Дождь в Нью-Йорке
Мокнут над землёй тополя.
Весь ноябрь саднит на душе.
Вижу то Парквэй, то поля,
Белые под снегом уже.
Прошлогодних трав семена
Ветер разбросал на снегу.
Слышу чей-то смех, имена,
Только лиц узнать не могу!
В небо поднимается дым.
Хорошо сидеть у огня.
«Не узнали?.. Стал я седым».
Но никто не слышит меня.
Чуть дрожит сухая трава.
Всё исчезло. Стало темно.
Тяжела моя голова.
Пью один сухое вино.
Мокнут за окном тополя.
Весь ноябрь саднит на душе.
Вижу то Парквэй, то поля,
Белые под снегом уже.
Письмо матери
Не печалься, мама, я вернусь.
Зазвонит ещё по сёлам Русь!
Многотерпеливая страна
Для меня одна, как ты одна.
Здесь февраль не стужа, а ветра.
Бруклин, мама, – страшная дыра!
Нам чужой, сомнительный народ:
Мировых окраин нищий сброд!
Горд ли я, наказан ли судьбой,
Пропаду, увижусь ли с тобой?
Всюду одинаков белый свет.
Вроде всё здесь есть, а счастья нет.
Неуютно в каменной глуши.
Как здоровье, мама? Ты пиши.
Как там братья? Подскажи, мол, ждёт.
Пусть напишут, может и дойдёт.
На восток уносит облака.
Жизнь мала, да доля велика!
Уезжал за двадцать вёрст в Оёк,
А попал за тридевять в Нью-Йорк!
* * *
Мне кажется, что я старик.
Смакую жизни каждый миг.
Смотрю на звёзды, дождь, траву –
Последний день живу!
Мне летний вечер – как вино.
Я жизни смысл постиг давно.
Он в том, чтоб волнам вопреки
Увидеть глубь реки.
Не слушать шёпоты молвы,
А слушать шорохи травы,
Смотреть на искры от костра
И слышать комара.
И вдруг, теряясь в звёздной мгле,
Забыть о горестной Земле,
И веру потерять в рассвет,
И в то, что Бога нет.
И вновь понять, что нет идей
Священнее, чем жизнь людей,
Что в звёздной холодно дали,
Что нет другой Земли.
Что люди слепы, а не злы,
Что нет ни славы, ни хулы,
Что сам меж ними столько лет
Мечусь и слаб, и слеп!
Что скоро, у обид в плену,
Беду их принял за вину,
Что долго на Земле гостил,
Но поздно их простил...
Просто хочется
Просто хочется отоспаться,
Жить в отелях и пить вино!
На работу устал таскаться.
Может, стоит сходить в кино?
Надоело шумящих близких
Успокаивать, разнимать.
Просто хочется выпить виски
И под пальмами подремать.
Надоело искать работу,
Перекраивать резюме.
Мне бы лучше смотреть на воду,
Сидя с удочкой на заре,
От душистой краюхи хлеба,
Лёжа где-нибудь на стогу,
Откусить и глядеть на небо
Звёздным вечером на лугу.
Зыбкая пора
Давайте выпьем алкоголя.
Врачует души алкоголь!
На всё твоя и божья воля.
Твоя и божья. В этом соль!
Гони шальную мысль о счастье.
Опять дороги замело!
Запорошило в одночасье:
Белым-бело, белым-бело!
Луна повесилась над полем –
Никто не снимет до утра.
Давайте выпьем алкоголя.
Такая зыбкая пора!
Инопланетянин
Звезда лучи ко мне протянет,
И вдруг почувствую тоску,
И вновь забрезжит мысль в мозгу:
«А вдруг я инопланетянин,
А вдруг устроен я не так?!
Один, хотя земля прекрасна.
Я им чужой, я здесь напрасно,
И невозможен наш контакт!
Вдруг я ищу его везде,
Чтоб, усомнившись в нём, как в чуде,
Сказать однажды:”"Что ж вы, люди?..”
И улететь к своей звезде».
* * *
Дождит.
Безнадежно безденежный
Стираю рубаху под Баха.
На ленты магнитофонные
Роняю пену с руки.
Под окнами мокнет деревце,
Как брошенная собака.
Скользят по стеклу оконному
Змеистые ручейки.
На чёрных ветках клёны
Развесили жёлтые листья,
Бледные, будто застиранные,
Мокрые лоскутки.
Ветер ерошит кроны.
Прохожие прячут лица,
И втягивают поглубже
Шеи в воротники.
Окончили споры птахи
В собрании тополином.
Попрятались.
Дорог очень
Им стал чердачный уют.
И только парят рубахи
Над комнатой белым клином.
Мне грустно. Что если ночью
Они улетят на юг?
Памятник
Я памятник себе поставил в Интернете.
Вознёс стихи мои великий сей забор!
Марал заборы я, когда, окраин дети,
Дразнили музу мы – мне стыдно до сих пор.
Но рифмы полюбив, влеком надеждой тайной,
Молясь одним снегам, дорогам и ветрам,
Я кинул отчий дом.
Один в сети бескрайной
Я сердце доверял бесстрастным серверам.
И долго буду я за то читаем вами,
Что, упражняя ум и чувствами соря,
Лукавыми вовек не осквернил словами
И пальцем сей забор не пачкал втихаря.
© Сергей Скудаев, 1975–2023.
© 45-я параллель, 2023.