Тигры в моей жизни
– Плесни ещё, – указал глазами на колбу Финогенов. – Как ты её называешь?
– Бляхеровка. (Фамилия замдиректора, визировавшего требования на спирт, была Бляхер).
– А я тебе ягоду принёс. (Бруснику приморцы называли «ягода», не вдаваясь в детали)
– Значит, получится «Блябрус». Если заедать брусникой.
– Накрыла меня Зинка, – сетовал Финогенов, глотнув гэдээровской гидрашки.
– В гараже?
– Не-е… С фикусом.
– Это…
– Ты – не местный, конкуренции не составишь, тебе одному расскажу. Я в фикусе червей разводил.
– И?
– И на зимней рыбалке держал их во рту. Червяк, понимаешь, должен быть живенький и аппетитный. Они все на мертвяков ловят, а я – на живенького. Только не рассказывай никому. И плесни ещё.
Я представил клубок червей во рту и подумал, что воздержался бы от такого приёма. Но Финогенов был лучшим рыбаком посёлка. И поделился со мной секретом. Но тут зашёл Коля – водитель директора комбината и мой приятель по дальневосточным вылазкам.
– Поедешь на охоту завтра? – спросил он, глядя на колбу со спиртом.
– А вы куда собрались? – я налил ему стаканчик волшебной жидкости.
– На изюбря собираемся, – пояснил Коля, – и Финогеныч тут… Может, тоже махнёшь с нами?
– Рыбалка отменяется, – прокомментировал Финогенов. – Можно и на изюбря…
Выгрузились в глухой тайге на берегу Имана. Какие-то редькоголовые переименовали все названия, имевшие иностранные корни, в русские. Под раздачу попали не только китайские, но и названия местных народов – так, Иман стал Большой Уссуркой, Тетюхе – Дальнегорском, и т. д. Большой изобретательностью власти не грешили, и все названия были образованы сочетаниями «Дальне», «Высоко» или «Красно» с «горсками», «реченсками» и т. п. И только заброшенную деревню Тулапинское никто переименовывать не стал – уже свыше 30 лет там никто не жил. Пробравшись по ручью и старой дороге на вершину сопочки за брошенной деревней, мы устроили засаду по всем правилам.
Охотники выждали, сколько положено, в тишине, а потом достали свои рожки из бересты и начали «реветь». Изображали брачные крики изюбрей. Собаки сидели тихо и поводили ушами, как локаторами. Через какое-то время послышался ответный рёв. Мероприятие так и называлось – «рёв изюбрей». На брачный крик приходила особь противоположного пола и попадала в засаду охотников. Ответный крик постепенно приближался. Мне показали жестом «Тссс!» – чуткий зверь мог услышать человеческую речь и уйти. Ветер потворствовал нашим планам и дул со стороны ответного крика, следовательно, запах тоже нас не выдавал. Я представил себе, как олень вслушивается и раздувает ноздри, ловя струи ветерка.
Коля хрустел сломанными ветками, имитируя изюбря, продирающегося через заросли плотной дальневосточной тайги. Встречный зов был всё ближе и ближе, наконец совсем близко, наверное, метрах в 15 или 20. Внезапно собаки что-то почуяли. Вместо того, чтобы готовиться к нападению, они поджали хвосты и стали прятать носы в сапоги хозяев.
– Это не изюбр! – шёпотом крикнул старый охотник. – Слышите, рёв переходит в рычание в самом конце? Это тигра! Она тоже ловит изюбрей таким же способом.
Встречный рёв прекратился. Послышался треск сучьев под прыжками крупного тела. Мне даже показалось, что я заметил какое-то движение в зарослях. Потом всё стихло; кошка уходила в уссурийскую тайгу бесшумно. Изюбря мы добыли только на следующий день.
Я очень любил Дальний Восток. И для меня было ясно, отчего другим людям, посетившим те места, он становился близок и дорог. Я шевелил губами и вспоминал стихи Сельвинского «Охота на тигра», которые только сейчас достигли поверхности моей памяти. Как точно рассказал Илья Львович:
7
И вдруг вдалеке отозвался рёв.
(В уши ударила кровь...)
Мы снова – он ближе. Он там. Он тут –
Прямо на наш редут.
Нет сомненья: на дудошный зык
Шёл великолепный бык.
8
Небо уже голубело вовсю.
Было светло в лесу.
Трубя по тропам звериных аллей,
Сейчас
на нас
налетит
олень...
Сидим – не дышим. На изготовке
Три винтовки.
9
И вдруг меж корней
в травяном горизонте
Вспыхнула призраком вихря
Золотая. Закатная. Усатая, как солнце,
Жаркая морда тигра!
Полный балдёж во блаженном успенье –
Даже... выстрелить не успели.»
А ведь было у Сельвинского и другое стихотворение – просто «Тигр». И ещё была моя любимая концовка стихотворения «Читатель стиха»: «И снова идёшь / Среди воя собак / Своей. Привычной. Поступью. Тигра.»
Увидеть это великолепное животное живьём мне предстояло позже. В зоопарках. Из которых более всего запомнились два: в Сиракузах (США) и в Мельбурне (Австралия). Сиракузы от нас – на полдороге в Н-Йорк, три часа езды от Оттавы. Мы там всегда останавливаемся в излюбленном ресторанчике морепродуктов «Clam bar». И едем дальше в квинтэссенцию мирового капитализма. Но как-то раз мы просто поехали в Сиракузы – закупиться и погулять. А там как раз был зоопарк, очень приличный. Для тигров была выделена большая территория, разделённая на три зоны: для взрослых дядей, для мамаш с котятами и для подрастающего поколения. Большой склон, огороженный сеткой-рабицей. На заборе красовалась карта приамурской тайги, откуда были вывезены животные, а также надписи на русском языке, клеймящие браконьеров.
В Мельбурне вольер был поменьше, но позволял хорошо разглядеть животных и сделать хорошие фото не через сетку. Что мы и сделали. А потом поехали к Залману Шмейлину – читать стихи и охлаждаться от наружных +42 градусов. Были ведь времена, когда можно было разъезжать по свету безо всяких карантинов!
Иллюстрации: фото тигров в Сиракузах (США) и Мельбурне (Австралия).
Автор снимков Сергей Плышевский