Санитарный вариант,
или Седьмая жена поэта Есенина

Глава 13. 

Вождям надо, чтобы их безумно любили. Не могут они без этого существовать. А стихотворцев, предрасположенных к такой разновидности любви, всегда было предостаточно. Их большие сердца постоянно переполнены чувствами, которых в избытке хватает и на двух и на трёх вождей. Два сокола ясных Ленин и Сталин, мудрый учитель и верный ученик. Если сочинил песню об одном, так почему бы и о втором не сделать – воздержания в любви опасны для здоровья. Король умер, да здравствует король! Живым любовь нужнее. И, если честно, товарищ Сталин по сравнению с Владимиром Ильичём – как мужчина – значительно интереснее, сексуальнее, как теперь говорят, основательнее, без дамской суетливости, с твёрдым характером. В одном случае – лень, в другом – сталь. Металл слабых завораживает – и женщин, и мужчин с дамской психикой. А поэты, за редким исключением, натуры женственные, того же Маяковского взять, стоит заглянуть за мужланскую оболочку и сразу увидишь перепуганную дамочку, опоздавшую на поезд. Не Пушкин, к сожалению. Кстати, и товарищу Сталину до Пушкина далеко. Но вождь понимал, что гениальностью не отмечен, а притворяться гением было не в его характере, не желал он выглядеть шутом и добрым дедушкой притворяться не хотел. Смешных и добреньких любят только до поворота, на котором стоит жёсткий и сильный мужчина.

Стоило подать идею о сталинском субботнике, и все за голову схватились – как это им раньше на ум не пришло – новое движение, новый комитет, новые почётные должности. Идея, собственно, и возникла после бурного заседания авторитетной комиссии по ленинским субботникам. Теснота плодит обиды. Обойдённые пошептались и сделали заявление.

Почин при живом вожде затормозить не рискнули. Попробуй-ка, обзови зачинщиков ревизионистами или обвини в расколе. Быстренько найдутся уши, которые устроят свидание с людьми умеющими заставить говорить. Да собственно и раскола никакого не произошло. Никому не запрещалось посещать и те, и другие субботники. Просто руководили ими разные товарищи.

Первый субботник отвели, а ко второму товарищ Сталин возьми да и скончайся. Не успели опомниться от великой утраты, а Никита уже с докладом о культе личности на трибуну съезда взгромоздился, ни с кем не посоветовавшись, огорошил интимными подробностями. Пришлось переходить на нелегальное положение. Подпольное бюро выехало за город на маёвку и разработало дальнейшую тактику и стратегию. Время проведения субботника единогласно решено было перенести с двадцать первого декабря, на пятое марта, на день смерти. Весёленький балаган заменить днём скорбного труда в память об отце всех народов. И не только по сображениям конспирации: новая дата придавала субботнику другой подтекст, более символичный. Показная акция должна была превратиться в подвижнический труд.

Обывательский, по их понятиям, праздник Международный женский день служил отличным прикрытием для мероприятия. Пока мужчины, заглаживая свои грешки перед жёнами и невестами, бегали по городу в поисках цветов и дешёвых подарков, участники тайного субботника, разбившись на тройки, отправились по библиотекам. Представляете, входят солидные товарищи, вооруженные сверхмощными удостоверениями, бедные методисточки, запинаясь от волнения, ведут их в книгохранилище, потом одни украдкой подглядывают, а другие украдкой сдувают пыль со своих шедевров.

После библиотек тройки стекались на обед в окраинный Дворец культуры, где работал директором бывший начальник зоны. На столах ничего лишнего: водка, солёные огурцы, хлеб и рыбные консервы. Пили из алюминиевых кружек. За Сталина! За веру! За победу! Водка – лучший массажёр для мужских голосовых связок. После нее песня сама просится наружу. Прополоскали горло и хором:

И здорово, надо сказать, получалось, до блаженных слёз. Обнимались и клялись в вечной любви к Нему. Кто-нибудь провозглашал очередной тост, а потом, не присаживаясь: «Артилеристы, Сталин дал приказ!»

Расставались под утро – полные планов и надежд, сплочённые общей любовью и тайной. Но единство длилось недолго. Прознали, что все книги, в которых упомянут товарищ Сталин, собираются пустить под нож, а на бумаге, изготовленной из макулатуры будут печатать Дюма и речи Хрущёва. О том, что подобного кощунства допустить нельзя, спору не возникло. Все понимали, что святыни надо спасать, но если дожидаться очередного субботника, можно потерять всю сокровищницу, все высокие строки о товарище Сталине, изданные при его жизни. Порешили устроить месячник спасения. Не жалея ног, каждый должен обходить библиотеку за библиотекой и незаметно выносить книги. Для хранилища директор Дворца культуры предложил свою территорию и обещал уговорить бывшего сослуживца, который заведует овощной базой. Руководство операцией взял на себя директор Дворца культуры. Он был решителен и краток:

«Время работает против нас, но дело наше правое, мы победим! За Родину! За Сталина! Вперёд!»

И священные книги начали заполнять Дворец культуры и закрома овощной базы. Поток не иссякал, но намётанный глаз бывшего начальника лагеря быстро определил, что значительная часть контингента в пополнении запасов участия не принимает. Разобраться в ситуации он поручил дирижёру детского хора, своему бывшему заместителю по режиму. Срочно был заведён журнал. Количество авторов и количество алюминиевых кружек не совпадало. К подозрительным элементам были приставлены активисты из хора. Результаты слежки превзошли самые тяжёлые подозрения. Гражданам можно было бы найти какое-то оправдание, если бы они по интеллигентской трусости или неумению воровать, отсиживались бы на своих дачах. Что взять с чистоплюев? Так нет же, эти недорезанные контрики мотались по библиотекам с утроенным, по сравнению с остальными честными писателями, энтузиазмом, но украденные книги они сжигали. Негодование директора Дворца культуры грозило перейти в бешенство.

«Этак до чего можно докатиться! – кричал он. – Сегодня книги, а завтра партбилеты начнут жечь?»

Экстренно был собран штаб субботника, на котором заслушалось дело диверсионно-вредительского блока. Обвиняемые во всём сознались. Оказалось, что эти перевертыши никогда не верили в товарища Сталина, и у каждого из них было заготовлено по несколько произведений, разоблачающих культ его личности. Мало того, наиболее клеветнические пасквили были уже переведены на немецкий и французский языки Лионом Фейхтвангером и Андре Жидом. Переводы ждали своего часа и штрейбрехеры из типографий готовы были в любой момент включить свои продажные машины по приказу специальных служб. После таких признаний вся группа была приговорена к десяти годам исправительных лагерей без права переписки и посмертных переизданий. Исполнение приговора назначили на ближайшее светлое будущее.

Процесс закончился, но мытарства продолжались. Через неделю, после исторического заседания, все его участники и судьи, и подсудимые были вызваны на общее бюро писательской организации. Все – кроме директора Дворца культуры, который членом Союза писателей не являлся. Не успел вступить. Книгу для него уже написали, но несвоевременная речь Хрущёва помешала её издать. В бюро заседало много авторитетных участников ленинских субботников, они-то и припомнили сталинистам недавний раскол и образование особой фракции, претендующей на лидерство. Поводом для проработки послужил нелепый случай. Библиотечная вахтёрша увидела под брючным ремнём Алексея Толстого роман «Хлеб». Советский граф книгу под ремень спрятал, а пиджак, по широте своей натуры, застегнуть забыл. Вахтёрша была из вологодских, живого классика в лицо не знала, хотя приключения Буратино помнила наизусть. Честно выполняя долг, остановила расхитителя, а потом, когда выяснилось, кого она задержала, расстроилась до слёз, но было поздно. Ретивые служаки успели сообщить во все комитеты, а завистники писателя подняли шумиху и потребовали собрания. Алексей Николаевич, смущаясь, объяснил, что пообещал книгу с автографом одной из поклонниц, но дома экземпляра не оказалось, поэтому и пришлось прибегнуть к мальчишескому методу. Седина в бороду бес в ребро. Пришлось простить за вечную молодость, за талант и за хождение по мукам. К тому же выяснилось, что ни к тем ни к другим субботникам живой классик отношения не имел. Зато остальным участникам всыпали по первое число. Особенно возмущались верные ленинцы. Даже Солоухину досталось. Припомнили сплетню, будто издание первой книги его стихов благословил сам Сталин. Солоухин, мужик себе на уме, молча выслушал критику и только на улице дал себе волю, проворчал: «Ничего, не облезу, Бог не выдал, свинья не съела, а у вас, дорогие товарищи ленинцы, всё ещё впереди, все казанские университеты, ужо посмотрим, как вы будете свою лениниану из библиотек тырить». Нагнулся, поднял с земли камушек, подержал на ладони, полюбовался и спрятал за пазуху.

МОРАЛЬ

Во-первых – Сталин, разумеется, злодей, но два добрых деяния он, всё-таки, совершил: наказал Бухарина за «Злые заметки» и Пашу Дыбенко за то, что бегал на сторону от великолепнейшей женщины Коллонтай.

Во-вторых – вождей, в отличие от поэтов, хвалят только при жизни.

В-третьих – спасти поэта может только женщина.

Если б ты знал, санитар, как трудно искать мораль там, где царит аморальность. И вообще надоело мне про них, про придворных. Чувствую, что и сама на их жаргон переходить начала, а это губительно. Пора говорить о главном, но осталась последняя вступительная беседа, на первый взгляд и необязательная, потому как относится не к России, а к Франции, в которой русскому целителю делать нечего, это уже без сомнений, но история очень поучительная, и где гарантии, что подобное не повторится на русской почве.

(Продолжение следует.

Название новой главы – в содержании-предсказании).

Сергей Кузнечихин

Иллюстрация Татьяны Литвиновой