Быть музыке

Четвёртое измерение № 23 (227) от 11 августа 2012 года

* * *

Конечно же, это всерьёз –

Поскольку разлука не в силах

Решить неизбежный вопрос

О жизни, бушующей в жилах,

Поскольку страданью дано

Упрямиться слишком наивно,

Хоть прихоть известна давно

И горечь его неизбывна.

Конечно же, это для вас –

Дождя назревающий выдох

И вход в эту хмарь без прикрас,

И память о прежних обидах,

И холод из лет под хмельком,

Привычно скребущий по коже,

И всё, что застыло молчком,

Само на себе непохоже.

Конечно же, это разлад

Со смутой, готовящей, щерясь,

Для всех без разбора, подряд,

Подспудную морось и ересь,

Ещё бестолковей, верней –

Паскуднее той, предыдущей,

Гнетущей, как ржавь, без корней,

Уже никуда не ведущей.

Конечно же, это исход

Оттуда, из гиблого края,

Где пущены были в расход

Гуртом обитатели рая, –

Но тем, кто смогли уцелеть,

В невзгодах души не теряя,

Придётся намаяться впредь,

В ненастных огнях не сгорая.

Быть музыке

Из детских глаз, из вешнего тепла

Восходит это чувство над снегами, –

И если жизнь к окошку подошла –

Быть музыке и шириться кругами,

Быть музыке великой и звучать,

Так бережно и пристально тревожа, –

И если ты не знаешь, как начать,

То рядом та, что к людям всюду вхожа.

Быть музыке! – попробуй повторить

Лишь то, что в почках прячется упорно, –

И если мы умеем говорить,

То этим ей обязаны, бесспорно, –

Попробуй расскажи ей о листве –

Нахлынет и в наитье не оставит

Моленьем уст, не сомкнутых в молве,

Покуда мир иную почву славит.

III

Седеют волосы – и сердце сгоряча

Забьётся трепетно и жарко

В неизъяснимости поющего луча

Подобьем Божьего подарка –

И мы, живущие, как птицы, на земле,

Щебечем солнцу гимны без надзора,

Покуда изморозь, оттаяв на челе,

Не станет вдруг порукой кругозора.

Быть кровной связи с вещим и живым,

Быть нежности, что время не нарушит,

Склоняясь наставником к постам сторожевым,

Где добрый взгляд который год послужит,

Где имя верности сумеем прошептать –

Разлуки минули и полнятся кладбища –

А срок отпущенный успеем наверстать,

Как тени, навещая пепелища.

Но Муза кроткая не так уж и проста,

Души заступница, – и, боль превозмогая,

Идём за ней к подножию креста –

Благослови, подруга дорогая

Не забывай меня, – я нынче не клянусь,

Но свято верую в старинные обряды –

И если я когда-нибудь вернусь,

Пусть очи вспомнятся и руки будут рады.

Пусть в этой музыке, где полная луна

Сияет медленно под сенью небосвода,

Беда-разлучница поёт, отдалена,

Не требуя для песни перевода,

Пусть вызов счастия в неистовых звездах

Звучит без удержу – дарованное право,

Подобно яблоне в заброшенных садах,

Само не ведает, насколько величаво.

VII

Пусть вызревающая семенем в ночи

Исходит суть от замысла и риска,

Покуда нам не подобрать ключи

К чертогу памяти, затерянному близко, –

Прости, отшельница! – пусть странными слывём,

Но дух всё выше наш, хоть плоть нагую раним, –

Почти отверженные – мы переживём,

Почти забытые – мы с веком вровень встанем.

* * *

Для смутного времени – темень и хмарь,

Да с Фороса – ветер безносый, –

Опять самозванство на троне, как встарь,

Держава – у края откоса.

Поистине ржавой спирали виток

Бесовские силы замкнули, –

Мне речь уберечь бы да воли глоток,

Чтоб выжить в развале и гуле.

У бреда лица и названия нет –

Глядит осьмиглавым драконом

Из мыслимых всех и немыслимых бед,

Как язвой, пугает законом.

Никто мне не вправе указывать путь –

Дыханью не хватит ли боли?

И слово найду я, чтоб выразить суть

Эпохи своей и юдоли.

Чумацкого Шляха сивашскую соль

Не сыплет судьба надо мною –

И с тем, что живу я, считаться изволь,

Пусть всех обхожу стороною.

У нас обойтись невозможно без бурь –

Ну, кто там? – данайцы, нубийцы? –

А горлица кличет сквозь южную хмурь:

– Убийцы! Убийцы! Убийцы!

Ну, где вы, свидетели прежних обид,

Скитальцы, дельцы, остроумцы? –

А горлица плачет – и эхо летит:

– Безумцы! Безумцы! Безумцы!

Полынь собирайте гурьбой на холмах,

Зажжённые свечи несите, –

А горлица стонет – и слышно впотьмах:

– Спасите! Спасите! Спасите!

* * *

Ставшее достоверней

Всей этой жизни, что ли,

С музыкою вечерней

Вызванное из боли –

Так, невзначай, случайней

Чередованья света

С тенью, иных печальней, –

Кто нас простит за это?

Пусть отдавал смолою

Прошлого ров бездонный,

Колесованье злое

Шло в толчее вагонной, –

Жгло в слепоте оконной

И в тесноте вокзальной

То, что в тоске исконной

Было звездой опальной.

То-то исход недаром

Там назревал упрямо,

Где к золотым Стожарам

Вместо пустого храма,

Вырванные из мрака,

Шли мы когда-то скопом,

Словно дождавшись знака

Перед земным потопом.

Новым оплотом встанем

На берегу пустынном,

Песню вразброд не грянем,

Повременим с почином, –

Лишь поглядим с прищуром

На изобилье влаги

В дни, где под небом хмурым

Выцвели наши флаги.

* * *

Багровый, неистовый жар,

Прощальный костёр отрешенья

От зол небывалых, от чар,

Дарованных нам в утешенье,

Не круг, но расплавленный шар,

Безумное солнцестоянье,

Воскресший из пламени дар,

Не гаснущий свет расставанья.

Так что же мне делать, скажи,

С душою, с избытком горенья,

Покуда смутны рубежи,

И листья – во влажном струенье?

На память ли узел вяжи,

Сощурясь в отважном сиянье,

Бреди ль от межи до межи,

Но дальше – уже покаянье.

Так что же мне, брат, совершить

Во славу, скорей – во спасенье,

Эпох, где нельзя не грешить,

Где выжить – сплошное везенье,

Где дух не дано заглушить

Властям, чей удел – угасанье,

Где нечего прах ворошить,

Светил ощущая касанье?

* * *

Шум дождя мне ближе иногда

Слов людских – мы слушать их устали, –

Падай с неба, светлая вода,

Прямо в душу, полную печали!

Грохнись в ноги музыке земной,

Бей тревогу в поисках истока, –

Тем, что жизнь проходит стороной,

Мы и так обмануты жестоко.

Падай с неба, память о былом,

Припадай к траве преображённой,

Чтоб не бить грядущему челом

Посреди страны полусожжённой.

Лейся в чашу, терпкое вино,

Золотое марево утраты, –

Мне и так достаточно давно

Слёз и крови, пролитых когда-то.

Где-то там, за гранью тишины,

Есть земля, согретая до срока

Тем, что ждать мы впредь обречены –

Ясным светом с юга и с востока.

Не томи избытком доброты,

Не пугай внимания нехваткой, –

В том, что явь не пара для мечты,

Важен привкус – горький, а не сладкий.

Потому и ратуй о родном,

Пробивай к неведомому лазы,

Чтоб в листве, шумящей за окном,

Исчезали века метастазы.

Может, весть извне перелилась

Прямо в сердце, сжатое трудами?

Дождь пришёл – и песня родилась,

Чтобы стать легендою с годами.

* * *

Где в хмельном отрешении пристальны

Дальнозоркие сны,

Что служить возвышению призваны

Близорукой весны,

В обнищанье дождя бесприютного,

В искушенье пустом

Обещаньями времени смутного,

В темноте за мостом,

В предвкушении мига заветного,

В коем – радость и весть,

И петушьего крика победного –

Только странность и есть.

С фистулою пичужьею, с присвистом,

С хрипотцой у иных,

С остроклювым взъерошенным диспутом

Из гнездовий сплошных,

С перекличкою чуткою, цепкою,

Где никто не молчит,

С круговою порукою крепкою,

Что растёт и звучит,

С отворённою кем-нибудь рамою,

С невозвратностью лет

Начинается главное самое –

Пробуждается свет.

Утешенья мне нынче дождаться бы

От кого-нибудь вдруг,

С кем-то сызнова мне повидаться бы,

Оглядеться вокруг,

Приподняться бы, что ли, да ринуться

В невозвратность и высь,

Встрепенуться и с места бы вскинуться

Сквозь авось да кабысь,

Настоять на своём, насобачиться

Обходиться без слёз,

Но душа моя что-то артачится –

Не к земле ль я прирос?

Поросло моё прошлое, братие,

Забытьём да быльём,

И на битву не выведу рати я

Со зверьём да жульём,

Но укроюсь и всё-таки выстою

В глухомани степной,

Словно предки с их верою чистою,

Вместе с речью родной,

Сберегу я родство своё кровное

С тем, что здесь и везде,

С правотою любви безусловною –

При свече и звезде.

* * *

Откуда бы музыке взяться опять?

Оттуда, откуда всегда

Внезапно умеет она возникать –

Не часто, а так, иногда.

Откуда бы ей нисходить, объясни?

Не надо, я знаю и так

На рейде разбухшие эти огни

И якоря двойственный знак.

И кто мне подскажет, откуда плывёт,

Неся паруса на весу,

В сиянье и мраке оркестр или флот,

Прощальную славя красу?

Не надо подсказок, – я слишком знаком

С таким, что другим не дано, –

И снова с её колдовским языком

И речь, и судьба заодно.

Мы спаяны с нею – и вот на плаву,

Меж почвой и сферой небес,

Я воздух вдыхаю, которым живу,

В котором пока не исчез.

Я ветер глотаю, пропахший тоской,

И взор устремляю к луне, –

И все корабли из пучины морской

Поднимутся разом ко мне.

И все, кто воскресли в солёной тиши

И вышли наверх из кают,

Стоят и во имя бессмертной души

Безмолвную песню поют.

И песня растёт и врывается в грудь,

Значенья и смысла полна, –

И вот раскрывается давняя суть

Звучанья на все времена.

Элегия степи

Дыханьем родины мне степь моя верна –

Милее лепета и заповеди строже,

Она дарована, смиренье растревожа,

И нежит жалостью, где дверь отворена,

Погудкой вспархивает, шороху родня,

Звенит над запахами, длительнее эха, –

И в будущем ты Ангел и утеха,

Но прожитое ближе для меня.

Мелодии священные ключи

Найдём ли мы к окрестности звучащей? –

И в этой беззащитности щемящей

Не высветлить пред вечером свечи.

Не выстоять пред облаком реке –

И кровью, пробегающей по жилам,

В печали по курганам да могилам

Она воспламенится вдалеке.

Где столько навидался на веку,

Всё чаще око тянется к пернатым,

Привязанным к отеческим пенатам,

И хатам с огоньками к огоньку.

А степи не гадают по руке –

И мгла полынная со временем роднится,

Распахивая нотные страницы,

И смотрит маревом – и, вся накоротке,

Слетает заговором в музыке старинной,

Почти что тайною, где явь твоя – извне,

И в жизни, брошенной былинкой в стороне,

Во притче памяти былинной.

И негде выговорить: милая! – с луною

Ужель найдём прибежище меж нив,

Чтоб, головы повинные склонив,

Нездешней надышаться тишиною,

Иной совсем? – на то она и есть,

Чтоб выговору вечности остаться

И слову прозорливому раздаться –

В нём боль и честь.

И травы горькие мне кажутся добрей,

И странник их, как веру, обретает –

И мнится: нет уже ни снега, ни дождей –

А птицы певчие совсем не улетают.

* * *

Ну вот и свет – а с ним и сон,

И невелик, и невесом,

Неведом в подлинности счастья, –

Но долог он – и даже смерть,

Слетая в эту круговерть,

Для вас не выскажет участья

Ни в этой жизни, что сама

На деле призрачна весьма,

Ни в этой без толку пьянящей

Весенней неге в январе,

Покуда тени на дворе

Молвою полны предстоящей.

Ну вот и сон – а с ним и свет,

Полувопрос, полуответ

На всё, что слышали в округе

О том, что сбудется вот-вот,

Само собой произойдёт,

Покуда дремлем на досуге,

Покуда музыка растёт

Везде, где слух её найдёт,

Покуда зрению открыты

Скрижали тех, что всех простят,

Покуда лебеди летят

Куда-то – в поисках защиты.

* * *

Скифские хроники: степь да туман,

Пыль да полынь, чернозём да саман,

Шорох травы да соломы.

Западный ветер – похоже, с дождём,

Дверца, забитая ржавым гвоздём,

Тополь, – ну, значит, мы дома.

Ключ полустёртый рассеянно вынь,

Разом покинь беспросветную стынь,

Молча войди, – не надейся,

Что хоть однажды, но встретят тебя,

Лишь привечая, пускай не любя, –

Печь растопи, обогрейся.

Всё, что извне, за окошком оставь,

Чувства и помыслы в сердце расплавь, –

Долго ль пришлось добираться

В эти края, где души твоей часть

С детства осталась? – на всё твоя власть,

Господи! – как разобраться

В том, что не рвётся блаженная связь,

Как бы тропа твоя вдаль ни вилась,

Как бы тебя ни томили

Земли чужие, где сам ты не свой? –

Всё, чем дышал ты, доселе живой,

Ливни ночные не смыли.

Что же иглою цыганской сшивать?

Как мне, пришедшему, жить-поживать

Здесь, где покоя и воли

Столько, что хватит с избытком на всех,

Где стариною тряхнуть бы не грех,

Вышедши в чистое поле?

* * *

И вот он, приют неизведанный мой

Меж морем и сушей, меж светом и тьмой,

На кромке прибрежного рая,

Где чайки кружат вперемешку с листвой,

Где волны у свай отдают синевой,

Следы на песке не стирая.

И здесь никуда не девалась тоска,

И грусть временами настолько близка,

Что кажется птицей ручною, –

И радость придётся ещё обрести,

Тропу проторить и мосты навести

Меж снами и явью дневною.

И что мне навёрстывать, если со мной

Сей строй небывалый всей жизни земной,

Вся невидаль мира – и тяга

Куда-то в пространство, где легче дышать,

Где что-нибудь важное можно решать,

И речи, и почве во благо!

Полынь киммерийская слаще ли, друг,

Чем скифская? – всё, что посеешь вокруг,

Пожнёшь, – и поэтому свято

Всё то, что возвысит над бездной мирской,

Спасёт от бравады её шутовской –

И встретит в грядущем, как брата.

* * *

И уже не узнать – почему

Всё разъялось – и сжалось мгновенно?

То ли впрямь зимовать одному,

То ли вновь привыкать постепенно

К тем, кто могут ещё навестить

Пусть хоть изредка, – всё-таки с ними

Будет проще о чём-то грустить,

Вспоминать позабытое имя.

Не зови меня другом своим,

Если ты не внимателен к слову,

Если свет его днесь не таим

Тем, что смысл его гнёт, как подкову,

Если путь его дольше порой,

Чем хотелось бы, может, кому-то, –

И глаза хоть однажды открой

На сердечную, кровную смуту.

Чтобы дружба с годами росла

И плеснулось волной пониманье,

Прикоснись к рукоятке весла

В Киммерии и там, за Таманью,

Подивись возрастанию крыл

В Диком Поле, в раю поднебесном,

Там, где скифскую волю укрыл

Кто-то свыше покровом чудесным.

* * *

Где раны, чуть зажившие вчера,

С рассветом о своём напоминают,

Средьзимья киммерийского пора

С весною скифской ладить начинает.

Разрушена великая страна,

Какое бы ей имя ни давали, –

Но вот, сближаясь, года времена

Встают – и в бедах бросят нас едва ли.

Как лихо ни играли б мы с огнём,

Найдёт страстям природа усмиренье,

Даря, как встарь, осенним ясным днём

Сердцам покой, а душам – просветленье.

И летним полднем, жарким, смоляным,

Пройдёт, как нить, желанная прохлада –

И мир опять окажется родным,

И в нём хандрить, наверное, не надо.

Покуда все мы – гости на земле,

Покуда свет не гаснет поднебесный,

Чтоб жили мы в любви, а не во зле,

Покров готовит вера нам чудесный.

Взойдёт с надеждой каждая звезда,

Чтоб новый путь открыть нам за порогом,

Чтоб здесь, в юдоли, раз и навсегда,

Как в дни творенья, Слово стало Богом.