Стихотворения. Юбилейная подборка*
Лишь взмах крыла
Я чиркнул спичкой – ночь прошла,
Лишь взмах крыла да всплеск весла,
Лишь мгла в подоле унесла
Всю видимость морей, –
В ходу пылился бы хитон,
Валялся бронзовый ритон,
Плутал бы в поле Купидон, –
«Налей ему, налей!»
Неужто нежность не ушла?
Неужто грешным без числа
Забросить спешные дела
В долине голубой?
Кому шептал Шаляй-валяй?
Шутил ли с нами Шауляй?
Иль, может, дядюшка Гиляй
С усатой головой?
Куда податься посмелей?
Шатался ль в небе Водолей,
Февраль пришёл – не потому ль
Спокоен был июль?
Мешал ли кто-то нам? А жаль!
Как жало, впившееся в шаль
Кошачьей ласки или глаз,
Сжигает что-то нас.
Я листья сгрёб, костер зажёг,
Я утром вышел на порог –
Дебаты таборные впрок
Я нынче проводил, –
Немало минуло молвы –
Я выбор вынул из листвы,
Явил бы облик – но, увы! –
Не облак находил.
Не мой ли выведал оброк,
К чему присматривался слог?
К челу притрагивался рок,
Литанию влачил, –
Кому бы высказаться всласть?
Куда бы скрыться и пропасть?
Чего достичь? К чему припасть? –
Никто не научил.
Малейший выпотрошен шаг –
Милейше выброшен в овраг
Старейшин выпрошенный враг,
Достаток или срок, –
И что-то в большем находить
Не вавилоны выводить –
Кого же ждать да проводить?
А вечер неширок.
Летал бы где-то, да устал,
Читал бы что, да перестал,
Корил бы что да говорил,
Смирялся у перил, –
Смеялся, стало быть, Орфей –
Она Офелии мертвей –
О фея разума! – глупей
Чем то, что закурил.
Мишурный вышколен разрыв,
Шатры расшитые сокрыв, –
И в бровь, и в глаз, и вкось, и вкривь
Ударила зима, –
Низин снежинчатая глушь,
Разинь неистовая чушь,
Машин вмешавшихся к тому ж
Немая кутерьма.
Лишайный шелеста нарост,
Ушастый шёпота погост,
Мышастый шороха прирост,
Лешачий шарабан, –
Изношен шёлковым шитвом,
Сомкнувшись с шумом, с естеством,
Никак в обнимку с волшебством,
На что уж Гюлистан!
О Боги! Выгоды глоток!
Догадок милый локоток!
Загадок лоск, да лоскуток
Житухи на паях!
Как леска, вылазка узка,
Мотка изнанка не близка,
И сказка смотрит свысока
На сваях и в роях.
Царевен меток перехват,
Где что ни ветка, то и взгляд,
И принят ты, хоть шут и хват,
И чаем напоят, –
Не чаю в чём-то я души,
А ты отчасти не греши –
Не счастьем, к чести, хороши,
Участливы стократ.
Престиж утешится ли сам?
Платёж и тишь по небесам,
А дрожь и блажь по туесам
Не суетны отнюдь, –
Мечты отныне не отнять,
Ничуть не стыть и чуть не встать –
На что пенять и что понять?
Сочтёмся как-нибудь.
Словно занавесь
Вот зима,
Словно занавесь где-то меж нас опустилась, –
Ты настолько поспешно со мною простилась,
Что не знаешь сама,
Где сейчас
Я живу в этой смутной стране белизны и покоя
И насколько опасно для нас разлученье такое.
Поздний час.
Сон во сне:
Добыванье ядра, залежавшийся малый орешек.
В ожерелье и жестов твоих и усмешек
Ты во мне –
Или нет,
Я в тебе – да скликаются птицы на пиршество наше,
И вино чуть теплее, и ночью всё тоньше и краше
Пробивается свет
Из-за штор,
Говорящих надменней, чем с нами,
С фонарями, друзьями моими, – им некогда видеться в раме,
Где и так приютилось прохладное жёлтое пламя,
И они выбирают простор.
Города!
Я узнал вас вплотную – вы лести грустнее,
Каждый хочет казаться честнее, теплее, теснее,
Призывая к себе навсегда,
Словно нрав или кров,
Предлагаемый вымпел уюта
Что-то значат для нас почему-то
И волнуют мне сердце и кровь.
Не кривил
Никогда я душой – и утешен почтенным всегда обхожденьем,
Но, влекомый светил прохожденьем,
Я менял вас – и, этим ведом наважденьем,
Знаю, Бога не прогневил.
Что ж ты смотришь в окошко, гряда
Над речною долиной,
Смутно-белой и в щупальцах длинной,
Как морская звезда,
Та, чей взгляд леденит
В глубине океанской столь малые часто созданья?
И пылает вокруг мирозданье,
И пьянит.
Одинок
Мой досуг, да и труд несговорчивей что-то –
Я искал бы тебя по широтам,
Да не сбился бы с ног –
Ведь и так
Меж садами окрест, укреплёнными льдом и снегом,
Я горжусь этим скромным ночлегом,
Перемирия вижу развернутый флаг.
Что вело,
Что привычно меняло картины?
Повторение необратимо,
А листву с ноябрём унесло, –
И в тепле,
За столом одиночества, вечно рассеян,
Я отнюдь не завидую семьям,
Расселённым везде по земле.
Вей же, свет
Фонаря у калитки моей, достоверного друга,
Примиряйся с зимою, пичуга, –
Я тебя перенёс бы туда, где грустила подруга,
Да крыла оперённого нет.
И меж стен,
С головой непокрытой,
Я возникну, однако, настолько светло и открыто,
Что простится мне странно мятущийся плач
и прославится горестный плен.
Цветы для надежды
Как фонарь затерялся в листве,
Стушевался пред полднем с дождями,
Обозначилось что-то в молве,
Что влачится без крыл с воробьями.
Как людьми ни измотана явь,
А явлений приглядывай глыбы –
И меня что ни скрой, что ни славь,
Всё смотрю на деревьев изгибы.
Как черёмухи новь не корит
Нерасцветшие купы сирени,
Их не кормят, пожалуй, на вид,
И слабеют у клёна колени.
Колыхание гуще прядёт
Полушалок селеньям грядущим,
А покуда сюда не придёт,
Притворяйся хоть в ногу идущим.
Что ж за ищущим взглядом твоим
Не угнаться по случаю мая –
И маячит лишь то, что таим,
И тебя на ходу обнимаю?
Кто же ропщет, как чернь, на мосту,
Привирая о рынке и роще?
Сантименты уже на посту
И слова мои проще и проще.
И милейшую выучку дней,
Ту, что попусту зришь ты и ешь ты,
Понимая, что ночи полней,
Приношу как цветы для надежды.
С вершины сентября
С вершины глядя сентября
На августа старение,
Скажу, меж нами говоря,
О перенаселении, –
Коль мне известно, что и как,
И вывод с детства вынесен,
Я злак постиг и поднял флаг
Вниманию без примеси.
На свой салтык всегда впритык
Земля степная к морю –
Хлебнул глоток, достал платок –
Маши ему! – не спорю, –
Но поотстала малость весть,
Что, может, лёд со снегом,
И веток месть, и суд, и честь,
Припрятаны за брегом.
Не стоит мыслить за двоих –
Постройками соседскими
Она поддаст тебе под дых,
Как песенками детскими,
Таким поветрием, где вмиг
Сдружились вишни с грушами
В неугомоннейшей из лиг,
А горе не нарушено.
Сивушным выплеском дворов,
Сиенскою землёю,
Страной героев и воров,
Плодов под кожурою
Она откроет карусель,
Вертящую экватор,
Держа карающий отсель
Садовничий секатор.
А что в саду у нас творят
Растенья без претензии!
Зачем судьбу благодарят
И флоксы, и гортензии?
Ещё дойдём до хризантем,
До заморозков скованных,
А нынче спрашивать зачем
Роскошных и рискованных?
Целую воздух, где вбирал
Текучие объятья,
Заезжих жителей хорал,
Сатиновые платья,
Собранье выдоха духов
И выходки коварной, –
Владеть я нехотя готов
Изюминкой янтарной.
И что до братцев и сестриц
В теплице избалованной,
Когда расхаживал меж лиц
Секретец зацелованный!
Акаций требуй да ресниц,
Вишнёвое вареньице,
Себялюбивых небылиц
Наивное селеньице.
И через силу, наугад,
Средь сонма листьев милых,
Летит туда, где бьют набат,
Отряд сетчатокрылых –
И, разом выход предреша,
В подобье неком траса,
Выходят люди, не дыша,
С последнего сеанса.
Воспомним прежние дела –
Что мною-то не чаяно?
Скрипунья-дверь меня вела,
А скромничал отчаянно,
Где вдоль по тропке провода
Скрестили шпаги вялые, –
И то, святое навсегда,
Ошибками не балую.
Толпа чудовищ на дворе
Живёт, дрожа от злости,
Пока не хрустнут в октябре
Седалищные кости,
И что до ужаса, то он,
Учёный перегаром,
Не то что перенапряжён,
А вытеснен кошмаром.
А небо выпукло пока,
Закату в уважение,
И есть под боком облака
И времяпровождение,
И нету взоров расписных,
И лету в наслаждение
Свербёж кузнечиков степных,
Зелёные видения.
А степь попозже поостыть
Пожалуй бы желала,
И тут махнуть бы да простить –
А ей всё мало, мало! –
Но, сколь ни мерь на свой аршин,
Она проходит мимо
Ненарушаемых вершин
Кавказа или Крыма.
Искусство фотографии
В Херсонесе, где много колонн
Поднимаются с разных сторон
Там, где моря кайма, зеленея,
Порывается вспыхнуть сильнее
И отчаянно выгнутый брег
Принимает раскопок ковчег,
Не дождались мы, к счастью, ночлега,
Точно песни в груди печенега.
Город был наперед разогрет,
Севастопольский замкнутый рейд
Кораблями играл по старинке,
Да вертелась в окошке пластинка –
И туманная дума басов
Надвигала на вечер засов,
Чтобы ехать да ехать без края,
По привычке себя укоряя,
В умилённом чаду угорев.
И запомнили мы, постарев,
Фотографий заполненный глянец,
Восходящего горя румянец,
Безмятежного счастья провал,
Словно вписано это в овал
Круговою порукой пространства, –
И забыли своё постоянство.
Мне не ведать теперь и не знать,
Что же может ещё ускользать
Изощрённой тропинкою горной, –
Мне не холодно в жизни просторной –
И, как смотрит часы часовщик,
Я увижу рождавшийся крик,
Шевелящийся сызмальства в пене, –
И предвижу я только ступени
Да стремящийся лестничный шквал,
Где струящийся голод пропал,
Заплутал под луною в июле, –
Ковыли не шумят потому ли,
Что не к спеху уж макам цвести,
Если можно себя обрести,
Словно случай дорожный, украдкой, –
И деревья при всём беспорядке
Не желают беседы вести,
И оплавленный камень в горсти –
Словно тёплый кусочек сиротства,
И немыслимо пьёт превосходство
Беспримерную чашу судьбы
Там, где бреду пора до борьбы
Дотянуться ладонью невольно.
А пока что – довольно, довольно
Оголтелых, как басни, гостей,
Заплутавших в пылу новостей,
Фотографий увидевших тягость
И змеящейся нови двоякость,
Словно есть в черноте негатива
Прозревание миру на диво,
Словно где-то кому-то фотограф
Не оставил спасенья автограф –
И замедлили шаг произвольно
Те, кто делали слишком уж больно
И себе и другим, – а вокруг
Паруса разворачивал юг,
Проверял запрещённые свитки –
И возможности были в избытке,
И будила, как эхо, угроза,
И цвели сердолики и роза,
И любовь, понимая влюблённых,
Сторонилась заслуг посторонних,
Ибо в сказке конец так конец, –
На примере разбитых сердец
Научились мы жить, не ревнуя, –
Но кого же зову да зову я?
То-то чайки, крича нарасхват,
Обрываются гроздьями спелыми
В Херсонесе, где люди не спят,
В Херсонесе с колоннами белыми.
Элегия
Былою осенью – наследством хризантем –
Сей дом наполнен в памяти послушной,
И сад живёт устойчивей затем,
Что вид утерян благодушный, –
И, взглядом следуя от веток-растерях,
В подолах листья пламени даривших,
До льдов, – двойной испытываешь страх
За вовремя отговоривших,
В тумане канувших на лодке, где весло –
Волшебный жезл участия в движенье, –
И если бы случайно повезло,
Каким бы стало постиженье?
Цветы не надобны сегодня февралю –
Капель вызванивает жалобно и хрупко,
И если я богов не прогневлю,
Какой окажешься, голубка?
Не той ли горлицей, что нынче в деревах
Стонала, горло надрывая,
Чтоб сердце вздрогнуло в разрозненных снегах,
Забилось, горе прозревая?
Иль той, летающей над пропастями дней,
Питомицею стаи
Едва покажешься, что виделась ясней
Пора святая?
Не знаю, милая, – мне некого спросить –
Ночные сетованья кротки –
От счастия, пожалуй, не вкусить –
И нет ни лодки,
Ни льющейся по-прежнему воды,
Текучей, изначальной, –
И где оно, присутствие беды,
В игре печальной?
Там осень без участья в ворожбе
Ушла невольно –
И некому напомнить о себе,
И слишком больно.
Воздушное письмо
Я высоким светом опалён –
Отчего неведомого жаждем? –
Не приходит больше почтальон,
К огорченью дремлющих сограждан.
Не напишут, что ли, наугад,
Адреса с листвою перепутав,
Чтобы твой из будущего взгляд
Оказался рядышком в минуту?
Где вороний слыхивал концерт,
Даже черт смятения не понял –
И тобой надписанный конверт,
Словно лист доверчивый, приподнял.
Я отвечу – вечер недалёк –
Пусть в ночи приветствие помчится,
Где окошка греет уголёк
И в гостях напутствие дичится.
Я отвечу – наскоро, вчерне
Начертав запавшие в сознанье
Письмена, знакомые вполне
Для тебя, моё воспоминанье.
Ты лети, воздушное письмо,
Продлевай от древа и до древа
Этот шлях из области Рамо
В государство Бахова распева.
В поднебесье вздрагивая чуть,
Ты лети, осеннее посланье,
И в пути ниспосланном побудь,
Чтобы щёк почувствовать касанье.
И, в ладони легче соловья,
Ты открой, что встреча недалече,
Чтобы вновь заслушивался я
Красотой даруемою речи.
Февраля прощальная песнь
Хрусталя фасеточный глаз,
Февраля прощальная песнь, –
Извели бы горем не раз,
Но живу и радуюсь: есмь!
Измельчи ветвей филигрань,
Неуёмный ливневый гул,
Не затронь запретную грань –
От неё не первый уснул.
Ничего не видно вдали,
Где в песках оставил следы, –
И, согласно праву, внемли
Пелене кромешной воды.
А бывало, тоже знавал,
Толкователь капель ночных,
Где звериный зрят карнавал
И находят чаек степных.
Этот хмель, вестимо, прошёл,
Истомил, как вишенный цвет, –
И от всех положенных зол
Исцеленья, видимо, нет.
Что же обруч тесен причин
И широк не чаемый круг? –
Без известных, значит, кручин
Ты и впрямь воспрянешь ли, друг.
До чего ж текстологам жаль
Разбираться в дивном бреду,
Где дружна с юдолью печаль,
А начало – где-то в саду!
Размышленья помни урок,
Расставанья слушай укор –
И забьётся в горле комок,
И постигнешь Ангельский хор.
* * *
В пальто обшарпанном, изранен и упрям,
Не ты ли рощу видывал нагую,
Что листьев ждёт, открытая ветрам,
А ночь ведёт, подобно входу в храм,
Хранящий нашу веру дорогую.
Не укротить стремление уздой –
И если век, что начат столь крылато,
Не упадёт падучею звездой,
Быть может, ты поднимешься когда-то
Над рощей мартовской, как месяц молодой.
К зиме
Заручиться помощью твоею
Может каждый: долго ли спросить? –
Но тебя не просто разумею,
Если счастья выпало вкусить.
Как в закате щуриться прохожим,
Так и нам ресницы опускать –
Потому так пристально итожим
То, что нам не век ещё искать.
Хвойный дух, по-зимнему домашний,
И тепло негаснущих свечей
Обернутся близостью незряшной
Небывалых странствий и речей.
Холод рук окажется горячим,
Позвоночник жаждой обожжёт
Приближенья зрения к незрячим
И уменья слышать наперёд.
И велик, подобно пробужденью
Огонька в пустыне за окном,
Каждый миг, несущий впечатленью
Продолженье в опыте земном.
И вовсе не о таком
И вовсе не о таком,
Что душу твою изранит, –
Ведь с ним я давно знаком,
Оно укорять не станет,
Оно не удержит нас
В распластанной сени дыма,
Но смертный подскажет час –
И в жизни необходимо.
И вовсе не о таком,
Что сердце твоё тревожит. –
Ведь горе, как снежный ком,
Настигнет тебя, быть может,
Ведь радость застанет вдруг
Тебя на пороге славы,
Друзей раскрывая круг,
Вниманья даруя право.
И вовсе не о таком,
Что очи твои туманит, –
Рассвета сухим мелком
Оно осыпаться станет,
Чтоб птичий возвысить клич,
Листву шевелить на древе, –
Его-то и возвеличь
В едином, как день, напеве.
И вовсе не о таком,
Что слух твой ночами мучит, –
Речным пожелтев песком,
Оно возвышаться учит,
Оно запрокинет звук
Туда, на незримый гребень
Волны беспримерных мук,
Чтоб смысл её был целебен.
Знаки
И всё это – было, – и вовсе не фарс
Прощанье с отжившею эрой, –
Сулили несчастье Сатурн или Марс,
А счастье – Юпитер с Венерой.
Для воронов пищу готовили впрок
Сражений кровавых адепты –
И что же осталось? – пространства оброк
Да тяжесть неслыханной лепты.
Растений законы грустны и просты,
Законы ристаний – суровы, –
И вновь кладовые темны и пусты,
Хозяева вновь бестолковы.
Опять непогода – великая сушь
Иль одурь лавины дождевной, –
Заточное место – пустынная глушь –
Достойней во мгле повседневной.
И кто-то поднимет однажды главу
И славу нещадную снищет –
Не там ли, где льды тяжелы на плаву
Да ветер над рощами рыщет,
Где вырваны кем-то, кому-то назло,
Гадательной книги страницы,
Где вновь на челне встрепенётся весло
Крылом улетающей птицы?
Но где же спасенье? – ужель в естестве
Найдётся от бед панацея? –
И бродит Медея по пояс в траве,
И ждёт Одиссея – Цирцея.
* * *
Для высокого строя слова не нужны –
Только музыка льётся сквозная,
И достаточно слуху ночной тишины,
Где листва затаилась резная.
На курортной закваске замешанный бред –
Сигаретная вспышка, ухмылка,
Где лица человечьего всё-таки нет,
Да пустая на пляже бутылка.
Да зелёное хрустнет стекло под ногой,
Что-то выпорхнет вдруг запоздало, –
И стоишь у причала какой-то другой,
Постаревший, и дышишь устало.
То ли фильма обрывки в пространство летят,
То ли это гитары аккорды, –
Но не всё ли равно тебе? – видно, хотят
Жить по-своему, складно и твёрдо.
Но не всё ли равно тебе? – может, слывут
Безупречными, властными, злыми,
Неприступными, гордыми, – значит, живут,
Будет время заслуживать имя.
Но куда оно вытекло, время твоё,
И когда оно, имя, явилось –
И судьбы расплескало хмельное питьё,
Хоть с тобой ничего не случилось,
Хоть, похоже, ты цел – и ещё поживёшь,
И ещё постоишь у причала? –
И лицо своё в чёрной воде узнаёшь –
Значит, всё начинаешь сначала?
Значит, снова шагнёшь в этот морок земной,
В этот сумрак, за речью вдогонку? –
И глядит на цветы впереди, под луной,
Опершись на копьё, амазонка.
* * *
Кто птице подскажет, где время искать,
В котором свободно паренье?
Кто пламени сможет впотьмах потакать,
Покуда возможно горенье?
Кто рыбу направит на истинный путь
Меж гибельных рек или в море?
Кто почву прославит, чья щедрая суть
Окажется нужною вскоре?
Кому там покажутся эти слова
Излишними вроде на фоне
Распада и стона всего естества
И боли в гортани и лоне?
Каким же паскудам по нраву разлад,
Хребта и ключиц переломы
У грозной отчизны, что мор или глад
Снесёт, по вздохнёт по-другому?
Какая пылает над нами звезда,
Какие мерцают зарницы?
Эпоха рождается в муках, когда
Не читаны судеб страницы.
Но птица упрямая рвётся в зенит,
И по ветру вьётся косынка –
И кольцами бармица тонко звенит,
И сулица ждёт поединка.
* * *
И смысл поступков строен стал и строг,
И голову я выше поднимаю,
И мир, как есть, душою принимаю,
Покуда жив я светом – видит Бог.
Единым домом станет нам Земля –
Вы, циники, и вы, приспособленцы,
Вы, чужестранцы, вы, переселенцы, –
Какие дали зрите с корабля?
Не зря на крыше хижины моей
Ржавеет якорь, кем-то позабытый, –
Надежды символ верной стал защитой
На острове меж древних двух морей.
С дельфиньей стаей журавлиный клин,
Сетей рыбацких клочья и грузила,
И всё, что прежде исподволь грозило –
Зрачок змеиный, жуть средь вязких глин,
И оползень, и ливень, и разбой,
Смешавшиеся с осыпью событий,
Лавиной слухов, порослью открытий,
Отчётливей я виду пред собой.
И жажды мне безмерной не унять –
Всё впитывая, чувствуя, вдыхая,
Приветствую, в прозрачный шар сгущая,
Чтоб суть постичь – и, может быть, обнять.
* * *
В приметы искренности веря,
Добро творя,
За то, что жив, по крайней мере,
Благодаря
Того, чьим светом незакатным
И ты ведом,
Не рвущий связи с невозвратным, –
Пускай с трудом
Оно с грядущим совместимо
И с явью сей, –
Тянуться к истине, вестимо,
Душою всей.
_____
* 28 января 2016 года замечательный русский поэт Владимир Алейников
отметил замечательную дату – 70-летие со дня рождения.
Наши поздравления в адрес юбиляра прозвучали!
Подборка составлена автором специально для альманаха «45-я параллель».
© Владимир Алейников, 1976 – 2016.
© 45-я параллель, 2016.