Сергей
Скорый

* * *

Скорее к таинствам стиха

Вернуться из житейской прозы,

Где день был так бездарно прожит,

Да и окончен впопыхах.

И жить надеждой, что в ночи,

Когда весь мир отколобродит,

Одна из неземных мелодий

В тебе чуть слышно зазвучит…

* * *

Январь. Над крышей кольца дыма.

Машин не докучает шум.

Брожу я тихим Старым Крымом

И дивным воздухом дышу.

Лишь тишину тревожит живность –

Солируют в ней петухи…

И, уж, поверьте: так сложилось,

Что здесь рождаются стихи.

О, воздух родины! Как чист ты

И звонок – я бы так сказал…

В тебе – восточные мониста,

В тебе – славянская слеза…

* * *

Месяц зимний, последний, по-хорошему – враль,

То пахнёт вешним ветром, то солнцем пригреет…

Воробьи очумели, перепутав февраль,

Ну, как минимум, с мартом, а скорее, – с апрелем…

Но пичужек возня – хороша для души,

Ибо в шуме её крепнет вера святая,

Что успешно весна свой приход совершит,

И неверия лёд между нами растает…

* * *

Финальный март, но валит снег вовсю,

Весеннюю выбеливая землю…

А мы, как выпив колдовского зелья,

Глядим на этот необычный сюр

Для этих южных, в общем-то, широт…

Грехи ли наши или чьи огрехи,

Но всем вдруг достаётся на орехи

От зимних нерастраченных щедрот…

Душа подобна выжженному полю,

Ирреализм на мареве тоски…

И нам уже не помогают боле –

Ни нежность взгляда, ни тепло руки.

Ноктюрн

Людмиле

Лунный свет скользит в ночи с вершин…

Ты не спишь, и шелестят ресницы.

Спи, родная, пусть тебе приснится

Всё, что ты желаешь для души.

Стынет в лужах талая вода

И Восток поёт нам с минарета…

Мы с тобой уже бывали в этом,

Только не припомню я когда…

Под горою речка Чурук-Су

Льдинки к водопаду с шумом сносит.

День придет и лучшая из вёсен

Защебечет птицами в лесу.

А пока что, милая, усни…

Но цветок надежды

Пусть не по нраву – этот талый снег.

Пусть воровато сырость под одежды

К нам проникает, но цветок надежды –

Подснежник белый – вспыхнет по весне!

И вот, глядишь, окончен зимний плен

Душе и телу, а над головами

Прольётся щебет, и наивно с вами

Благих от мира ждём мы перемен.

* * *

Вот вам улица, а на улице

Плачет снег, смеётся ручей…

Зиму кот стряхнул, сладко щурится

В ореоле вешних лучей.

И всё выглядит замечательно,

Жизнь надежду дарит притом…

Вроде, к марту нет замечаний, но… 

Не хватает только цветов…

Старокрымский мотив

Ночами пение цикад

Мотивам вторит муэдзина…

Плывут ордынские руины,

Качаясь на волнах-веках.

Мы, ускользая из столиц,

Востока слушаем напевы…

И смуглые на диво девы

Волнуют красотою лиц.

И пусть здесь порознь смех и грех

Свой путь сквозь судьбы проторили –

Благословенная Таврида

Объединяет ныне всех.

У Сиваша

В утреннем тумане матовом

Стряхивает сон душа…

На колёса степь наматывая,

Мчим в авто вдоль Сиваша.

По обрывам в безрассудности

Серебристый бьётся лох…

Север Крыма  щедр безлюдностью,

Но таит следы эпох!

Сколько, сколько здесь оставлено?

Не сочтёшь их без труда…

И лишь помнит страсти давние

Эта горькая вода…

И этот кусака в моём кулаке

А, может быть, счастье – штанины задрав,

Устраивать морю весёлый аврал,

Шугая прибрежную живность…

Вот крабья нахально-бессчётная рать

Под камень пытается мигом удрать,

Один не успел. Не сложилось.

И этот кусака в моём кулаке,

И грустно ему в моей смуглой руке,

Он думает: – Вот чертовщина!

Мы грелись на солнце, и надо ж – беда: 

Какой-то незваный явился сюда,

Задравший штанины мужчина!

Чего ему шляться по майской воде,

И нос свой засовывать в воду везде?

Уж лучше б совал его в книгу!

Как жаль, что клешнёю скрутить не могу

Залезшему в море, бесспорно, врагу

В подарок – здоровую фигу!

На диком черноморском пляже

Здесь мысль — плодовита и вольна,

Нет ни Россий, ни Украин, ни Турций...

Здесь над тобой лишь властвует волна,

И — никаких наивных конституций.

Здесь ты — дитя природы, Человек!

И воспарить над миром  сможешь даже...

Нет! Не — бурлак и не привязан к барже,

Которую тащить тебе весь век!

Цени, дружок, мгновения, цени!

Судьбу благодари поклоном в пояс...

Глядишь, возьмёт за горло мегаполис,

Умело укорачивая дни...

И южный август

А муж – почти стоглазый Аргус,

Твоих достоинств рьяный страж,

Не доглядит. И южный август

Тебе подарит эту страсть

Совсем неведомую ранее.

Избранник – кто ж его поймёт?

Не – юн, не – Крез, но в сердце ранил,

Как птицу пуганную – влёт!

Пытаешься ты быть кокеткой,

Но в сердце – страх, но в сердце – дрожь…

Привыкшая к железной клетке

По полью минному идёшь…

Сама  себе не веришь, вроде бы,

Улыбка – змейкой на устах…

А тот избранник помнит родинки

В твоих таинственных местах…

* * *

Уже сентябрь, и как ты не крути,

Но и на Юг, увы, приходит осень…

И остаётся, взгляд печальный бросив,

Сказать: – Прощай, Азов и Казантип!

Хоть по большому счёту – не резон

Крым покидать мне в бархатный сезон!

А вскоре в воду просто не войти – 

Прохлада с гор струится звонкой льдинкой.

И ловит мир, как сетью, паутинкой

Паук мохнатый – криминальный тип.

И листья золотые – задарма,

Ещё чуть-чуть – и загудят шторма.

На пирсе осеннем

Город впал в летаргию

И дрейфует в тумане.

Дождь прохладный смывает

Летний пыл и пороки…

И южан погулять – 

Калачом не заманишь,

Но на пирсе темнеет

Силуэт одинокий.

Море сонно вздыхает,

Море дремлет так чутко.

Ну, конечно же, дама,

Зонт, как символ спасенья…

Неужели любовь – 

Всепогодное чувство

Увлекло за собою

В этот вечер осенний?

Но так, где же избранник,

Что же медлит на встречу?

Ах, какие духи 

И с изыском одежда…

И совсем не понять,

Почему в этот вечер

Огоньком сигареты

Догорает надежда.

Я печальный сюжет

Не посмею нарушить,

Я всего лишь чудак,

Сочиняющий строки,

И совсем не понять,

Что ж так трогает душу

Мне на пирсе осеннем

Силуэт одинокий.

* * *

Мы корили природу, что нет здесь зимы,

Хоть беззимье для Крыма – обычное дело…

Только в этот январь ошибаемся мы – 

Посмотри: за окном всё вокруг побелело!

Снежность в мире такая – до боли в глазах!

Снег белей лебедей, что зимуют в заливе…

Может быть, благодарно нам нужно сказать: - 

Лучше снег, чем сбежавший из осени ливень…

Как Дева Орлеанская

Зима такая долгая, зима такая снежная, 

Нас занесла сугробами, а здесь ведь – не Сибирь…

Откуда появились Вы, печальная и нежная,

Ступив так неожиданно на край моей судьбы?

Как Дева Орлеанская, в достоинства закованы,

Похоже, Вы давно у них – не в радостном плену…

Но Вы так опрометчивы, случайная знакомая,

Хотя я только взгляды к Вам, не руки протянул.

Да мало ль, что не сказано, оставим это жестам мы,

Ведь не плетётся наша жизнь, а мчит на скоростях…

Не будет победителей, но и не будем жертвами,

Мы с Вами лишь заложники – у случая в гостях…

* * *

При желанье, увы, мне не впасть в стихотворный раж:

Мысли, словно собаки побиты, бредут, тяжело дыша,

Завалился на белом листе в летаргии мой карандаш,

И в кручину, как будто в трясину, вошла целиком душа…

А по спинам дорог лупит плетью нещадно дождь,

Воровато надежду-Муму кто-то тащит топить в реке…

Вот и Слов ведь давно нет (да, где ж их теперь найдёшь?),

Тех – единственных, свежих, чтоб дать зазвенеть строке…

Урок чистописания

Озабочен первый класс вновь чистописаньем,

Тишину тревожит лишь лёгкий скрип пера…

Кто-то прикусил язык – явно от старанья,

Помню всё отчётливо, будто бы, вчера.

Для меня заданий ряд – просто не решаем:

То не тот нажим пера, то не тот наклон,

А сосед по парте мой – Санечка Гришаев

Написал по правилам, всё, что нужно, он.

Соберёт тетрадки все наша Нин Степанна,

И заданий набело не переписать…

И куда б потом нога наша не ступала,

Там писать свою судьбу каждый станет сам.

Ах, как нам светил успех, вот мы вверх и лезли,

Но вершина миражом всем была не раз…

Вкупе – случай роковой, водка и болезни

По пути движения выбивали нас.

Впрочем, мы свои пути выбирали сами,

Кто-то даже не достиг возраста Христа…

И уполз за облака друг Гришаев Саня,

Лет пятнадцать прохворав, на ноги не встал.

…Озабочен первый класс вновь чистописаньем,

Тишину тревожит лишь лёгкий скрип пера,

Кто-то прикусил язык, явно от старанья…

Лет полста уже прошло – помню, как вчера.

Дружно хор дворняжек взвоет

Это всё, ребята, враки:

Ни –  хромой я, ни – рябой!

Вон смотрите: все собаки

По пятам за мной гурьбой.

Создают они недаром

Радостный лохматый шум:

Этой – косточку в подарок,

Ту – за ухом почешу.

Коль ты в алчности огромной,

Где ж до братьев, до меньших…

Этот строит всё хоромы,

Тот – всё на авто шуршит.

И парит такой по свету

В беспределе куража…

А в гробу кармана нету

И уж точно – гаража!

Будь ты хоть на редкость важный

Или горд своей красой,

Только помни: рядом с каждым

Бродит барышня с косой.

Это я не забываю,

Потому мне – не в нове

Кайф поймать в собачьем лае

И поклон отдать траве…

А когда глаза закроет

Кто-то мне на склоне дня,

Дружно хор дворняжек взвоет,

Провожая вдаль меня.

Мой этнический портрет

Вызывает грусть и жалость

Мой этнический портрет:

Всё во мне перемешалось – 

Чистоты в помине нет!

Иногда вполне коварен

Мой интеллигентный вид:

Предки, турок и татарин

Что-то шебаршат в крови.

Выпиваю крайне редко,

Но коль выпью – от души,

И тогда мой русский предок

Удаль кажет во всю ширь.

Тяга к смене мест огромна,

Такова – порой не рад…

Скачет степью предок, ром, мой – 

Безусловный конокрад.

Предков круг не безграничен,

Но германцы есть в судьбе…

Я порой так педантичен,

Что противен сам себе.

Но не раз меня спасала

От этнических забот

Мысль, что люблю я сало,

Как достойный патриот.

* * *

Доверчивую песню лишь тебе

Поют пока ещё в ночи деревья…

Почаще думай о своей судьбе,

Отбросив суетливость повседневья!

Длинна ль, к примеру, нить, что Мойре вить,

Не лопнет ли струною на гитаре?

Почаще думай о своей любви,

Которую тебе пока что дарят!

Есть что-то, без чего нам жить нельзя!

И не «давя» совсем на чью-то жалость,

Почаще думай о своих друзьях!

Кто ты без них? Да и никто, пожалуй…