* * *
Говорят: «Ты – сатирик, смеши!»
Но ищу я в искусстве гармонии:
Сплава мысли ищу и души,
* * *
(Приобретенье ремесла попутного).
Нет-нет, я не оставил переводов:
Теперь перевожу себя – с подспудного!
Мороз рисует на окне,
Своя есть живопись в огне,
В вечерней, утренней заре,
В извечной облаков игре.
Художница природа-мать
Нам дарит эту благодать,
И ёмкое понятье – счастье –
Мы дождёмся ли светлой поры? –
Тереблю погрустневшую музу.
Покатились года, как шары,
Тихо падая в некую лузу.
Из страны неслучаен исход,
Всё равно я его не приемлю,
И последний мой шар упадёт
На родную и горькую землю.
Табу
Я на своём горбу
(Был это общий крест)
Всяческие табу.
Перечислять нет сил:
Мало ли что носил!
Многое сбросил прочь:
Было уже невмочь.
Помнит их мой загривок,
Словно следы прививок.
Все ли я сбросил? «Нет!» –
Стонет в ответ хребет.
«Что-то тащить должна!» –
Властно зудит спина.
«Этим защищена!» –
Строго гудит она.
Равноправие наций во все времена
Декларировать нужным считала страна.
Вопреки интернациональным идеям –
То я русским себя ощущал, то евреем.
Иногда же (не знаю, сочтёте ль нормальным)
Ощущаю себя я бинациональным.
Стало быть, – обладатель двойного наследия.
Это обогащает, и это – трагедия.
Этих сёл, городов названия,
Как чудесные обещания:
Благодарное и Привольное,
Благодатное и Раздольное,
Светлоград, Изобильное, Дивное,
Упоение неизбывное.
Дорогой и любимый край,
Оправдай, докажи, создай!
Отвечают за домом дом:
– Будет всё!
– Но когда?
– Потом!
Были слоники и у нас,
Помню их, вспоминая детство.
Только где же они сейчас?
Кто меня оградит от бедствий?
Семь забавных и милых слонят,
На комоде мещанское счастье…
Где они и кого хранят,
Отводя от семьи напасти?
Ни единого не сберёг.
Хоть к религии я не склонен,
Мне б теперь пригодился бог
Или, в крайнем случае, слоник.
Не врывался я, лихо рубя.
Из породы настырных старателей,
Трижды делал и сделал себя –
Инженером, доцентом, писателем.
Расточительство? Может быть. Но
Всё творилось по счёту большому,
И когда созревало одно,
Возникало влеченье к другому.
К сожалению, жизнь коротка.
Я давно перед ней не робею,
Но для очередного прыжка
Разогнаться уже не успею.
– Не съем, я не зверь,
Несу я добро,
Довольно тебе слоняться!
– Но снится мне дверь
Вагона метро
С надписью: «Не прислоняться!»
Мало в снах моих примет новизны,
Инженерные всё вижу я сны,
Постоянно возвращаюсь назад,
И давнишние заботы томят.
Ухожу я в подсознанья задворки.
Не бывает, жаль, уборки подкорки.
Я вижу, как заносчив символ синуса,
Как знак деленья не смыкает глаз,
И вижу я, как плюс пустился в пляс,
Я возвращался домой на рассвете
Пешком через весь город.
Был счастливее всех на свете
И по-мужски горд.
И вот на одной из пустынных улиц
Я юношу встретил в тот ранний час,
И оба мы вдруг широко улыбнулись,
Узнав друг друга по блеску глаз.
Стою, смотрю я на слегка
Подсвеченные облака
Закатным солнцем. «Что стоишь,
Эстет неимоверный? Ишь!
Стоять судьба нам не велит,
Какой бы ни был чудный вид».
Пройдут и судьбы, и века,
Но вечно будут облака,
Чей созерцали свет и след
Когда-то прадед мой и дед,
И будут – в радости ли, в муке –
Стоять и созерцать их внуки.
Во сне я вижу женщину, она
То мать моя, то дочка, то жена,
Но чаще обобщённый вижу в ней,
Суммарный образ женщины моей,
В виденье воплощённый образ той,
Которая сквозь жизнь прошла со мной.
О новостях рассказываю ей –
И радуется радости моей,
Печалится, когда печалюсь я,
И всякий раз по-своему моя.
Перед смертью тело человека
Испускает волны во вселенную,
Принимает человекотека
Эту информацию бесценную.
Да, земная кончилась житуха,
Но сохранена нетленность духа
(Такова гипотеза учёных),
И в просторах космоса бездонных
Будет находиться после смерти
Дух живой, хоть верьте, хоть не верьте.
Но задать такой вопрос позволь:
Какова же будет духа роль?
Сможет ли существовать без дела
И на что способен он без тела?
Пока поэзия жива,
Пока в затрёпанной тетрадке
Выстраиваются слова
В захватывающем порядке, –
Хмельно кружится голова,
И дали в розовом тумане,
И всё на свете трын-трава,
И счастье у меня в кармане.
Мелькают дни, несутся дни,
Как будто дан приказ: «Гони!»
И с каждым годом всё быстрей
Неудержимый промельк дней.
Когда огромен их запас,
Не беспокоит бег тот нас.
Велим мы сами мчаться дням
Навстречу призрачным огням.
С колобродившей судьбы взятки гладки:
Стал печататься на пятом десятке.
Удивленье, эйфория, потом
Первый сборник на десятке шестом.
На седьмом из секты виршекропателей
Принят в члены я Союза писателей.
На восьмом лишь сомневаться не стал:
Наконец, теперь профессионал.
Коль безносая с косою не явится,
Проглотить неприятность и не подавиться,
Проглотить неприятность и не отравиться –
Это смолоду чаще всего удаётся,
Ну а в зрелые годы немногим даётся.
А ведь этому надо всё время учиться:
© Семён Ванетик, 1971-2007.
© 45-я параллель, 2007.