Окончание
Начало в №37 (457)
Продолжение в №38 (458)
Засада на Рублёвском шоссе
В июне 1961 года со мной произошла история, о которой до сих пор вспоминаю с некоторым содроганием. А дело было так. У моих родителей не было дачи, и они каждое лето снимали дом в разных уголках Подмосковья. В тот год поселились мы в деревне Черепаново рядом с только что построенной кольцевой дорогой и Рублёвским шоссе (сейчас на месте бывшей деревни возвели Кардиологический центр).
И вот как-то приехали в деревню цыгане-тряпичники. Тогда это было сплошь и рядом, и шёл, что называется, самый настоящий бартер. За сданные тряпки, кость, макулатуру цыгане одаривали население швейными иглами, хозяйственным мылом, наборами пуговиц…. Были, конечно, и игрушки: китайские шарики, пластмассовые куколки, свистульки. Был и суперприз – самый настоящий оловянный пугач. Но чтобы выменять его, требовалось набрать гору тряпок.
Намного легче доставался к нему пистон – высохший глиняный мякиш цилиндрической формы, с плоским дном, полностью заправленный серой, размером в пивную крышку. 20 килограммов макулатуры – и он ваш. Этим пистоном можно было стрелять и без пугача. Берётся стальная проволока, сгибается в скобу-пружину, и в месте соединения концов вставляется пистон. Если такой скобой шарахнуть обо что-нибудь твёрдое, то происходит взрыв, очень похожий на пистолетный выстрел. Главное – найти, обо что шарахнуть.
Нашей компании мальчишек (а нас было человек двадцать) удалось вооружиться: у каждого было две-три пружины. Теперь их надо было с толком использовать. 
Как? И вдруг от Огурца (а он уже перешёл в восьмой класс и был самым старшим) последовало дельное предложение: «Давайте устроим засаду на Рублёвском шоссе!» Сказано – сделано. Зная, с какой скоростью здесь проносятся автомобили, мы рассредоточились вдоль трассы, рядом с автобусной остановкой, примерно в десяти метрах друг от друга. Но почему-то в тот день движение по шоссе было довольно скудным, а потом и вовсе прекратилось. И вдруг, когда мы, устав ждать, собрались было домой, по цепочке раздалась команда: «Приготовиться! Едут!»
По пустынному шоссе, почти в ряд, обгоняя друг друга, мчались три чёрных автомобиля. Потом они выстроились в одну линию. И вот, когда первый «ЗИС-110» поравнялся с автобусной остановкой, последовала команда: «Огонь!». Мы выпрыгнули из-за кустов и начали кидать свои пружинки в проносившиеся мимо автомобили. Началась беспорядочная пальба. Неожиданно остановился второй автомобиль, и из него выскочили четверо мужчин с пистолетами. Первая и третья машины умчались в сторону Рублёва. Мы бросились бежать в заросли кукурузы. Охрана, увидев, кто сделал засаду, прекратила стрельбу.
Живые и невредимые собрались мы возле пруда обсудить успешное проведение операции. Отсюда была видна вся деревня. Вдруг с обеих ее сторон появились военные грузовики. Любопытные побежали знакомиться с солдатами, умные – за МКАД.
И началась облава на всех мальчишек школьного возраста. Солдатам помогали родители. Всю ночь стояли над Черепановым стоны и крики поротых мальчишек. Пороли всех подряд, даже тех, кого не было с нами. Ещё бы! Ведь было совершено покушение на жизнь Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущёва!
Киношные страсти
Мне приходилось принимать участие, как в игровом, так, и в большей степени, в документальном кино. Увлечение кинопроизводством началось для меня весьма неожиданно.
После получения аттестата я сделал три попытки поступить в институт, и постоянно не добирал одного балла. Пришлось устраиваться на работу. Выбрал «секретный» геологический институт, основной профиль которого состоял в поиске урановых руд. Пришлось пройти соответствующую двухмесячную проверку. Органы изучали мою подноготную. Дали дурацкую анкету, в которой запомнился такой пункт: «Был ли я в немецком плену?» А на собеседование спросили: «Имею ли я связи с заграницей?» «Да», ‒ отвечаю. «Ну-ка, ну-ка – об этом подробнее» «Радио слушаю…». Особист чуть не подпрыгнул на месте от такого ответа. Но меня все же приняли старшим лаборантом в лабораторию ядерно-физических методов обогащения полезных ископаемых, и почти сразу направили в длительную командировку на Кольский полуостров.
Проверка «на вшивость» испортила мне настроение – хотелось поскорее начать работать и зарабатывать. И тогда я пошёл на «Мосфильм». Меня взяли в массовку. Платили три рубля за съёмку. Вначале я радовался первым заработанным деньгам, а потом захватил сам процесс. Меня переодевали в соответствующий сюжету фильма костюм, гримировали, иногда надевали парик, а в случае необходимости выдавали и оружие.
На съёмках посчастливилось увидеть работу замечательных актёров и режиссёров, иногда даже вступать с ними в беседу. Вот кто вспомнился: Ролан Быков, Татьяна Лиознова, Сергей Бондарчук, Татьяна Доронина, Олег Ефремов, Юрий Соломин.
На съёмках было много забавных эпизодов. Вот снимался советско-польский фильм «Пан Володыевский». Съёмка проходила на фоне Новодевичьего монастыря. По сюжету зима, снимают в октябре. Приехали пожарные машины, залили стены монастыря пеной – вот вам и снег.
Я должен был изображать шпика. Выдали мне одежду конца XIX века, нахлобучили папаху, приклеили усы. Оказалось, что мой типаж не подходит для данной сцены. Меня и ещё пятерых человек отправили греться в бытовку. Всё равно холодно. И тогда народ решил скинуться «по рублю». Мой прикид оказался самым современным – в такой одежде можно было встретить мужчин на улице, поэтому в магазин послали меня.
Протягиваю кассиру десять рублей, а она чего-то тянет, не пробивает чек. Долго пристально смотрела на меня, а потом начала крутить-вертеть в руках купюру: и так на неё посмотрит, и этак, перевернула, даже понюхала, но, когда очередь в кассу зашумела, пробила.
В чём же дело? Почему я ей не понравился? Да и народ на улице как-то подозрительно на меня смотрит. Когда я оказался в бытовке, раздался дружный смех: оказывается, у меня отклеился ус…
А вот в фильме «Романс о влюблённых» режиссёр Андрей Кончаловский использовал меня в качестве … батута. Снималась сцена духовной смерти главного героя, которого играл Евгений Киндинов. Правдиво «умереть» ему помогал Трубач – Иннокентий Смоктуновский. Великий актёр брал Киндинова за грудки и просил: «Ну, умирай, ну, умирай же! Не верю! Где твоя смерть?!» Громко звучала фонограмма: «Я не должник! Я никому не должен!» Наконец, у Киндинова начало получаться. Он добился эффекта, которого требовал режиссёр. Сделали три дубля. Киндинов с высокого помоста прыгал на мою спину, спина пружинила, и актёр невредимым вставал на ноги. Эта моя работа была оценена уже в четыре рубля.
Пришлось участвовать в съёмках сериала «Адъютант его Превосходительства». Снималась сцена «В тюрьме». В павильоне построили камеру, набили её массовкой-заключёнными. Возле стены посадили актёра. Входит подросток Юра вместе с надзирателем.
‒ Дядя Петя, здравствуйте. Помните, вы у нас в имении садовником работали?
‒ Я не садовник, я – сапожник, ‒ отвечает актёр.
Юра уходит. Всё. 20 секунд экранного времени. А съёмка длилась весь день: то осветительная лампа взорвётся, то плёнку заест, то у кого-то потёк грим. Все безумно устали от безделья. Несколько человек, в том числе и я, залезли на верхние нары, и принялись играть в карты, не обращая внимания на то, что происходит на съёмочной площадке. Через год меня призвали в армию, нахожусь на карантине, ещё не приняли присягу. И тут в газете в телепрограмме нахожу анонс показа «Адъютанта…». Похвастался сослуживцам, что принимал участие в съёмках это сериала. Вскоре об этом знала вся часть.
Настал день премьеры. Меня усадили в первый ряд перед телевизором вместе с сержантами.
Показали первую, вторую, третью серии. На меня начали коситься – наверное, наврал москвич. И вот четвёртая серия, сцена «В тюрьме». И я кричу: «Вот! Вот он – я! Вот моя нога свисает!» Три наряда вне очереди объявляет мне сержант за моё участие в премьере…
«Три тополя на Плющихе», «Помни имя своё», «Внимание, черепаха», «Шестое июля», «Разбудите Мухина» ‒ почти в сорока фильмах принял участие в качестве актера массовки. И о каждой съёмке можно рассказать свою историю.
Известно, что кино – дело коллективное. От слаженной работы всех членов команды во многом зависит успех фильма. А кто является главным человеком на съёмочной площадке? Оператор! Ведь именно его глазами мы видим происходящее на экране.
Особенно возрастает роль оператора в документальном кино. Ему необходимо не только вжиться в сценарий, но и уметь импровизировать, запечатлеть непредсказуемое событие. И ещё оператор всегда ищет наивысшую точку съёмки, чтобы показать масштаб происходящего.
В те годы самым распространённым аппаратом для документального кино была кинокамера «КОНВАС», названная так в честь её изобретателя КОНстантина ВАСильева.
Обычно ради мобильности на съёмки мы выезжали вдвоём с оператором. Мне приходилось выполнять функции сценариста, режиссёра, организатора съёмок и … грузчика. С собой мы везли камеру, штатив к ней вместе с головкой, весом в 25 килограммов, ящик с плёнкой, а если предстояло работать в помещениях, то чемоданы осветительной аппаратуры. И личные вещи, конечно. Так что общий вес груза доходил до двухсот килограммов.
Операторы бывали разными людьми – с опытом работы и только-только начинающие. Однажды попросил одного из таких снять дверные ручки, так он достал отвёртку и начал их откручивать…
Порой ситуации на съёмках доходили до абсурда. Снимали двадцатиминутный фильм о старательной артели на Алдане. В помощь нам дали двух студентов-филологов из Якутского университета. Замечательная природа, замечательные портреты, интересный сюжет. Месяц провели в тех краях. Прилетаем в Москву и … облом! Вся пленка оказалось засвеченной! Нас чуть не выгнали с работы. Пришлось повторить командировку.
Выяснили и причину испорченной плёнки. Оказалось, что эти горе-помощники при свете костра решили посмотреть, что мы наснимали…
А как вам такой случай? Получили задание снять ролик о работе взрывников в Хабаровске. Главным объектом съёмки была старая высокая кирпичная труба хлебозавода, которую должны были «красиво» взорвать. Вылетели втроём.
Назначено время взрыва. Мы с оператором поставили камеру, выбрали лучший ракурс, договорились с взрывниками о взаимодействии. Всё готово к работе, а режиссёра все нет и нет. Наконец, появляется и он – весь в мыле, пот градом.
‒ Ну, что готовы? – спрашивает.
‒ Давно, ‒ отвечаем.
‒ А как?
‒ Включаем камеру, достаём белый платок, машем, они работают.
‒ Так что ли? – интересуется режиссёр, достаёт из кармана платок, и начинает протирать им лоб.
Конечно, камера не была включена, и мы смогли заснять красивую груду кирпичей и пыль над ней…
Выехали в район знаменитых Васюганских болот. Толщина торфяников достигает шестидесяти метров, а их объёмы не поддаются точному вычислению. По полю идёт вереница специальных комбайнов, которые фрезой, слой за слоем срезают торф. Но как показать масштабы этих работ? Недалеко от точки съёмки расположилась контора торфозаготовителей. Она была вся в строительных лесах – делали косметический ремонт здания. Рядом стояла автовышка. Приближался час обеда. Я бегом кинулся к машине, и уговорил водителя за единственную конвертируемую валюту в Союзе – бутылку водки, поднять нас с оператором на вышке. Панорама получилась изумительной.
Съёмка Лебядинского горного карьера, который входит в зону влияния Курской магнитной аномалии, мне запомнились надолго. Вновь возникло желание снять панораму. Но карьер – не торфяное поле, здесь автовышкой не отделаешься. И тогда мы договорились с начальством использовать стрелу шагающего экскаватора. Её длина составляла 90 метров, что нас вполне устраивало.
Работаю с опытным оператором Валерой Быстрицким. Он под два метра ростом, да и весит намного больше ста килограммов. Мои параметры несколько скромнее, но к племени пигмеев меня отнести сложно. Ну и про вес камеры нельзя забывать. Выдержит ли стрела дополнительную нагрузку? Нас успокоили: экскаватор поднимает многотонный ковш с рудой, и ещё не было случая, чтобы она ломалась.
Полезли без страховочных поясов, иначе бы мы на всю смену лишили карьер работы экскаватора. Впереди Валера с «КОНВАСом», за ним я с кассетами. В ушах свистел ветер, в затылок грело солнце, внизу ползали малюсенькие «БеЛАЗы». Слегка пружинила стрела. Добрались до красного флажка. Это снизу он казался таким маленьким, а на самом деле был размером с полковое знамя. Пришлось его снять, а иначе он нам мешал в работе, перекрывал панораму. Наконец, поехали! Нет, на второй дубль нас не хватит. И потом, должно же это когда-нибудь кончиться – путешествие над пропастью…
Воткнули на место флаг, полезли назад. На стреле не развернуться, пришлось перевоплотиться в раков, и по их подобию возвратиться на исходную позицию. Самое обидное, что эта панорама из-за своей длины не вошла в фильм…
Сейчас сходу и не вспомнишь про все события, связанные с кино. Но эта история вряд ли когда будет мною забыта.
Один из самых ответственных моментов в кинопроизводстве – это сдача фильма заказчику. Может принять, а может и нет. Может попросить добавить какие-то эпизоды, а может наоборот – убрать.
Железнодорожники попросили снять фильм о работе вагона-лаборатории, в котором с помощью приборов определяют состояние пути, обнаруживают скрытые трещины в рельсах, выбраковывают опасные участки стыков.
Сдавали фильм на коллегии Министерства путей сообщений. Обычно после просмотра высказывают своё мнение младшие сотрудники министерства, далее – по старшинству. Всем понравилась наша работа, все отметили её достоинство. Наконец, слово взял зам. министра. Он сказал дословно следующее: «Я тоже полностью разделяю мнение выступавших. Однако имеется одно “но”. За время работы над фильмом мы внедрили в отрасли новую форму одежды. Поэтому прошу переодеть снимавшихся в фильме работников железнодорожного транспорта».
В зале нависла, что называется «гробовая тишина»…
У вас есть вопросы по этому поводу? У нас их тоже тогда не возникло.
Стихия
Многим из вас приходилось наблюдать грозные природные явления и техногенные катаклизмы. Кому-то в большей, кому-то в меньшей степени. Даже обычную грозу можно назвать проявлением природной стихии. Вот об этом и расскажут мои маленькие истории.
В 2004 году пришлось побывать в поселке Приобье, что находится на западе Ханты-Мансийского округа. Он расположен на Обской Алёшкинской протоке и является крупнейшей перевалочной базой в регионе. Основным предприятием посёлка по праву считается СУПТР №10 – Специализированное управление подводно-технических работ. Оно занимается проводкой и строительством магистральных трубопроводов под Обью. Это сложнейшая в техническом плане операция – проложить по дну реки трубу, гарантируя на долгие годы её надёжность и безопасность.
Недалеко от посёлка пересекаются 18 трубопроводов! Все они были построены в разные годы. В конце августа, в полночь неожиданно раздался сильнейший взрыв, небо заволокло красным пламенем, под ногами гудела земля. Оказалось, что в четырёх километрах от посёлка рванул газопровод постройки 1964 года. Хотя за всеми газовыми магистралями ведётся постоянное наблюдение, трудно уследить за всем трубным хозяйством.
Диспетчеры сразу прекратили подачу газа – горел лишь аварийный участок. Пожар наблюдался больше часа. Не спал весь поселок. В радиусе километра от очага возгорания огонь уничтожил всю тайгу. Повезло, что этот взрыв не дал сдетонировать остальным газопроводам – иначе бы вряд ли мне пришлось писать эти строки.
Отмотаем время на 32 года назад. Летом 1972 года пришлось отработать полевой сезон в центре Прикаспийской низменности. База партии находилась в заброшенном посёлке Аралсор. Занимались глубинным изучением земной коры. Работы были настолько серьёзными, что для их проведения производили подземные ядерные взрывы. За год, до начала наших исследований бурились трёхкилометровые скважины, и в них опускался заряд мощностью пять мегатонн.
Один из таких взрывов собирались произвести в 12 километрах от посёлка. Весь народ собрался на пригорке, чтобы наблюдать это событие. Там же стоял военный «ЗиЛ-157» с мощнейшей радиостанцией «КИТ». В машине находился командный пункт взрывных работ.
В назначенное время ухнула перед нами земля. Всё небо заволокло пылью, принявшей форму полусферы. А по земле побежала волна. Она мгновенно достигла одноимённой с посёлком реки, перескочила её, поднялась на холм.
Закачался «ЗИЛ», «поплыл» вниз с холма. Закачались и мы. Но схватились за руки и никто из наших не упал, ‒ пострадавших не было. Те, кому довелось испытать землетрясение, говорили, что так трясёт при пяти баллах. А взрывная волна начала медленно терять силы. Но, тем не менее, с угасающей амплитудой она сумела трижды обогнуть земной шарик. Её зафиксировали все сейсмостанции в мире, которые не только наблюдали и предсказывали землетрясения, но и следили за испытанием ядерного оружия в Советском Союзе.
Командировка в Душанбе состоялась весной 1987 года. Меня прекрасно приняли, накормили обильным ужином. Потом отвезли в гостиницу «Вахш». Я без ног плюхнулся в кровать и проснулся в 10 утра. Почему-то моя кровать оказалась посередине номера, три других съехали куда-то в сторону. Стояла непривычная для гостиниц тишина. Вышел на улицу. Гостиничный люд принял меня за приведение. Оказывается, ночью было землетрясение силой в пять баллов, а я его просто проспал.
В Казахстане почти месяц стояла жара под пятьдесят. Как объявляли по радио: в тени. Но тени не было! Когда у нас отменялись полёты, то рабочий день начинался в шесть утра. В десять объявлялся перерыв – фиеста. Она длилась до четырёх часов дня. Потом мы вновь продолжали настраивать и ремонтировать аппаратуру. Рабочий день заканчивался в десять вечера. Ложились спать, предварительно намочив в реке простыни. Не выжимали. Через два часа они становились сухими.
Когда жара начала отступать – похолодало до плюс тридцати, в степи появились смерчи. В начале маленькие, а затем всё крупнее и крупнее. Как-то ехали на «УАЗике» и попали в песчаную бурю. Вокруг ничего не было видно. Остановились. Салон стал забиваться песком. Буря продолжалась десять минут. Потом с час пришлось откапываться.
Нет. По мне лучше перенести лютый мороз, чем подобную жару. В 1974 году я приехал в город Мирный, где пришлось трудиться на разных работах, занимать разные должности. Прожил почти восемь лет. По причине поступления во ВГИК вернулся в Москву.
На северах существовало такое понятие, как актированные дни. При сильных морозах запрещали работать на воздухе, платили треть зарплаты. Не ходили в школы и дети. Для каждого района была определена своя температура.
Давайте проедем по алмазному меридиану. Начнём с города Ленска. Здесь начинался отсчёт актированных дней с температуры минус 45 градусов. Через 240 километров – столица алмазного края Мирный. Там актировку объявляли при минус пятидесяти. Ещё дальше на север – поселок Олгуйдах. 350 километров от Мирного, и ждите, когда грянет минус 55. А вот за Полярным кругом, в городе Айхал, посёлках Полярный, Надёжный, Удачный такая «благодать» наступала при минус шестидесяти. Значит, если на улице минус 59, то идите дети в школу, если ниже – ни-ни.
В феврале 1979 года местная газета, в которой я работал, послала меня в посёлок Удачный собрать материал об обогатительной фабрике №12. Вылетаю из Мирного – 56, аэропорт Полярный – 62, посёлок Удачный – 67. Как вам такие температуры? А у детей праздник, а у детей внеочередные каникулы! Они гуляют на улице! С задранной одеждой и голыми животами катаются с горок!
Идёшь, прикрыв лицо шарфом, который быстро леденеет от влажного дыхания. Если потеплело до минус пятидесяти и идёшь без шарфа, то тогда можешь наблюдать явление, которое называется «шёпот звёзд». Почти сразу же выдыхаемый воздух превращается в малюсенькие льдинки, которые начинают тереться друг о друга. Даже можно услышать их шелест.
А вот от электронных часов необходимо сразу отказаться. Во-первых, в момент замерзает батарейка, во-вторых, от металлического браслета можно получить обморожение кисти.
Однако северяне в своём большинстве плевали на актированные дни. По-прежнему работал карьер, по-прежнему «БеЛАЗы» возили руду, по-прежнему был актуален лозунг «Больше алмазов Родине!»
Такая температура держалась целую декаду. Так уж случилось, что мне пришлось покинуть газету. Устроился на работу помощником бурового мастера на ударно-канатное бурение. Этот способ бурения не требует отбора керна. Просто бурится скважина и всё. В неё опускается бетонная свая под фундаменты жилых домов, промышленных зданий и сооружений. В смене нас двое: бурильщик и его помощник. Мне пришлось освоить азы электросварки, научиться управлять трактором без кабины, за который бы не сел ни один нормальный тракторист, разжигать газовую печь, которая в любой момент могла бы грохнуть.
В народе наш станок «БС-1», мягко говоря, прозвали «дятлом» (синоним можете придумать сами). Станок имел трёхтонный снаряд, которым бурили (долбили) землю. Неожиданно мы получили богатый заказ на бурение фундамента для ног копра на алмазной трубке «Интернациональная». А теперь считайте: 12 скважин на ногу, четыре ноги, два копра – итого 96 скважин! Каждая глубиной 24 метра. За три дня успевали пробурить две скважины. В одну из смен у нас на глубине 19 метров от бурового снаряда отрывается долото диаметром 550 миллиметров – этакий поросёнок под тонну весом.
План горит, деньги горят. Его необходимо срочно достать. Но как? Я предложил использовать жимки – губки-захваты (без подробностей), которые используют для удержания обсадных труб на колонковом бурении. Мой мастер, якут по национальности, Сергей Толстиков согласился – ведь других предложений не было.
Вначале в забой опустили лампочку. С ней стало веселее. Потом начали готовить к спуску меня. На рабочую куртку надели непромокаемый плащ, нашли резиновые сапоги, прицепили страховочный пояс. Другой пояс стал для меня сиденьем-люлькой. Под него прикрепили жимки. В руках у меня оказался гаечный ключ 36х42 и патрубок.
Когда я уже был готов к спуску, то понял, что в этом одеянии работать будет сложно. Сергей посадил меня в люльку. Я взглянул на октябрьское звёздное небо, и мне почему-то расхотелось лезть в эту дыру. Но отступать было поздно, да и кто, кроме меня, мог выполнить эту работу?
Сергей аккуратно начал спускать меня в забой. Блестели отполированные стены скважины. От них шло какое-то собственное мерцание. Не прошло и минуты, как я оказался рядом с лампочкой. Мастер нагнулся над скважиной и что-то мне крикнул. Маленький камушек больно ударил по каске. Я ему ответил соответствующим образом, он понял, и больше к скважине не подходил. Да, в этой робе кашу не сваришь. Снял плащ, мешал страховочный пояс – тоже снял. Начал крутить гайки. Их всего-то было четыре штуки, но при тех обстоятельствах я провозился с ними полчаса. Встал на патрубок ногами, ещё раз проверил крепёж – ведь второй попытки не будет. Стало жарко. А над головой висело двухтонное основание бурового снаряда, и через щель между ним и стенкой скважины просматривалась какая-то звезда.
Я прицепился к запасному тросу, надел страховочный пояс и крикнул: «Вира!» Сергей что-то ответил, и в этот момент погасла лампочка. Сначала я спокойно отнёсся к этой ерунде, зная, что Сергей меня не бросит. Но потом на душе стало тревожно: сидишь в полной темноте, не знаешь, сколько времени, да и есть захотелось.
Потом я начал замерзать. Наверху никакого движения. Стали затекать ноги…. И вдруг загорелась лампочка, включился двигатель. Сергей опустил основной трос, я зацепил его за жимки. И вот я уже на земле. Несмотря на октябрь, морозило под тридцать. Меня трясло от холода, и от пережитого.
Мастер обнял меня.
‒ Давай долото! Вира! – скомандовал я.
Сергей рывком сорвал его с места и начался подъём.
‒ Быстрей! Быстрей! – кричал я.
Когда поросёнок показался над устьем скважины, я с ужасом увидел, что жимки заметно сползают с его головки и долото снова может оказаться в забое. Успел перекрыть скважину ломом. Поросенок сорвался, стукнулся об него и повалился на землю. Согнутый лом полетел вниз.
В балке Сергей налил мне полстакана чистого спирта. Для меня это была высшая награда от имени рабочего класса. И где он только достал эту бутылку?
Потом выяснилось, что на подстанции полетел предохранитель, без электроэнергии оказалась вся стройплощадка. В скважине я просидел полтора часа…
С особым беспокойством слежу за тем, что происходит на Украине. Боевые действия в Донбассе – моя головная боль. Трудно даже представить, что там происходит. Одним словом – война!
Украину знаю плохо: бывал лишь в нескольких городах. Хвастаюсь друзьям: «Меня направляют в Александрию!» Они: «И как ты выбил такую командировку за границу?!» Так это же Украина! Рядом посёлок Жёлтые воды, где методом выщелачивания добывают уран…. Харьков, Кривой Рог… ‒ вот, пожалуй, и всё.
В 1992 году я получил заказ написать сценарий на тему: «Работа в шахтах, опасных по газу и пыли». А в институте учили: если хочешь написать хороший сценарий, обязательно надо побывать на месте событий. Еду в Ворошиловград – нынешний Луганск. Точнее, городу вернули его прежнее название.
Привозят на одну из шахт, опускают в забой. Глубина 1400 метров. Прошу показать, как заряжают шпуры. Подводят к штреку. Его высота колеблется в пределах 50-70 сантиметров. Это такая же, как была в моей северной скважине. «Ползи!» ‒ говорят. Сто метров на локтях и коленях, острые камни колют тело, несмотря на робу.
Коксующий донбасский уголь считается одним из лучших в мире. Только с каждым годом добывать его становится все труднее и дороже. Богатые пласты, что были ближе к поверхности, давно уже выбраны – остались лишь те, что находятся на приличной глубине. То ли дело, например, воркутинская шахта «Варгашорская» ‒ даже сравнивать не с чем.
Профессия шахтёра считается одной из самых опасных в мире. Безжалостная статистика свидетельствует: добыча одного миллиона тонн угля оборачивается гибелью одного шахтера. Я бы только за то, что человек пришёл в шахту и надел рабочую робу, платил бы тысячу рублей.
При свете налобного фонаря ползу по штреку. Два взрывника монтируют заряды в шпурах. Интересуюсь, как будете соединять: «треугольником» или «звёздочкой». А они спрашивают: действительно ли я корреспондент, а не член контрольно-технической комиссии. Успокаиваю, что да, действительно корреспондент, а удостоверение оставил в раздевалке. Им и невдомёк, что я прошёл курсы, и получил удостоверение на право ведения горных и взрывных работ. Иногда прикинувшись чайником, намного легче разговаривать с людьми, чем сыпать терминами, в которых плохо разбираешься.
Честно говоря, спуск в эту шахту, в это царство Аида давил на меня больше, чем «посещение» северной скважины. Ведь я постоянно помнил, что она относится к категории опасных по газу и пыли…
И вновь командировка, и вновь я нашёл приключения на свою пятую точку. Макушка лета – 23 июня 1988 года, я в Геленджике. Разгар курортного сезона. Три дня командировки. Задание я выполнил за полдня. Можно позволить себе немного отдохнуть, расслабиться. Но на курорт едут с деньгами, а у меня лишь командировочные – два рубля 60 копеек в сутки и деньги на обратную дорогу – не разгуляешься. А Чёрное море вот оно – рядом, надо искупаться.
Громадный пляж между Тонким и Толстым мысом. Однако, несмотря на середину дня, отдыхающие начинают потихоньку одеваться. Действительно, небо заволокло серыми тучами, на море началось волнение. А плевать! Пошёл в конец волнореза – там вода почище, разделся, прыгнул в воду.
Какая благодать! Какое блаженство! Отплыл от него метров на триста, перевернулся на спину, качаюсь на волнах. И никаких спасателей! Но тут почернело небо, ещё круче стали волны, ясно, что приближается шторм. А тут ещё где-то сверкнула молния. Вскоре пошёл дождь. Вода, кругом вода.
«Ничего, пережду непогоду в море», ‒ подумал я и вновь закачался на волнах. И тут чувствую, что меня начинает относить дальше в море. «Надо выбираться», ‒ вновь промелькнуло в голове. Ещё сильнее засверкали молнии, ещё дальше стал удаляться от меня берег. Собрав волю в кулак, я вспомнил всё, чему учили меня в бассейне. Всё-таки восемь лет тренировок даром не проходят. Ведь в 1964 году я числился кандидатом в олимпийскую сборную, которая должна была ехать в Токио.
Вовсю заработали руки-ноги, перешёл на мощный кроль. Чувствую, испугалась меня стихия, стал я приближаться к берегу. А тут засверкали солнечные лучи, кончился дождь, начало успокаиваться море. Волны лениво перекатывались через волнорез. А где же моя одежда? За моё разгильдяйство её отняло море. Но самое обидное, что в ней были все мои деньги.
В плавках появился в гостинице. Реакция окружающих была соответствующей. Рассказал обо всём администратору. Эта милая женщина протянула мне рубашку, которую она купила в этот день для мужа. Потом нашлись для меня треники и шлёпанцы. Теперь я был одет и обут. Хорошо, что оставил в номере паспорт и командировочное удостоверение.
Но где же мне раздобыть деньги? Просить их в той организации, куда был командирован, не захотел по моральным соображениям. Неожиданно вспомнился прекрасный роман Константина Паустовского «Блистающие облака», в котором его герой, оказавшийся в схожей с моей ситуации, обратился в редакцию газеты, написал статью и получил за неё гонорар. Я решил перенять его опыт.
Редактор рассмотрел мои документы, внимательно выслушал меня, долго расспрашивал о житье-бытье, и дал задание написать материал об облесении западной части хребта Маркотх. Дело в том, что с ноября по февраль в этих краях дует знаменитая бора – ураганный ветер, причиняющий значительные разрушения городу и окрестностям. Чтобы уменьшить влияние боры, на склонах хребта постоянно производят лесопосадки, в основном сосны. Объём статьи – газетная полоса, срок исполнения – сутки. И тут же выдал мне неслыханный по меркам районной газеты гонорар – десять рублей!
В западной части Вологодской области расположен древний русский город Устюжна. Он всего лишь на сто лет моложе Москвы. Первое упоминание о городе можно найти в Углеческой летописи за 1252 год. Тогда он назывался Устюг-Железный. Такое название он получил за своё расположение на Железном поле, местности, богатой болотной железной рудой. Можно сказать, что здесь началось развитие металлургии на Руси.
В Смутное время горожане отбили нападение польско-литовских интервентов, и никогда на его землю не ступала нога иноземных захватчиков. Город известен тем, и это документально доказано, что знаменитая история с ревизором произошла именно здесь.
Недалеко от города в селе Даниловское находится музей-усадьба Батюшковых. В 1906-1911 годах в усадьбе жил и работал писатель Александр Куприн.
Впервые мне пришлось побывать в Устюжне в марте 1993 года, на юбилее нашего автора, поэта Алексея Васильева. Прикипел к городу и душой и телом. Даже после ухода Лексееча бываю здесь один-два раза в год. Рядом с городом в деревне Тимофеевское живут мои мирнинские друзья Ирина и Владимир Беляковы. Владимир как раз и является автором иллюстраций к этим рассказам.
Приезжаю поохотиться. И не то, чтобы кого-то подстрелить, а просто побродить по лесу. Один день в лесу – всё равно, что месяц в отпуске. Обычно хожу в одни и те же места: полтора километра вдоль опушки, потом поворот направо, на лесную дорогу. Возле дороги по весне масса больших луж, в которых можно встретить уток, а на деревьях боровую дичь. Но это как повезет. Бывает, ходишь весь день, и ни одного выстрела не сделаешь. Это вам не Якутия…
Да, так вот, опушка. А почему не через поле? В два раза сократишь дорогу. Через это громадное частное поле по весне лучше не ходить – оно ещё не просохло от растаявшего снега.
Конец апреля 2018 года. Возвращаюсь с вечерней прогулки по лесу, конечно, с ружьём. До деревни сто метров. Дай, думаю, сокращу дорогу, пройду через поле. Задумано – сделано. Под ногами захлюпала земная твердь. Ещё несколько шагов, и я по пояс проваливаюсь в глину. Она начинает тянуть меня к себе. Еле выскочил из сапог. Что делать? Жалко, если обувь проглотит глина. Ложусь в грязь, и руками вытаскиваю сапоги. Повернул назад, а там такая же грязюка выступает. Тогда бросаю перед собой один сапог, наступаю на него, затем второй. И так прыгая с сапога на сапог, словно с дощечки на дощечку, возвращаюсь на прежнюю дорогу.
Конечно, извазюкался, как чёрт, но зато сапоги спас. А обуться? Боже, упаси! Ещё грязнее станешь. Тогда беру сапоги под мышку и босым появляюсь в доме Беляковых.
Действительно говорят: «Жизнь прожить – не поле перейти», тем более, если тебе скоро стукнет 70.
Фотографии, коллажи и графика представлены художником
Владимиром Беляковым, который участвовал в оформлении
первых страниц бумажных вариантов «45-й параллели».
© Вячеслав Лобачёв, 2018.
© 45-я параллель, 2019.