В своём отечестве пророк печальный...
Эх, душа моя косолапая,
Ты чего болишь, кровью капая,
Кровью капая в пыль дорожную?
Не случится со мной невозможное!
Юлий Ким
«Несть пророка в отечестве своем».
Новый Завет, Евангелие от Матфея, гл. 13, ст. 57
Пророков нет в отечестве своём...
Владимир Высоцкий
Есть вопросы, на которые невозможно дать однозначный ответ. Попробуйте ответить на вопрос поэта Михаила Матусовского «С чего начинается Родина?» Для себя поэт ответил: «С картинки в твоём букваре, с хороших и верных товарищей...» Уверен, что у каждого найдётся свой ответ, отличный от ответа Матусовского. Для кого-то Родина начинается с белой берёзы, что принакрылась снегом, для кого-то – со взгляда в озёра синие, для кого-то с течения реки Волги. Нет однозначного ответа. Попробую дать свой ответ на этот вопрос. Кажется мне, что Родина начинается с прикосновения материнской руки, с родительского дома. Так, как начиналась родина у Николая Михайловича Рубцова. Чуть не вырвалось – с вологодской земли. А родился будущий поэт в Архангельской области, в селе Емец, 3 января 1936 года. Позже, когда ребёнок уже начинал осознавать себя и мир окружающий, семья переехала в Вологодчину. А от места рождения, от поморской земли, может быть где-то в генетическом коде осталась у Николая неодолимая тяга к Морю.
Точно так же невозможно отыскать ответ на вопрос, с чего начинается поэт. Да и сами поэты никогда не признаются вам, с чего же они начинались. Можно только гадать: с созерцания, с пристального взгляда на окружающий мир? Может быть, с обострённой чувственности? Или непомерного любопытства к складыванию букв и слов? Только одно однозначно: поэтический дар даётся Свыше.
Поэт Никoлай Рубцов начинался с потрясения. Летом 1942 года умерла мама, Александра Михайловна. «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт...» Это – о ней. Весёлая певунья, добродушная и гостеприимная, она поднимала пятерых детей, обихаживала мужа. И каждому из пятерых, двум дочерям – Наде и Гале, трём сыновьям – Алику, Борису и Коле с лихвою доставалось материнской любви. Судьба семьи Рубцовых неотделима от истории страны. Репрессии 30-х годов? В конце 30-х неожиданно арестовывают отца, Михаила Андриановича. Через год неожиданно освобождают. В 1940 году умирает старшая дочь Надежда: простудилась на «комсомольских работах» и сгинула. Начало Великой войны? Михаил Андрианович отправляется в армию, оставляя жену один на один с невзгодами, лишениями. Вот и не выдержало у той сердце.
Смерть матери была настолько сильным потрясением, что шестилетний ребёнок сбежал из дома в лес. Почти неделю провёл он в одиночестве в лесу. Горькая беда детского сердца была услышана Там. Это оттуда, Свыше, лёгким прикосновением к ребячьей душe были рождены поэтически строки, которые, вернувшись домой, он и поведал сестре Гале: «Это я под ёлкой написал»:
Но вот наступило
Большое несчастье –
Мама у нас умерла.
В детдом уезжают
Братишки родные,
Остались мы двое с сестрой.
Для ребёнка, у которого ещё вчера была дружная многолюдная семья, в которой царило веселье и песня, оборвалась ниточка, соединяющая атом «Николай» с молекулой «Семья».
Всего лишь шесть лет было отпущено маленькому Николаю на материнскую ласку и любовь. Но и их хватило, чтобы запеклись они ожогом на всю оставшуюся жизнь. И оттуда, от первого своего стихотворения, он постоянно возвращался к теме мамы:
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
……………………
Сижу среди своих стихов,
Бумаг и хлама.
А где-то есть во мгле снегов
Могила мамы.
И было ещё одно потрясение. Предательство отца. Тот, вернувшийся живым с фронта, собрал своих детей, разбросанных по детским домам, в новую семью. Всех, кроме Николая. Ещё один незаживающий рубец на детском сердце. И во всех своих анкетах и автобиографиях Николай Михайлович будет впоследствии писать: «Отец погиб на фронте». Не нашёл я в его поэтическом наследии ни одного стихотворения, посвящённого отцу.
Сытые – разъединены. Дети военных и послевоенных лет объединены были общим статусом сиротства, лишений и невзгод. Наверное, поэтому тянулись они друг к другу, инстинктивно понимая, что выживут только в коллективе. И, наверное, поэтому в поэтических воспоминаниях Рубцова много добрых слов о детском доме в Никольском, что на Вологодчине:
Хотя проклинает проезжий
Дороги моих побережий,
Люблю я деревню Николу,
Где кончил начальную школу!
Прививка, полученная Николаем в Никольском детском доме, словно прививка от оспы, отпечатается в Рубцове навечно. А звалась эта прививка – коллективизм. Позже, где бы он ни оказывался, в заводском ли общежитии, в матросском ли кубрике, в общежитии Литературного института, оживало в нём ощущение братства, содружества. При всей своей индивидуaльности, а она сразу же бросалась в глаза хотя бы во внеших проявлениях – в его внешнем виде, в манере говорить – комфортно чувствовал себя Рубцов только в коллективе, в заводской бригаде, в кругу моряков или студентов.
«О, сколько нам открытий чудных готовят просвещенья дух...»
Александр Сергеевич Пушкин и предположить не мог, насколько пророческими окажутся его строки для маленького Коли Рубцова.
Чудным же открытием для Николая стала встреча, знакомство со стихами Сергея Есенина.
Встреча произошла довольно поздно, в юношеском возрасте в матросском кубрике. Государство долго, чуть ли не 30 лет со дня смерти Сергея Есенина, оберегало от крамольных стихов неокрепшие умы советской молодёжи. Вышедший в 1956 году скромный двухтомничек стихов Есенина волею случая оказался в кубрике военного эсминца, где проходил службу юноша Николай Рубцов. И не было более важной темы в разговорах Николая и его друга, нежели стихи из сборничка. И забыты свои стихи, и лишь – Есенин, и читали его часами, и обсуждали.
Знакомство это помогло Рубцову в решении многих жизненных вопросов. Жизнь – штука коварная, любит нам загадки загадывать да вопросы подкидывать. Встреча с поэией Есенина помогла Рубцову в ответе на самый главный вопрос философии: а что же первично? Материя или дух, идея?
«Конечно же, дух, идея!» – подсказал внутренний голос молодому Рубцову. Ответ этот на главный вопрос философии для Николая стал окончательным и бесповоротным.
И сколько бы потом жизнь не взывала к разуму упрямого и неподатливого «идеалиста», мол, дурачина! Материя! Материя первична! – а тот – ни в какую!
Они были единоверцами, кумир и его почитатель, Есенин и Рубцов. И в этой их вере в дух, в идею, олицетворённую в Россию, было у них одно удивительное сходство: оба поэтизировали старинную, патриархальную Русь. «Патриархальная» – прилипчивое, навязчивое слово... На самом деле в раннем своём творчестве Есенин воспевал виртуальную, лубочную деревню. Он любил в деревне её старинные традиции, обряды, обычаи, восходящиe к старине. И плохо осознавал деревенскую психологию. Много позже у него с недоумением и обидой вырвется:
Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
(«Русь советская»)
Почему сходство удивительно? Есенину до той патриархальной России было рукой подать: обряды, традиции, повадки и привычки живы были ещё в есенинской деревне. Ни индустриализация с коллективизацией, ни раскулачивание не дотянулись до Сергея Есенина. Не успели...
Но – Рубцов!? Ведь это при нём вовсю проводилась «смычка города и деревни», при нём происходило «стирание граней между рабочим классом и крестьянством». Николай Рубцов стал свидетелем «полной и окончательной победы социализма и перехода к строительству коммунизма»! И...
При всей любви, поклонении Есенину, деревня Рубцова была всё же ближе к блоковскому:
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые, –
Как слёзы первые любви!
И у Рубцова:
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи...
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
(«Тихая моя родина»)
С Есениным же Рубцова сближало общее виденье старины и преклонение перед нею.
...Россия, Русь –
куда я ни взгляну!
За все твои страдания и битвы –
люблю твою,
Россия,
старину,
твои огни, погосты и молитвы,
твои иконы,
бунты бедноты,
и твой степной,
бунтарский
свист разбоя,
люблю твои священные цветы,
люблю навек,
до вечного покоя...
(«Видения в долине»)
При всём сходстве мировоззрений и единомыслии у Есенина и Рубцова было одно серьёзное отличие. И дело вовсе не в разности времён, Есенин и его творчество – начало века 20-го, Рубцов – середина века. Различие у них – судьбоносное.
Есенин остро чувствовал Время. Он обострённо переживал и переплавлял в себе эпоху, в которой судьбою предназначено было ему прожить. Отсюда:
Знать, оттого так хочется и мне,
Задрав штаны,
Бежать за комсомолом.
(«Русь уходящая»)
И спустя несколько лет:
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несёт нас рок событий...
(«Письмо к женщине»)
Сопричастность Есенина ко Времени обрекла его на трагическую раздвоенность.
И вырвется однажды у Есенина:
Приемлю всё.
Как есть всё принимаю.
Готов идти по выбитым следам.
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.
(«Русь советская»)
У Рубцова никогда не было такого раздвоения личности. Он жил и творил вне времени. Разоблачение культа личности Сталина, победоносные партийные съезды, провозгласившие курс на построение коммунизма в отдельно взятой стране – все эти исторические для Государства вехи прошли мимо творчества Поэта.
Ах, как же повезло Сергею Есенину! В его времена физика только выкарабкивалась из задворок науки. Да и сама наука ещё не овладела сознанием людских масс. В авторитете были творцы искусства и литературы. А поэты!? Популярность была такая, что с них одежду рвали на сувениры! «Атмосфэры мне, атмосфэры!» – восклицала одна из чеховских героинь, подразумевая, наверное, «Поэзии! Поэзии!».
Поэты были действительно кумирами. Всеобщее поклонение, обожание. А Есенин, он что, дурак? Пользовался этим самым обожанием направо и налево. Одних официальных браков у него сколько? Вот то-то и оно...
Во времена Николая Рубцова от этого обожания не осталось и следа. Один кинорежиссёр, Михаил Ромм, из этих, из «матерьялистов», снял картину «Девять дней одного года», чем обозначил резкий крен всеобщего обожания в сторону физиков. Один поэт, звали его Борис Слуцкий, вынужден был с досадой воскликнуть: «Что-то лирики в загоне, что-то физики в почёте...» Всеобщее поклонение повернулось к физикам, то есть, к материализму, передом, а к духовному, то есть, к поэзии – этим самым... в общем, отвернулось.
И вoт теперь попытайтесь представить себе девушку, перед которой стоят два молодых человека: один – физик с горящим материализмом в глазах, другой – поэт с духовным трепетом в очах. К кому она обернётся? Вот то-то и оно...
Николай Рубцов был однолюбом. Избранницу его звали Россия. Для него в этом коротком, но ёмком слове воплощена была его родина. Ей он и посвящал все свои стихи.
Размытый путь и вдоль – кривые тополя.
Я слышал неба звук – была пора отлёта.
И вот я встал и тихо вышел за ворота,
Туда, где простирались жёлтые поля.
…………………………………………
То жёлтый куст,
То лодка кверху днищем,
То колесо тележное
В грязи...
Случайный гость,
Я здесь ищу жилище
И вот пою
Про уголок Руси,
Где жёлтый куст,
И лодка кверху днищем,
И колесо,
Забытое в грязи...
…………………
И грустит,
как живой,
и долго
Помнит свой сенокосный рай
Высоко над рекой, под ёлкой,
Полусгнивший пустой сарай...
Все эти стихи – о родине, о России. Стихотворения Рубцова, как моментальные фотоснимки, отображают разные лики России.
Как много жёлтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
У Рубцова нет пафосной патетики. Они скромны, тихи, переводя его поэзию в музыкальную тональность, я выбираю минорный лад.
В минуты музыки печальной
Я представляю жёлтый плёс,
И голос женщины прощальный,
И шум порывистых берёз...
Каждое стихотворение Рубцова имеет свой музыкальный тон и цветовую гамму. Тон – чаще всего минорный, цветовая гамма чаще всего серая.
«Климат умеренно континентальный с продолжительной умеренно холодной зимой и относительно коротким тёплым летом. Осадков довольно много – 500-650 мм в год (максимум в летние месяцы); среднегодовая влажность воздуха – 80 %». Это справка из Википедии о климате Вологодчины.
Наверное, именно поэтому в стихах Николая Рубцова так часто звучит тема осени:
Погода какая!..
С ума сойдёшь:
снег, ветер и дождь-зараза!
Как буйные слёзы,
струится дождь
по скулам железного Газа...
……………………………
Завеса мутного дождя
Заволокла лесные дали.
…………………………
Огонь в печи не спит,
перекликаясь
С глухим дождём, струящимся по крыше...
Как же разнятся минорный лад и серый оттенок живописи стихов Рубцова от буйства красок и залихватских тонов многих стихов Есенина!
Повезло Есенину родиться в Рязанской губернии в средней полосе России, которая во все времена года богата красками. Повезло ли Рубцову?
Родился на северной окраине, где небеса серыми тучами нависают над головой, где «дожди косые»... Повезло. И больше всего повезло нам, читателям. Мы увидели поэтов, воспевших такую разную Россию, воспевших её с одинаковой любовью.
Есенин не уберёгся от «материалистического понимания» течения жизни, Рубцов уберёгся… Как-то «линия Партии и Государства» не соприкоснулись с его личной и творческой жизнью.
Может быть поэтому государство было равнодушно к судьбе человека и Поэта Николая Рубцова. А был он уже хорошо известен в литературных кругах не только среди своих сверстников, но среди и людей много старше его, жизнью битых и ею же умудрённых. Виктор Астафьев, Борис Слуцкий, Василий Белов – много было их, кто увидел в Рубцове родственную талантливую душу.
Иногда доводится увидеть умилительные кадры. Нашли медвежонка, мать-медведица убита. Волчонка, тигрёнка, да любого дикого зверёнка. Человек по натуре своей сердоболен. Возьмёт зверёныша на своё попечение, чтобы подлечить, накормить, воспитать. Потом можно и отпускать на волю в дикую природу. В дикой природе зверь, обласканный, выкормленный жалостливым человеком, погибает, неприспособленный к самостоятельной жизни.
Николай Рубцов сродни этим зверятам. Дичок. Лишившийся в шестилетнем возрасте матери, он, как оказалось, лишился и семьи, отца, братьев и сестры. Детдом. Наверное, это и есть причина, по которой в гражданской повседневной жизни Николай оказался совершенно не подготовленным.
Там, в детдоме, были и стол, и кров, и обувка с одеждой, и скупая ласка персонала, и Братство особое, детдомовское. Выпущенный на волю, Николай растерялся.
B повседневной суетливой жизни, когда духовное соприкасалось с материальным, Рубцов оказывался совершенно не приспособленным. Он крепко стоял на ногах только в коллективе. Оставшись один на один с житейскими прозаическими делами – стиркой, походом в магазин за продуктами, готовкой – он терялся.
В Литературном институте студенты общаги скинулись и купили ему костюм, потому как ходил он просто уже в неприличном тряпье.
Из воспоминаний Бориса Шишаева, сокурсника Рубцова по литинституту:
« – Тогда езжай ко мне на Алтай, – предложил Василий Нечунаев. В Барнауле у моей сестры Моти остановишься. Она добрая. Там комнатка после меня пустует. А ребята – писатели наши – на Телецкое озеро тебя отправят. Красота там неописуемая. Давай, соглашайся, чего раздумывать-то!
Николай задумался на минуту и вдруг согласился:
– Еду. Только вот с собой ничего нет, даже белья лишней смены. А командировку я где-нибудь возьму.
– Бельё и все прочее – не проблема. Неси свои рубашки, всё своё неси – Валя выстирает, отутюжит. А смену белья найдём.
...Войдя в дом, он задержался у порога в нерешительности, потом поздоровался и заговорил негромко:
– Наверное, вы и есть Матрёна Марковна... А меня зовут Николай Рубцов. Я из Москвы, от брата вашего Васи. Он сказал, что вы разрешите мне остановиться у вас на некоторое время. И письмо вот просил передать...
Матрёна Марковна засуетилась, предлагая стул, стала расспрашивать о брате – как он там, и сразу же смущённо прервала себя: господи, ведь человеку надо умыться, поесть с дороги...
Поначалу она растерялась – из самой Москвы приехал, известный, наверное, какой-нибудь, а в доме и обстановка так себе, и еда совсем простецкая, и едят-то с ребятами из общей миски... Но потом присмотрелась – обыкновенный вроде человек. Пиджак поношенный, и туфли, похоже, давно носит, стоптались уже, пора бы и новые».
Туфли – отдельная тема. Однажды приехал к сестре в гости. Та, увидев его обувку, бросилась покупать ему новые ботинки.
Виктор Астафьев вспоминал, как по весне заявился к нему в гости Николай в совершенно промокших валенках. Рассерчал Астафьев, заставил гостя валенки снять да на печку закинуть для просушки.
И угла, простого домашнего очага не было в жизни Николая. Лишь за несколько дней до смерти получил он в Вологде первую свою квартиру.
Может быть, от этой неприкаянности, от неуютности самой жизни и появляются такие стихи:
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмёт ведро,
Молча принесёт воды…
Красные цветы мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниёт совсем.
Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень.
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!
Буду поливать цветы,
Думать о своей судьбе,
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе…
Как же мечталось взрослому уже мужчине об этом домашнем семейном уюте, о матушке…
В стихах Рубцова часто встречается слово Пристань. Не порт, как принято у моряков, к коим и Николай был причастен, именно Пристань.
Я, юный сын морских факторий,
Хочу, чтоб вечно шторм звучал.
Чтоб для отважных вечно – море,
А для уставших – свой причал…
……………………………………
Не грусти на знобящем причале,
Парохода весною не жди!
……………………………………
И вновь домой меня увозит катер
С таким родным на мачте огоньком…
…………………………………………
Была суровой пристань в этот поздний час.
В промозглой мгле, искрясь, горели папиросы,
И тяжко трап стонал, и хмурые матросы
Из тьмы устало поторапливали нас.
И вдруг такой тоской повеяло с полей!
Тоской любви, тоской былых свиданий кратких...
Я уплывал всё дальше, дальше – без оглядки
На мглистый берег глупой юности своей.
Для Николая Рубцова пристань, причал – место, куда возвращаются после долгого отсутствия. Не было У Поэта своей Пристани. О ней лишь мечталось.
И было «лекарство» от этой неприкаянности, от неуютности «материального» бытия. Ох, недаром, недаром назвали эту болезнь «русской болезнью»... Потому и лекарство называлось «русским»... Алкоголь. Короткое, ёмкое слово... «Спасательный круг» для поколений и поколений русских литераторов. Читаю очерки о писателях, поэтах: «Есенин был пьяницей»; «Павел Васильев был пьяницей»; «Твардовский под конец жизни спился»; «Высоцкий – алкоголик и наркоман»; «Рубцов – пьяница»... А сколько их, талантливых, но спившихся, не названо. У каждой болезни всегда есть причина, почему она возникла. У «русской болезни» в среде литераторов причина одна: полнейшая разочарованность, полнейшая несовместимость их творческого духа и «материальной» реальности... Слабые духом? Помилуйте, это Есенин – слабый духом? Твардовский – слабый духом? Владимир Высоцкий – слабый духом? И военмор Рубцов – слабак?
Они входили в жизнь и в творчество молодыми, энергичными, полными энтузиазма и надежды... И... спивались...
Русская литература начиналась с Пушкина. Убит в 37 лет... Продолжилась Лермонтовым. Убит в 27 лет. Кометой в самом начале советской литературы промчался Есенин. Убит в 30 лет. Маяковский – убит в 35 лет. Павел Васильев – убит в 27 лет, Борис Корнилов – убит в 31 год...
Николай Рубцов погиб в 35 лет. Был задушен то ли женой, то ли сожительницей.
Скорбный список можно продолжать до бесконечности. В этом списке меня поразила одна мистическая загадка, объединившая очень многих из этого списка. Они, погибшие слишком рано, каким-то мистическим чувством предвидели свой ранний уход.
Из пророчеств Николая Рубцова:
Да, умру я!
И что ж такого?
Хоть сейчас из нагана в лоб!
Может быть,
гробовщик толковый
смастерит мне хороший гроб…
А на что мне хороший гроб-то?
Зарывайте меня хоть как!
Жалкий след мой
будет затоптан
башмаками других бродяг.
И останется всё,
как было –
на Земле,
не для всех родной…
Будет так же
светить Светило
на заплёванный шар земной!..
г. Ташкент,
1954
И эту грусть, и святость прежних лет
Я так люблю во мгле родного края,
Что я хотел упасть и умереть
И обнимать ромашки, умирая...
Когда ж почую близость похорон,
Приду сюда, где белые ромашки,
Где каждый смертный
свято погребён
В такой же белой горестной рубашке..
1966
Я умру в крещенские морозы
Я умру, когда трещат берёзы...
январь , 1970
Спустя год, 19 января 1971 года, трагическое пророчество сбылось. В тот зимний вечер, в крещенские морозы Николай Рубцов погиб. Не умер, именно погиб.
«Как говорят инцидент исперчен, любовная лодка разбилась о быт».
Наверное, Маяковский наиболее точно определили причину трагедии, случившейся 19 января 1971 года.
Ссора Людмилы Дербиной и Николая Рубцова была предопределена усталостью. Неприкаянность, неуютность в этой жизни. Убогая квартирка, полученная от власти после стольких лет скитаний по чужим углам, убогий быт... Да ведь и у Дербиной не было своей Пристани... И, наверное, самое главное – невостребованность...
Два одарённых человека со схожими судьбами, души, вознесённыя в творчество и... убогий быт, убогая квартира... Какое-то трагическое несовпадение возвышенного и низменного... Ах, да, это из области эстетики...
Достаточно было искры, чтоб вспыхнула взаимная ненависть. Короткое замыкание, так, кажется в электротехнике называется такое явление... Бытовая ссора, как пишется в казённых бумагах, приведшая к гибели одного из квартирантов...
И сбылось ещё одно пророчество Рубцова!
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
к нему не зарастет народная тропа...»
(А. С. Пушкин)
Экспромт
Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом ещё на чем-то вроде,
Потом верхом,
Потом пешком
Пройду по волоку с мешком –
И буду жить в своём народе!
Николай Рубцов
В полном соответствии с ещё одной традицией русской культуры, писателя, поэта ли, не признаваемого при жизни, после его смерти, в особенности если смерть эта ранняя, начинают почитать едва ли не как святого. Так произошло и с Рубцовым. Спустя несколько лет после его гибели появляются воспоминания о нём, имя его возводится на литературный пьедестал.
Евгений Евтушенко писал:
«Рубцов принадлежит к тем поэтам, чей талант недооценивают, не берегут при жизни, а после смерти (особенно, если она безвременно трагическая), спохватившись, превозносят до небес запоздалые открыватели. За непомерным посмертным раздуванием тех, кто не был обласкан при жизни, скрывается раздувание самих себя. Преувеличение литературных репутаций в конце концов ведёт к их незаслуженному приуменьшению.
Иной читатель после многих безвкусно коленопреклонённых статей о Рубцове может оказаться несправедливо разочарованным его сравнительно скромным по объему литературным наследием. Слава Богу, что большинство российских читателей и в том малом, что он нам оставил, почувствовало его неподдельный талант и ответило ему теплом на тепло, таившееся в его мятущейся, измаявшейся, бесприютной душе, к несчастью, не успевшей полностью раскрыться».
Всю жизнь поэт искал свою Пристань. Обрёл он её после гибели. Его Пристанью станут улицы и площади городов... Именем Николая Рубцова назовут улицы в городах, воздвигнут памятники Николаю Рубцову.
До конца,
До тихого креста
Пусть душа
Останется чиста!
Перед этой
Жёлтой, захолустной
Стороной берёзовой
Моей,
Перед жнивой
Пасмурной и грустной
В дни осенних
Горестных дождей,
Перед этим
Строгим сельсоветом,
Перед этим
Стадом у моста,
Перед всем
Старинным белым светом
Я клянусь:
Душа моя чиста!
Пусть она
Останется чиста
До конца,
До смертного креста!
Иллюстрации:
Николай Рубцов;
детский дом в с. Никольское Тотемского района Вологодской области,
где в 1943–1950 гг. жил поэт;
памятники Николаю Рубцову.