* * *
Предвечерний солнечный пергамент,
Что лежит на брошенном столе,
Весь исписан, почерк, как орнамент
Времени, застрявшем на земле.
Где раскрыты настежь окна, двери,
Гостем здесь бывает лишь сквозняк,
Всё же есть высокое доверье
Ко всему, что кажется не так.
* * *
Лучше сделать глубокий выдох,
Чтобы душу вдохом держать, –
Поздно, поздно теперь на выход,
Да и некуда нам бежать.
Что ты грустный, гуманитарий?
Вросший в почву, как здесь трава,
Нам осталось лишь разбазарить
Сокровеннейшие слова.
Даже, если не слышим звука,
И молчанье нам с рук сойдёт,
Ведь молчанье и есть наука
Тишины, что меж слов и нот.
* * *
Деревья зелены, как будто их не тронет
Здесь осени желток, предзимней воли ржа,
Достоинства уже ничто здесь не уронит,
Поскольку у всего есть светлая межа.
В природе есть свои торжественные мессы,
Включающие нас не зримо, не таясь,
Но, кто там дирижёр, какие кружат бесы,
И чей опять мажор владычествует всласть.
Есть у времён таких возвышенные зовы,
Где бодрствует душа, и разум собран в жгут,
Где видят не спеша и ко всему готовы,
Но листья, как всегда, уже почти не жгут.
И в воздухе ночном витают парадоксы,
И Мёбиус бежит по ленточке своей,
И звездопад любви ложится на погосты,
А у живых любовь огромнее и злей.
* * *
«Ты жизни меня обучала,
Я смерти тебя обучал»
А.Иванников.
Теперь я узнала, и я не боюсь,
Пускай и сквозь слёзы, но всё же смеюсь,
Ты всё ж научил меня смерти,
Я думала – смерть, оказалось, что жизнь
В разорванном мною конверте.
Ты смотришь теперь на меня из угла
Со старых своих фотографий
И знаешь, что я, как просил, я смогла
Стоять во весь рост среди братий.
И сыплется снег или дождь моросит,
А город – одни повороты,
Во мне ничего никуда не спешит,
Весь день мой расписан по нотам.
Я видела ту красоту, что душой
Лишь можно увидеть однажды,
Сквозь занавес лжи и афёры большой,
Где мир умирает от жажды.
Узнать, мы ведь в праве узнать обо всём,
Зачем так мучительно больно
Устроено всё, тот ли крест мы несём,
Чтоб было однажды – довольно?!
Зачем наша память, как пчёлы, кружит,
И если по правде, то – кто мы?
А смерть, как и жизнь, каплей света дрожит,
Зачем нам роскошных два дома?
* * *
Что с наградами, что – без,
Ничего здесь не утешит,
Всё родное смотрит в лес,
Где живёт весёлый леший.
Для него мы лишь игра,
Чувства наши – что бирюльки,
Что сегодня, что вчера, –
Разменяет на свистульки.
* * *
Погрязнув в мелочах обыденности быта,
Где всё, что есть, с талантами зарыто,
Пойдёшь дорогой с толпами туда,
Где те ворота широко открыты,
И в них войдёшь без всякого труда,
И через них воротишься сюда
Латать своё любимое корыто.
* * *
На аптечных весах как будто
Взвешен августа робкий воздух,
Что же мне рассказать кому-то?
Жизнь бывает и вздох, и роздых.
Затуманятся снова дали,
Будет утром свежо с темнинкой,
Всё, что мы не предугадали,
Будет резать в глазу соринкой.
Но приходит и пониманье,
Как с той бабочкой на качели, –
Не всему мы всегда внимали,
И не всё мы всегда умели.
Образ твой то чёткий, то зыбкий
Не туманю уже слезами,
Что мне делать с твоей улыбкой
И смеющимися глазами?
* * *
Жизнь – состраданье, нега,
Ужас любви по встречной,
Книга дождя и снега
Вечности подвенечной.
Не напрягая слуха,
Слышно, как маршируют,
Опроверженцы духа,
Где Крысолов шурует.
Если мы ищем что-то,
Что мы здесь потеряли?
Чей мы испуг икоты,
Чьим мы безумьем стали?
Землю не покидая,
Глядя всё время в небо,
Просим, всю жизнь страдая,
Зрелищ, вина и хлеба.
* * *
В обратном времени на встречу
Ты шёл и говорил,
Путём нехоженым и млечным
Стихам хватило сил,
О том, что не сказать впрямую
Законами стихов,
Чего у жизни не своруем
Среди грехов и мхов.
Оттуда, где и жизнь иная,
И нету слова смерть,
Где нет названья «твердь земная», –
Небес исконных – твердь.
* * *
Не называя болью, –
Светом из-под руки,
Лучше смириться с ролью
Памяти и тоски.
Лучше не ждать подставы,
В звуке проказниц-рифм,
Лучше читать уставы,
Словно ночной редиф.
Ужасом одиночеств
Не подменить строки
Там, где сочится почерк
Светом из-под руки.
Может быть без усилья
Сердце не отворить,
Учителя учили
Притчами говорить.
Даже стучась однажды
В дверь, не считай ворон,
Помни – стучатся дважды
Птица и почтальон.
Но, открывая окна
Холоду и заре,
Вспомни, как листья мокнут
Жёлтые в октябре.
* * *
«Крутится-вертится шар голубой»...
Мы все здесь на шаре не ладим с собой,
Не ладим с другими, другой – это ты,
Стоящий у самой кромешной черты.
Позволь мне принять этот страшный кошмар,
Других – как природу, как в сердце пожар,
Дай лёгкие мысли и тихие сны,
Чтоб были друг в друге мы все прощены.
* * *
Богоборчества сладок путь,
Тёмен путь, и оно в крови,
Что прольётся когда-нибудь,
Человек всегда визави.
Мы идём, но куда, гурьбой,
Словно лемминги сквозь века,
И гордимся, но чем, собой?
А над нами вновь облака!
Человеческое нести,
Чтобы сделать его иным,
Кто б ты ни был, ты нас прости,
Что мы всё превращаем в дым.
Что не видим за формой суть,
От любви далеки твоей,
Предаём и себя, и путь,
И тебя, и своих детей.
Но зачем-то жужжит пила,
И зачем-то растёт цветок,
Дивен бабочки взмах крыла
Дивен девочки голосок.
А Земля – перекрестье сил,
Животворных иных начал,
Каждый это в себе носил,
Каждый этим в себе кричал.
Мир един в различеньи тел,
Формы бьются, но связь крепка
С тем, что каждый в себе имел
И пронёс через все века.
* * *
Шёпот звучит, как – в крик,
Словно молитва, снова:
«Господи, хоть на миг
Дай бытия живого».
Тем, кто поймёт о чём,
Здесь человек взывает,
Небо, держа плечом,
Небом не называя, –
Болью звучит строка,
Будто бы нет другого,
Видимо, на века:
«Дай бытия живого!»
Тем, кто поймёт меня, –
Будет продленье слова,
Словно бы из огня –
«Дай бытия живого!»
* * *
Когда октябрь всё золото отдаст
Земле родной, как будто к праху прах,
Обрушится небес осенних наст,
Всё, поражая в солнечных правах.
Часы идут, куда они идут?
Какой октябрь, какой сегодня век?
Последний ли решётчатый редут
Здесь охраняет славный человек?
Дождь за окном, как будто всё в слезах,
И мысли сумасшедшие спешат,
И мальчики с искринкою в глазах
Всё чудятся и память ворошат.
* * *
Он сам в себе закон,
И синтаксис и речь,
Срывает с бытия
Весь сон, как покрывало,
Через него, насквозь
В мир будет горечь течь,
А на земле родной
Всегда бумаги мало.
Здесь мало тех чернил,
Отравленных судьбой,
Чтоб записать в скрижаль
Той боли человечьей
Всю подноготность снов,
Всего того, что жаль,
Чтобы родился вновь
Поэт в углу овечьем.
* * *
Мерцали неопознанные смыслы,
Из темноты вещей рождалось слово,
А над землёю радуг коромысла
Таили света азбуки основу.
Таили звёзды числа и опору,
Глубокой ночью девственно мерцая,
А утром на рассвете птичьи хоры
Гимн жизни пели, солнца луч встречая.
Мы думали, что мы хитрей природы,
Не понимая что – таит молчанье,
Что нам даны закаты и восходы,
Чтоб через нас они несли звучанье.
Но разум может быть с душой в комплоте,
Чтоб не мешать священной жизни длиться,
Чтоб не мешать из жадности – ни плоти,
Ни радости небес, светясь сквозь лица.
* * *
Не торгуйся, не спеши на торжок,
Не положен этот райский лужок,
Указатель – не тебе на пути,
Видно надо просто мимо пройти.
И открыть глаза, и – насквозь,
Может быть, пройти, словно гвоздь,
У вселенной слишком мякоть сладка,
Чтоб спустить своих борзых с поводка.
Остановят, потому – не спеши,
Надиктуют на пергамент души,
Вся изнанка будет всюду видна,
Всё живое наблюдай из окна.
Ты войдёшь, куда никто – ни ногой,
И найдёшь себя в себе как покой,
Он другой только с виду, слегка,
Но он твой, он прошёл сквозь века.
* * *
Покуда плещется живая
В груди немыслимая тайна,
Никто и ничего не зная,
Всё ж знает – мы здесь не случайны.
Пока волнуется живое
В груди, оно умней и старше,
Чем мозг, готовый вечно к бою,
Как питекантропы на марше.
Покуда с морем кровь роднится,
А звёзды, словно нам мигают,
Здесь будет, будет что-то длиться,
Стихи безумные слагая.
* * *
Тяжёлые шаги – уже не Командора,
Ни тень отца, ни Гамлет у стены,
Есть много запасных в том ящике Пандоры
И звуков, и шагов, и страшной тишины.
Тяжёлый шаг, и вдруг вся тишина зависла,
Что может быть страшней, не следующий шаг,
А эта вязкость тьмы и тяжесть в тайнах смысла,
Где пауза, разрыв, и ты – не при делах.
Есть в поступи шагов забытое увечье,
И инфернальный дух, проникший в наши сны,
Где тихо в закутке, где есть тепло овечье,
Где нам не распознать двурушности весны.
* * *
Всё звонки да звонки, да звоночки
Часто слышу теперь по ночам,
Не мои это сны-заморочки
Заползают в рассвет по часам.
Там звонков этих насохранили –
Телефонных, квартирных звонков,
В мозг вгрызаются, чем их кормили
Целый век, и запас их каков?
Не ржавеют и тембр не меняют,
Звон – животного страха сильней,
Всё звонят и звонят, словно знают
Подноготную память дверей.
* * *
В обратном времени навстречу
Шёл листопад волшебной речи,
Как будто раскрывал уста,
Ложился листьями на плечи,
Как свет горящего куста.
И деться некуда, объят
Весь мир единым смыслом жизни
О том, что этот листопад
И есть горящая отчизна,
Где каждый – бог в своей глуши,
В обратном времени души.
© Татьяна Крещенская, 2018–2020.
© 45-я параллель, 2020.