Ангару лишь пересекли в том месте, где она соединилась с Енисеем, влившись в него изумрудной полосой и ещё больше отдалив берега. И каждая втекающая потом река или речушка делали Енисей всё шире и шире, словно подтверждая сказанное как-то отцом: «Могучая река» ...

 

Отзыв читателя-профессионала

 

Автор, слава Богу, избежал такого ставшего традиционным для русской литературы повествования, по которому жизнь в провинции скучна, и оживляется лишь поездками в Москву, Питер или за границу, и далее продолжается воспоминаниями и мечтами о новых поездках. В провинции Виктора Кустова далеко не только рассуждения и размышления (а как без них в провинции), но и жизнь бьёт ключом. А какие великолепные бытовые сцены! Хоть в анекдот перекладывай, хоть в фольклор. Именно самобытность, когда из персонажа прёт его натура, и какая масштабная и при этом современная натура! Вот уж чего нет в столице – это таких широких вольных характеров, не скукоженных столичной теснотой.

В своей библиотеке я бы хотела иметь  «Провинциалов» Виктора Кустова. Это точно. И открывать эти книги время от времени.

 

Лидия Михайленко,

выпускница Литературного института им. Горького,   

журналист,

Ставрополь

 

Авторские размышления по поводу...

 

К тому времени, когда главный герой повествования вступил в пору студенчества, вечера в Политехническом канули в уже подзабытое прошлое, но всё вокруг было заполнено песенной поэзией. И песня не только являлась составляющей государственной идеологии, формирующей социальную среду, но, самое главное, помимо качественного музыкального наполнения несло смысловое поэтическое содержание.  Именно поэтому песня, которую можно условно назвать советской, стала стержнем молодежной и, прежде всего, студенческой субкультуры.

 

Жили те у интеллигентной молчаливой и седовласой старушки, бывшей учительницы немецкого языка, чистокровной немки, сосланной в начале войны сюда из Москвы. Родителей расстреляли, муж погиб – это всё Дина рассказала, она явно немке нравилась, и та с ней откровенничала. Небольшой двор был удивительно чист, посыпан песком и засажен цветами, живность хозяйка, в отличие от деревенских, не держала никакую, и в доме была поразительная чистота, может быть, от обилия кружевных салфеток и скатертей. В комнате девчонок лоск уже не бросался в глаза из-за разбросанных вещей, небрежно прикрытых одеялами кроватей, но они, выпив по бокалу вина, – ­Дина взяла у хозяйки звенящие, на высокой ножке, бокалы, – почувствовали себя вполне уютно.

Даша хорошо играла на гитаре. И песен много знала какого-то Визбора, о котором Сашка даже не слышал. Про горы, неведомый Домбай (местечко где-то на Кавказе), про то, что неизбежно проходит, но запоминается навсегда...

 

 

Он вспомнил, что перелетал Северный Кавказ, когда летел в Баку, но о Главном Кавказском хребте ничего рассказать не мог, потому что и туда, и обратно летел ночью. Но зато мог рассказать о столице Азербайджана, Каспийском море, на котором ни Дина, ни Даша не бывали. А ещё шутливо преподнести бакинца Рому и его по-кавказски горячие и непрочные отношения с Нелли...

Девчонки согласились, что кавказские парни темпераментны, но ненадолго, а Даша вдруг запела песню, строчки из которой неожиданно запомнились:

 

 

И под эту песню неведомого автора Сашка вспомнил первокурсницу Оксану, которую заметил на новогоднем вечере в общежитии и всю зиму, как ни за кем прежде, ухаживал: водил в кино и кафе, учил целоваться и обниматься и даже убедил отнести заявление в ЗАГС, но, когда пришёл день их свадьбы, ни он, ни Оксана о нём даже не вспомнили.

Действительно, всё проходит.

 

Авторские размышления по поводу...

 

Становление молодого человека, формирование его убеждений, наконец, определение шкалы ценностей – всё это у моего поколения формировалось под воздействием песенного жанра. Закономерно, что именно в эту пору прорвал все запреты и препоны хриплый голос самого известного и самого спорного барда страны, и не только одной большой страны, Владимира Высоцкого.

 

По поводу своей игры и тем более пения Сашка не обольщался и, будь рядом Даша, ни то, ни другое делать не отважился бы, но Серёге уже приходилось слышать его сольное исполнение, и он не стал стесняться.

Из маленького репертуара почему-то вспомнился Высоцкий:

 

 

Но так и не допел, понимая, что только опошляет песню: лучше самого автора не споёшь, а таких голосов больше нет.

 

 

В большой комнате затопали, зашумели, и они вышли поглядеть, что стряслось, но на них тут же зашикали собравшиеся в кружок Марина, Даша и именинница и заставили прикрыть дверь. Ничего не понимающие, они послушно замерли перед дверью, пока Маринка не распахнула ее.

 

Отзыв читателя-писателя-академика

 

Кроме Жовнера, в «Провинциалах» изображены ещё две значительные фигуры – «шестидесятник» Черников и ровесник Жовнера «семидесятник» Красавин – выразители обозначившихся направлений в обществе... Это своего рода романтики несбывшегося грандиозного проекта, призванного осчастливить людей. Именно в осмыслении произошедшего, в раздумьях о времени и себе – стержень сюжета, философия всего повествования.

...Читая романы-книги, объединённые общим названием «Провинциалы», я вдруг поймал себя на мысли, что это большое, в течение длительного периода создаваемое повествование Виктора Кустова открывает новые страницы в отечественной литературе, существенно дополняя труды наших лучших прозаиков и публицистов XX века. Особенно в познании той действительности, о которой признанные мэтры не догадывались либо не могли сказать правду в полный голос из-за бдительной цензуры да и сидевшего в них самих внутреннего охранителя.

...Повествование ведётся изнутри народных масс и демократических слоёв, от имени непосредственного свидетеля и участника перемен. Это не голос извне с заведомо осуждающей либо хвалебной интонацией... Выбрав себе труднейшую профессию, герой сам распахнул двери в широкий мир, изъездил всю страну. Несмотря на горечь неудач, он смотрит вокруг себя глазами неисправимого влюбленного романтика.

... «Провинциалы» – вещь многоплановая, написанная на опыте личной судьбы и судеб современников писателя в эпоху историко-социальных перемен в СССР. В чём необычность прозы Кустова, позволяющей говорить о ней как о художественном, документально-историческом явлении?.. Творческий метод Кустова отличается от наступательных идеологических формул московских литераторов, приблизительно или совсем не знающих жизнь провинциальной России. «Тундровые петушки», как можно догадаться, со временем станут руководителями газовых и нефтяных промыслов, приближёнными «олигархов», даже «олигархами». Некоторым не повезёт, и они сойдут со сцены, иные сопьются. Жизнь – бесконечный театр. В каждой кратко обозначенной судьбе – завязь целого романа и повести. Но Кустов, стремясь выявить сущность времени, предоставляет самим читателям домысливать жизненные коллизии. У него задача посложнее: запечатлеть дух времени, смысл перемен... Кустов не навязывает нам путаных схематических конструкций, как это делают конъюнктурные пророки, не запугивает читателей вселенскими страхами. Черников, Красавин, Жовнер – яркие носители резко выраженных общественных настроений. Они идут рядом, сотрудничают, но у каждого свой путь делания и познания...

...Виктор Кустов, чутьём угадавший, что может произойти с ослаблением власти, утратой порядка и сдерживающих начал, в своих работах предупреждал об этом и «своих», и «чужих», и «нейтралов». За что и получал удары и пинки со всех сторон. Очень трудно отстаивать независимую позицию. По горячим следам писатель ткал обширное полотно прожитых народом исторических десятилетий. На этом полотне с разной степенью художественности (подчас это зарисовки с натуры) изображено множество эпизодов, характеров и типов, основных и второстепенных персонажей, порой лишь мелькнувших существ, и все они образуют целостную картину достоверной жизни, которая была и уже не повторится в прежнем виде. Ушедшая жизнь поколений, советских и нынешних, не имеющих названия, зримо встаёт перед глазами. Каждый из нас волен мысленно дополнить созданную картину своими красками и впечатлениями, кое в чём не согласиться с автором, но это не отменит того, что «Провинциалы» на значительном отрезке времени стали заметным явлением в литературе.

...В завершение открою секрет: поначалу я читал «Провинциалов» с некоторым предубеждением. Но по мере чтения не заметил, что повествование взволновало и захватило меня новизной осмысления прожитого. И подумалось: в отечественную литературу пришли авторы, которым в начале перемен было всего двадцать пять, тридцать лет. А сейчас это зрелые люди сорока-пятидесятилетнего возраста. Виктор Кустов говорит от имени своего поколения, и таких, как он, писателей, прошедших сложный путь становления, многие – в провинции. Они талантливы, у них добротный русский язык, хорошее знание жизни, своё выстраданное отношение ко всему.

 

Иван Подсвиров, член СП (СССР) России,

член-корреспондент международной академии информатизации,

Москва

 

Авторские размышления по поводу...

 

Шло время. Менялись песни и их исполнители, появились новые кумиры и у поклонников поэзии. Но на расстоянии теперь виделось многое в прошлом, что прежде не замечалось или же замечалось и отмечалось малочисленными знатоками-провидцами. «Новый мир» Твардовского и молодёжная "Юность" стали журналами-образцами для подражания, а авторы, чьи имена там открывались, с первой публикации входили в настоящую литературу.

 

Тут Черников увидел (и даже полистал, хотя и так знал и прочитал все от корки до корки) несколько номеров «Нового мира». Он собрал весь комплект за годы, когда редактором был Твардовский, и теперь Галочка регулярно высылала ему посылки с необходимыми номерами журнала и с книгами, которых тоже в Москве осталось немало. Потом он раскрыл томик Хемингуэя, неожиданно обнаружил в нём «Праздник, который всегда с тобой» – отнюдь не женское чтиво. Ещё здесь стояли Ремарк и «Американская трагедия» Драйзера, подборка русской классики в мягком переплёте, томики поэзии эпохальных кумиров поэтических вечеров в Политехническом музее шестидесятых: Ахмадулиной, Роберта Рождественского, Евтушенко, Вознесенского.

 

 

Эти начальные строки стихотворения Вознесенского особо запомнились может, из-за их живописности, он любил декламировать их, наслаждаясь ритмом и смелостью поэта, сумевшего так ярко выразить эмоции. Он был уверен, что среди катушек, лежащих возле магнитофона, несомненно, найдётся запись концерта Окуджавы и, наверное, некачественная запись Высоцкого, этого певца подворотен, которого он терпеть не мог, но вынужден был признавать его популярность...

А ещё над диваном висел портрет ангелоподобного существа, в котором, тем не менее, можно было признать Есенина, и Черников догадался, что это и есть идеал уже немало хлебнувшей и потихоньку сходящей с ума от неисполненности своей женской доли бабы. Подумал, что если он сегодня зачал, она будет счастлива, обязательно родит и будет растить его ребенка, никого не слушая и ни на что не обращая внимания, совсем не претендуя на то, чтобы у того был отец. Этот женский эгоизм, по твёрдому убеждению Черникова, и способствовал тому, что в обществе всё больше и больше становилось одиноких матерей, а следовательно, и потенциальных малолетних преступников, потому что на одной ноге ходить, не хромая, невозможно...

 

Отзыв читателя-журналиста

 

«Провинциалы», пожалуй, первая удавшаяся попытка в рамках одного романа отобразить, как в условиях тоталитарного государства вызревали процессы, приведшие к его падению, как молодые люди, воспитанные в духе марксистко-ленинской идеологии, постепенно по капле выдавливали из себя рабов тоталитарной системы и включались в активную борьбу против неё, как приветствовали приход к власти демократов и в конце концов почувствовали себя обманутыми в своих ожиданиях.

Виктор Кустов создал большое, масштабное произведение, не ординарное по содержанию и по форме. В нём есть что-то от воспитательного и психологического романа, что-то от семейной хроники, что-то от политического памфлета, что-то от философского эссе, что-то от исповедальной прозы.

Ни то, ни другое в отдельности, а всё вместе взятое.

Сам автор нашёл наиболее точное определение жанра своего многолетнего труда – повествование. Пожалуй, он мог бы вслед за одним из русских классиков повторить: «это есть то, что хотел и мог выразить автор в той форме, в которой оно выразилось».

...Ни в одной из пяти книг нет ни крепко сколоченного сюжета, ни интриги, заставляющей читателя с возрастающим интересом ожидать приближающейся развязки. И, тем не менее, вы продолжаете следовать за автором от одной книги к другой, следя за тем, как течёт время, как причудливо переплетаются судьбы людей в меняющемся мире. Почему? Потому что все мы пережили описываемые события, и вот теперь эта книга даёт нам возможность осмыслить суть происходящего во всех областях нашей жизни – в политике, экономике, в духовной сфере и в быту, сверить свой личный опыт с теми уроками, которые извлекли для себя Сашка Жовнер и другие герои романа.

... «Провинциалы» – густо населённая книга; Наряду с тремя главными персонажами автор выводит на её страницы множество лиц второго и третьего плана, не говоря уже о не поддающихся счёту эпизодических персонажах...

Постепенно в сознании читателя все действующие лица повествования, центральные и эпизодические, сливаются в один общий образ – в то, что прежде именовалось в СССР особой исторической общностью людей – советским народом, – ещё не разведённой по национальным квартирам и не разделённой на бедных и богатых. Куда бы ни заносили жизненные дороги Сашку Жовнера – в Заполярье, Западную Сибирь, на Северный Кавказ, на Украину, в Азербайджан и Армению – везде он дома, среди своих соотечественников, граждан одной великой державы. Чувство, абсолютно незнакомое молодому поколению россиян, выросших в обстановке постоянно вспыхивающих то в одной, то в другой горячей точке кровавых межэтнических конфликтов!

 

Михаил Петросян, журналист,

Ставрополь

 

Цитата

 

У Черникова как-то даже была мысль написать эссе на эту тему, в котором разъяснить стоящим у руля, что наличие узаконенных публичных домов способствовало бы росту производительности труда, так как резко уменьшило бы время, тратящееся на флирт на рабочем месте или мучительные поиски противоположной особи для рядового совокупления.

Наброски эссе лежали где-то в черновиках.

Он вышел из кабинета, прошёл по уже пустым коридорам, поднялся к трамвайной остановке, находящейся на косогоре, как раз напротив главного входа в институт, и в полупустом дребезжащем трамвае под негромкие, долетающие из кабины водителя слова:

 

 

покатил в центр, откуда на автобусе можно было доехать до дома Аси...

...Трамвай неторопливо, подолгу задерживаясь на остановках, докатил почти до середины моста через Ангару и встал. Водитель, круглолицая веснушчатая девушка, прогремев металлической дверью, вышла в вагон, сообщила, что нет тока.

 

Авторские размышления по поводу...

 

Но уже заканчивалась эпоха, названная прежде развитым социализмом, а затем эпохой застоя, в атмосфере уже носилось ожидание перемен, вновь стали востребованы рубленые строчки-призывы Маяковского и тех, кто уподоблялся глашатаю революции. Застойная наполненность жизни любовью к противоположному полу, к бардовским переживаниям, к жизни в целом менялась на неудержимо громкие, до исступления, откровения: наступало время рока... Роковое время перемен...

Но о том, что будет в этом вожделенном завтра, никто даже не догадывался...

 

 

...Сашка никак не мог избавиться от наваждения этих слов, мелодии, казалось бы, давно уже не модной песни, но накрепко запомнившейся из юности именно этим настроением ожидания перемен, поворота, за которым обязательно должно было открыться что-то новое, радующее. И пока автобус скатывался с возвышенности в долину, а потом бежал по ней вдоль уже выученных до мельчайших подробностей за еженедельные поездки окрестностей, мысленно всё повторял эти строчки, прогоняя ими последние сомнения в принятом решении.

Наконец остановился на главном, неоспоримо радующем доводе: он возвращается домой, к жене, дочери. Теперь они будут вместе каждый день. Разве это не стоит карьеры и обещанных Кучерлаевым благ в отдалённом будущем?

На первый вопрос он ответил ещё тогда, когда без сомнений посчитал здоровье дочери более важным, чем перспективное предложение переехать в Москву. Что же касается радужных обещаний редактора, то, сколько он себя помнил, подобные обещания всему народу, отдельным слоям общества или персонально одному человеку всегда звучали с высоких и не очень высоких трибун, на больших и маленьких собраниях, в кабинетах и кабинетиках, и у Сашкиного поколения к ним давно уже выработался иммунитет неверия.

Он честно отработал два месяца после того, как положил на стол редактора заявление, втайне ожидая и чуть-чуть надеясь, что за это время что-то изменится, он перестанет уподобляться поручику Киже и наконец сможет вновь стать тем, кем был всегда. Но в последний его рабочий вечер, когда газета уже пошла в печать, Кучерлаев, задержавшийся на работе, пригласил его к себе и сказал, что, хотя и обещал, да и старался, так ничего и не смог сделать. Первому секретарю, негаданному распорядителю Сашкиной судьбы, то недосуг было разговаривать, то он пребывал не в том настроении, чтобы ожидать положительного решения... Одним словом, надо ещё потерпеть, подождать...

– Ещё пару месяцев... Хорошее мнение о тебе мы с Красавиным да Сенцов в крайкоме уже создали. В Карачаево-Черкесском обкоме перемены будут. По слухам, твоего врага в Москву забирают. Всё само собой рассосётся...

Кучерлаев был настроен благодушно. Не подписанное заявление лежало перед ним. В редакции было пусто и тихо. За окнами успокаивался утомлённый жарким днём ночной город.

– Знаешь, Александр, какой главный секрет партийного функционера?.. – спросил вдруг он. И, не услышав ответа, продолжил излагать то ли давно выношенное и обдуманное, то ли только что пришедшее в голову. – Главный секрет – не торопиться выполнять приказание начальства. Создавать видимость его трудноисполнимости. Это, старик, тонкая наука, не каждому даётся. Чем сильнее раздуешь проблему, усложнишь решение, тем значимее награда. А значит, тем реальнее продвижение вверх... Поэтому способный функционер годами оттачивает это умение организовывать трудности, усложнять простое, а потом героически преодолевать собою же возведённое... Если, конечно, проблема сама собой не рассасывается... Отчего, ты думаешь, у нас аврально-рекордная организация производства?.. Именно от этого, работяги ведь тоже не дураки, каждый на своём месте перекуры чаще устраивает, ждёт отмены приказа. Ну, а когда месяц или квартал заканчивается, а план горит, ударными темпами всё навёрстывают...

 

Отзыв читателя-писателя-лауреата

 

... Виктор Кустов проделал огромную творческую работу по созданию почти летописного свода того времени, о котором сказали своё слово гениальные или крупные иркутские и российские писатели Александр Вампилов, Валентин Распутин, Борис Черных, Дмитрий Сергеев, Федор Боровский, Марк Сергеев, Вильям Озолин, Ростислав Филиппов – мои учителя, которые уже ушли в бессмертие золотого книжного капитала России... Думаю, что спокойное, вдумчивое, почти документальное, почти фотографическое повествование Виктора Николаевича делает честь современной российской прозе – я не видел ничего подобного среди нынешних авторов, хотя в 2009-2014 годах был избран на общем собрании и работал в аппарате членом Президиума, членом Правления Московской городской организации Союза писателей России... Эта уникальная особенность литературной работы Виктора Кустова выделяет его многотомную книгу в ряд выдающихся явлений в русской литературе 20-21 веков, отображая время, в котором мы жили вчера – совсем недавно и много лет назад... Уверен, что эта книга когда-нибудь будет замечена кинорежиссером и продюсером, потому что на основе «Провинциалов» может получиться увлекательный многосерийный фильм о провинциальной жизни России совсем недавнего времени, в котором мы жили и памятью о котором мы живем...Я желаю успехов автору в продолжении «Провинциалов» и в полной экранизации романа!

 

Баяр Жигмытов,

лауреат Российской литературной премии им. Н.С.Лескова,

кандидат политических наук,

член Союза писателей России,

г. Улан -Удэ

 

Отзыв профессора-филолога

 

 ... Произведение, которое представляется и обсуждается сегодня, уже потому является феноменом искусства, что оно оригинально, самобытно, может рассматриваться как литературный факт внеканонической инициативы автора. По жанру оно представляется мне своеобразным романом-обозрением, ибо панорама изображения текущей действительности, преломляемой в историческую, широка и многоаспектна. Произведение создаётся на границах документального и собственно беллетристического повествования, когда творческий вымысел и реальность становятся взаимопроницаемыми. Важно и ценно то, что сюжетную основу книги составляет онтология повседневности, причём, той провинциальной жизни, которая, в принципе, соприродна общенациональной. Эта «история снизу», история повседневности приобретает обобщённый и даже философский смысл вовсе не случайно. В этой многогеройной книге есть главный герой – ВРЕМЯ, которое творит людей в такой же мере, в какой творится ими. Время – не только главный воспитатель многих персонажей, воплощающих в своём индивидуально-психологическом облике его сущностные, характерные черты, но и та сфера жизнедеятельности, которая является условием самореализации лучших героев произведения.

               

Вячеслав Головко,

доктор филологических наук, профессор,

член Союза российских писателей,

Ставрополь.