«Время быть людьми»
О презентации книги Аллы Шараповой «Ждущая»
Презентация новой (второй в творческой биографии) книги известного московского поэта и переводчика Аллы Шараповой «Ждущая» (М.: «Новый хронограф», 2017) состоялась в Доме-музее Марины Цветаевой, что на Поварской улице, 12 июня 2017 года.
В студенческие годы Алла Шарапова была студийкой «Луча» у Игоря Волгина и «Спектра» у Ефима Друца. Публиковаться начала ещё студенткой факультета журналистики МГУ. По словам Аллы Всеволодовны, со дня её первой публикации в качестве переводчика миновало пятьдесят лет...
В зале Цветаевского Дома собралось не так много людей, но не было ни одного лишнего человека.
Алексей Смирнов, руководитель ЛИТО «Магистраль», с тактом и теплом проводивший встречу, с нескрываемым теплом говорил об Алле Всеволодовне Шараповой и время от времени приглашал слушателей – друзей и коллег по поэтической стезе – поделиться своими мыслями о её творчестве. Почти все, говоря о стихах Аллы Шараповой, их звучании, их глубине, их воздействии на душу человека, заканчивали тем, что начинали просто читать по книге её стихи... И они оживали в другом каком-то ракурсе, преломлённые через другой опыт, другую психофизику... И жили!
Не забуду дрогнувший голос и слёзы одной из выступавших, поэта и архитектора по образованию:
– За одну только фразу: «Скажи мне, волк, где ты оставил стаю?» Аллочке памятник надо поставить! Я как архитектор поставила бы ей памятник...
Скажу сразу, я тогда ещё не знала «Владимирской вишни» и не поняла, о чём так взволнованно говорит эта женщина, загорелая красавица в летах, в белой шали-пальто и белых модных солнцезащитных очках, несколько часов добиравшаяся до Поварской из Переяславля-Залесского...
– У меня дед восемнадцать лет просидел в лагерях... – продолжила она. – Вся семья расстреляна!
Ах, вот что...
И женщина в белой шали начала читать эти стихи...
«Владимирская вишня» (название-то какое роскошное!..) меня буквально оглушила. Придя домой, я перечитала её несколько раз. И каждый раз возникало ощущение, что проваливаешься (или скорее возносишься) в какое-то другое измерение, где и поныне вершится всё то, о чём говорит поэт... Я настойчиво хотела понять, в чём секрет, в чём тайный код этого произведения. И мне открылась такая сторона творчества Аллы Шараповой, как «драматургичность», склонность к диалоговому построению, иногда мастерски скрытая... Черта эта усиливает подлинный, не наигранный драматизм её поэзии.
«Владимирская вишня» – большой маленький спектакль, где есть два героя, есть зачин, есть кульминационное рождение надежды, есть высокая предфинальная кода и трагический финал, в котором свои уходят к своим: волк к стае, а героиня вишня – к тем, кого любила безмерно...
– Мы были волки. Время быть людьми.
Война прошла, сердца их стали воском,
И грозы те далеким отголоском.
Народ уйдёт – придёт другой народ.
– Неправда, не были они народом!
«Мы были волки. Время быть людьми», – говорит поэт. И это обращение ко всем нам... Тема мести, заявленная в этом стихотворении, вырастает в тему любви, восторга, всепрощения и полнейшего, пусть и краткосрочного, приятия мира, участи, судьбы, благословения перенесённых мук.
...Скажи мне, волк, где ты оставил стаю?..
Но что со мною? Я тебя люблю!
В другом саду я словно вырастаю…
И люди все до одного прекрасны,
Как эти небеса, их очи ясны,
Теперь я гнев мой в песню перелью.
Однако что-то важное, что-то главное в механизме жизни не изменилось, похоже... Или у остатков чеховского сада появились новые зоркие сторожа, выросли иные безжалостные хозяева?..
Пришла любовь, и страсти замолчат…
И встретив выстрел из окна сарая,
К её корням припал он, умирая.
И слышал он, как топоры стучат.
Топоры, топоры... Какая аллюзия, до слёз узнавания! Это же оттуда, из вишнёвого сада Антона Павловича, доносится до нас вполне бытовой, но какой-то виселичный звук... Или это сама Россия вырубается безбожными топорами служителей нового времени, или безвременья... или заплечных дел мастеров? Нет-нет... у Чехова это были только нанятые Лопахиным рабочие... но мы уже знаем, кто пришёл им на смену.
Так сложно, так невероятно сложно понять что-либо в нашей истории, где всё сплетено, перемешано, где каждый несчастлив по-своему и несёт как крест всю тяжесть своего выбора (или всё-таки жребия?..).
Так завершилась эта история неосуществлённой мести, ставшей любовью.
Но стихотворение не заканчивается. Оно шумит в душе всеми своими живыми листьями, волнуется, шепчется с ветром.... Что-то он принесёт нам, кроме отдалённого стука топоров?
Когда же перестанут вырубать наш русский сад?!
Тогда, когда мы все снова станем людьми, – напрашивается ответ.
После покаяния, должно быть...
В стихах Аллы Шараповой почти всегда живёт конфликт, схватка нравственных установок поэта и тёмных или серых сил, правящих бал в окружающем мире... А над этой схваткой – свет невечерний, свет искренней веры!
Каким утешением прозвучало для меня другое её, нежно-улыбчивое, чуть ироничное, слегка игровое, такое мягкое стихотворение «Август-Магдалина»!
Не грусти о том, что лето длинно,
Пусть земля прошелестит травой...
Будь мне другом, Август-Магдалина,
Положи на стол акафист твой.
Будет злато, но не надо злата,
Только луч на зелени листа.
Ты была наложницей Пилата,
Стала ученицею Христа.
Вот и всё. Вот и всё сказано.
Лекарство от волчбы – послушание Христово и у Христа-Учителя пребывание:
Илия уже зажёг зарницы,
Раньше в окнах с каждым днём огни.
Кротки, как Христовы ученицы,
Лета остающегося дни.
Вот ученики Христа и станут возрождённым народом. Его народом...
И, словно в ответ на эти мысли, читаю я стихотворение «Егоровна», пришедшее ко мне уже со страниц книги, ночью.
Как грешных и праведных – поровну
Багряной и жёлтой листвы.
А где схоронили Егоровну,
Репейник и клочья травы.
Была она сильная, строгая,
Корила за лень и за ложь.
А в старости стала убогая:
«Внучка, – всё твердила, – не трожь!»
Такое прощала негоднику,
За что сыновей бы – секла.
И свечку поставить Угоднику
За дальностью мест не могла.
Год написания этого стихотворения – 1984.
Убогими (у Бога мы) становятся, мудрея и смягчаясь, сильные телом, учатся прощать гневливые, смиряются и расцветают духом в любви.... А свечки? Что свечки?.. Был бы – Свет.
...Да, у Аллы Шараповой 12 июня был прекрасный зал. Думающий, разбирающийся, честный... Это была та интеллигенция, которая и сегодня хранит и достойно несёт образ Москвы и москвичей, Москвы с указательным местоимением «той»... Той Москвы, тех москвичей. Москвы Цветаевых.
Трудно представить себе место более подходящее Алле Всеволодовне, чем большой зал Дома-музея с его невысоким белым потолком в лепнине, синими строго-уютными стенами. Трудно представить пространство более органичное её благородному, женственному, несколько аскетичному облику, её виолончельному голосу... Как похожа на Асю! – про себя ахнула я, поначалу не заметив фамильярности такого уподобления. Настолько привыкла к внутренним своим монологам, обращённым к Анастасии Ивановне Цветаевой, которую – живой – не видела никогда, и которая для меня всегда – живая...
Вся моя внутренняя разодранность, взвинченность, спешка (я так боялась опоздать к началу, успела...) улеглись, смолкло жужжание проблем в мыслях. И я, и мой спутник, тоже поэт, сразу откликнувшийся на моё предложение составить компанию на эту творческую встречу, и другие пришедшие гости – все незаметно для себя подчинились ритму личности, голоса и поэзии Аллы Шараповой. Совершенно лишённая внешней аффектации, агрессии по отношению к слушателю, поэзия эта требует напряжения всех нравственных сил, способности горячо сопереживать, она завладевает тобой, незаметно, но властно, неодолимо. Впрочем, ей не сопротивляешься нисколько...
Естественная, музыкальная, течёт она, как вода (речная ли, ключевая или летейская), течёт, баюкая своим ритмом, подхватывая, пока не оглушит такой горячей болью, и правдой, и тоской, что понимаешь – в ней, в этой поэзии, горит Огонь! Этот огонь делает стихи Аллы Шараповой современными, необходимыми – мне, по крайней мере, необходимыми... Ибо в них, отвечая на мои вопросы, на мои личные муки («Куда ж нам плыть?..»), живут в гармоническом согласии между собой любовно усвоенная поэтика Серебряного века, её достижения, её открытия о человеке, о его чувствах, о сложности его психологической организации, и болевой нерв сегодняшнего дня, выраженный в неподкупности и трезвости духовного зрения автора – поэта Аллы Шараповой...
Не случайны, а я бы сказала, глубоко предопределены в творчестве Аллы Шараповой обращения к Марине Цветаевой и другим поэтам Серебряного века.
Вот ещё один заразительно-эмоциональный пример поэзии нравственного поиска – стихотворение «Цветаева в Чехии»:
Хоть на заре любовалась я Прагой,
Не красотой ты была мне, а правдой…
Мало в словах твоих было красы:
Вшивые Норы и Мокрые Псы.
Голод, болезнь и гнилые овраги
Прямо под боком у золота Праги.
Что ж ты мне врезалась в сердце, скажи?
Не потому ли, что не было лжи?
Стихотворение с поразительным заклинанием судьбы Мура от имени самой Цветаевой:
Только умей, моя радость, любить,
Только вставай, моя радость, с рассветом,
Только не стань, моя радость, эстетом…
Чехия, свет мой! Почти уже тут
Русские нивы шумят и цветут...
Так и слышу в этих строках эхо, отголосок, перекличку через «рас-стояния, вёрсты, дали» с цветаевским:
Русской ржи от меня поклон,
Полю, где баба застится...
Друг! Дожди за моим окном,
Беды и блажи на сердце...
Ты в погудке дождей и бед –
То ж, что Гомер в гекзаметре.
Дай мне руку – на весь тот свет!
Здесь мои – обе заняты.
И словно в ответ Марине Ивановне – Алла Шарапова:
Бросься в ностальгические ночи!
Не глазами ветреных ребят –
Окнами тюремных одиночек
Чехия посмотрит на тебя.
И подытожит, оставив свою героиню гордой, никуда-не-включённой, то есть, по сути, самой собой:
...И когда, по родине тоскуя,
Ты на пристань выскочишь одна,
Кто-нибудь швырнёт на мостовую
Белую гвоздику из окна.
Но по блеску глаз в полоске узкой,
По твоей мучительной борьбе
Он поймёт, что ты осталась русской
И по-русски крикнет: «Не тебе!»
Ты отступишь – и, последней местью
Безучастье к гибнущим казня,
На заре перечеркнёт предместье
Ровный луч патрульного огня.
Конечно, на встрече прозвучало множество других стихотворений, о которых и можно и нужно было бы написать!
Написалось – об этих...
Глубоко тронуло меня, что Алла Всеволодовна ещё в самом начале встречи нашла точные и искренние слова для выражения печали по ушедшим в этом году поэтам, её друзьям. Грустью отозвалось в сердце имя Эллы Моисеевны Шапиро, рабы Божией Елены, как назвал её батюшка, давая письменное благословение на переложение псалмов Давида на язык поэзии. Элла Моисеевна и сама была незаурядным поэтом, светлым человеком и отличным переводчиком. Так вышло, к моему счастью, что в «Чернильной розе», нашем Творческом Клубе, мы проводили её авторский вечер и успели тепло познакомиться за время подготовки...
О, время! С годами оно учит нас компромиссам. Ставит перед нами моральные задачи, которые подчас так трудно разрешимы! Нужно большое мужество, чтобы так бесстрашно следовать духовным идеалам в поэзии, как это делает Алла Шарапова. И делать это так талантливо...
«Не снисхожу!» – отрезала в своём девизе Цветаева. «Не говорю общим языком!» – словно заявляла Ахмадулина (и действительно, не говорила – соловьём пела, закинув голову...) «Не обманываюсь!» – словно вздыхает Алла Шарапова. И добавляет внятно: «Но что люблю, то люблю!»
А над всем сложным, подчас трагическим, но и трагически-светлым миром поэзии Аллы Шараповой звучит её «Херувимская поздней весны».
Херувимская поздней весны –
Где я слышала эти слова?
Чем вы, дни мои, были полны?
Неужели была я жива?
Даже сердце смерзалось как лёд,
Бой часов проникал даже в сны...
Так за что же Всевышний мне шлёт
Херувимскую поздней весны?
Но позволь Ты мне радость, позволь!
Не верти больше жизни вверх дном,
Замени четверговую соль
Образованной тайны вином...
Не о том бы молить и мечтать!
Скольких бросило к небу лицом...
Дай с молитвой к Тебе предстоять,
Чтоб не умер никто подлецом.
Вот уже побеждается мгла,
Каждый камень поёт у стены,
И вселенную всю обняла
Херувимская поздней весны.
Дай же Бог ей звучать, не смолкая, долго-долго...