* * *
Опасаясь адептов традиций,
сторонясь озверелых ребят,
человеку легко заблудиться
в королевстве, где кости дробят.
Там ли бродим, о том ли хлопочем,
ничего не желая менять,
все как будто по-русски лопочем,
но друг друга уже не понять.
Разломилась страна, раскололась,
разделила сердца и умы,
и бессилен твой сорванный голос
отвратить наступление тьмы.
Распадаются даже громады
вековых, нерушимых держав,
кто ложится под траки «Арматы»,
тот навеки останется прав.
И ползут над седой головою
почерневшего неба горбы,
и твоё колесо рулевое
в окровавленных пальцах судьбы.
Подскажи, героический пращур,
богатырских былин перевод,
где встающий с колен звероящер
на змеином болоте ревёт.
* * *
И снова на остывшем пепелище,
в людской толпе с названием «народ»,
фонарь, с которым человека ищут,
остаток керосина подберёт.
Нет разницы – чума или проказа,
для тех, кто от рожденья бестолков,
богатыри, утратившие разум,
страшнее слабосильных дураков.
Пока не поздно, надо отстраниться,
из гнойных ран выдавливая яд,
и неба воспалённые зарницы
диагноз дилетанта подтвердят.
Куда бредёшь, поднявшийся с коленей,
за воплями слепых поводырей?
Да снизойдёт к тебе благословенье
на улице разбитых фонарей.
* * *
Не попасть из варяг во греки на руинах, где жизнь борьба,
если ты серафима встретил – это случай, а не судьба.
Рифмоплёт, скоморох, юродивый, обучившийся выть в строю,
где шалава под маской Родины вымогает любовь твою.
Отыметь её по инерции, как придворный учил поэт,
ты и рад бы, да нет сестерциев и потенции тоже нет.
За геройским её фасадом что по младости ты искал?
Остаются в сухом осадке злость, бессилие и тоска.
Воздают в коммунальном доме, неуживчивый сын полка,
лишь экземою на ладонях да лепниною с потолка.
То ли в панике звать соседей, то ли прятаться под кровать,
если крыша куда-то едет, стенам – точно – несдобровать,
и зачем бы варягу в Грецию, когда здесь он вблизи узрит
стратегическую селекцию агрессивности аскарид.
Уворачивайся от времени, подпирай, чем придётся, дом...
Жизнь твоя лоскуток шагреневый, сберегаемый на потом.
* * *
Знать не дано блуждающим в тумане,
не помнящим заветы мудрецов –
каких голодных демонов приманят
несущие портреты мертвецов.
Не следует актёрам в мелодраме,
потворствуя стремлениям любым,
на призрачной границе меж мирами
расшатывать незримые столбы.
Ведь если вдруг она внезапно сгинет,
кого тогда незнанье оградит,
когда придёт за душами людскими
закованный в железо троглодит.
* * *
День поэзии. Как ни пытайся
прорицать, ты уже обречён,
если мир выбирает девайсы,
твоё слово совсем ни при чём.
Ты не знал, начиная регату,
что эскадру дырявых корыт
заведёт бортовой навигатор
в регион боевых аскарид.
Негодуй, восторгайся, завидуй –
весь набор ты уже потерял,
над ушедшей в дерьмо Атлантидой
барражируют яхты ворья.
Ты смешон, продолжая перечить
в этих водах, где каждый – герой,
твой синдром недержания речи –
монолог перед чёрной дырой.
День поэзии… Сила привычки
бормотать, что ты горд и упрям,
веселить психиатров, отмычки
подбирая к разбитым дверям.
* * *
Содрогаться ли, восторгаться ли
над пучиною водяной,
нам навязана навигация,
только лоцмана не дано.
Суетливо мелькает маятник,
то цветёт, то жухнет трава...
Кто пиарил в твоих динамиках
неоткрытые острова?
У того, кто нас кинул, алиби,
кто сослал на галеры нас.
На скрипучей и шаткой палубе,
где давно барахлит компас,
что маячит, о чём хлопочется,
кто с похмелья кричит: «Земля»!
Там, за островом Одиночества,
нет ни моря, ни корабля.
По вине твоей будет воздано,
согласись – велика вина…
Ни звезды, ни воды, ни воздуха,
только чёрная глубина.
* * *
Зачем хранить ненужное весло,
таскать его на выборы и кастинг,
когда фарватер илом занесло,
вода цветёт и бакены погасли.
Какой ковчег, какая благодать,
когда бегут и крысы, и матросы,
и на плаву не могут удержать
прогнившие швартовочные тросы.
А ведь когда-то призывал потоп,
с эскадрами вступая в поединки...
Но капитан уехал в Конотоп,
обув американские ботинки.
И рында, что на камбузе висит,
уже давно не отбивает склянки,
ты на земле, зато и пьян, и сыт,
и счастлив перематывать портянки.
И подливать в лампадку керосин,
и над морскою далью изгаляться,
и тосковать среди родных трясин
о призраке Летучего Голландца.
* * *
Года обращают в утиль желание с дубом бодаться,
от козней судьбы не уйти, но всё-таки стоит пытаться.
Кто ровных зеркал не видал, гордится, что смотрит в кривое,
не ведая, что невода приходят с болотной травою,
и что извращён заодно критерий полезности груза,
растёт нефтяное пятно и первыми вымрут медузы.
Возможно ли нас излечить, когда мы величием бредим
и жаждем пойти в палачи, и головы резать соседям?
Пусть статус «властителя дум» в миру устранён ненароком,
но страшно – сболтнуть наобум и стать в одночасье пророком.
Отравлен давно водопой, и здание дышит на ладан,
пророк ненавидим толпой за то, что предвидит расплату,
пока открывает сезам для тех, кто таращится в ящик,
гиены идут по пятам на запах глаголов горящих,
а в злобе они наравне с холопской крикливой оравой
рождённых в прекрасной стране, натравленных жуткой державой.
За всё, что в бреду предрекал, судьба начисляет проценты,
осколки имперских зеркал настильно летят и прицельно.
* * *
Там, где в гуще народных шествий
справедливости ты искал,
нынче звери с железной шерстью
изготовились для броска.
Не Спаситель пришёл – растлитель,
есть молитва, но веры нет,
это праведники, простите –
те – с дубинами и в броне?
Боже правый! Твоим мандатом
прикрываясь, грядёт, рыча,
предугаданная когда-то,
Иоаннова саранча.
И Всевышний вздыхает: «Сыне,
ты за всё отвечаешь сам,
выбирай, что растить – осиновые
или буковые леса».
Обречённо смотрю в дыму я –
разверзается твердь, и там
Ангел, снявший печать седьмую,
взял трубу и поднёс к устам.
* * *
День поэзии. Бред аватары,
обделённой судьбы аудит.
Так в утробе воздушного шара
удлинённое пламя гудит.
Есть надежда на то, что поможет
неизвестный в природе фермент,
берегущий лишённого кожи
в застарелом имперском дерьме.
Ты пророчишь дрожащей губою,
чтобы только прослыть удальцом
перед тем, кто следит за тобою,
запрокинув в экстазе лицо.
Милый мой, обольщаться не стоит,
там, где в тренде распад и разлад,
есть важнее дела, чем пустое
заклинание демонов зла.
Всё равно нас с тобой одурачат
золочёной державной блесной…
Что поэзия?.. Воздух горячий,
распирающий шар расписной.
© Валерий Рыльцов, 2020.
© 45-я параллель, 2020.