Выход в открытый космос

1. Золотое окно (кино!) и небо…

Пять лет назад, в августе две тысячи шестнадцатого, я ощущал/чувствовал себя не просто счастливым, а самым счастливым человеком в обозримой части космоса. Любимая и любящая жена. Любящие и любимые дети. Многочисленные любимо-любящие внуки. А ещё – брат и сестра, о чувствах к ним могу сказать всё теми же словами с корнем люб. К позитивным эмоциям семейного свойства смело добавлю любимый институт кинематографии и любимую «Сорокапятку».

Тогда же, в конце лета, у меня сложился ассиметричный цикл стихов из разных жизненных эпох «ВГИК: 30 лет спустя. Фотографии на память». В нём – девять текстов с посвящениями людям, причастным к таинствам экранного волшебства. Ну конечно же, есть главки, адресованные сокурсникам Славе Лобачёву и Андрею Зинчуку. А всю конструкцию завершала самая свежая ну ту пору баллада, связанная с любимым преподавателем сценарного мастерства Александром Григорьевичем Бизяком...

Через паузу – дай Бог не закурить! – скажу (и продолжу): в течение почти двух десятилетий первослушательницей новых опусов С-К была моя бесценная жена, Наташа. Мы оба не знали, что стих, посвящённый Мастеру, станет не только последним в цикле, но и последним, который услышала золотая Николавна... Наша жизнь – до ухода жены в иное измерение – стала казаться мне прекрасным фильмом с трагическим, увы, финалом.

Чёрная бездна одиночества. В оную я провалился в конце ноября 2016-го. Из неё меня не месяцы, а годы вытаскивали родные и друзья. А ещё – «Сорокапятка». А ещё – ВГИК, дипломы об окончании которого мы получили 35 лет назад...

Неповторимый (и незабываемый!) киносеанс – банкет по столь славному поводу в гостинице «Космос», Торжество удалось – на все сто (с жирным хвостиком!). О банкете служащие отеля, не жалея красок, рассказывали участникам съёмочной группы «Ночной дозор». (Или всё-таки – «Дневной...»?!) Ну а тогда мы на рассвете сердечно пообщались с первыми лицами «Мосфильма» – Рабочим и Колхозницей, снизошедшими к бывшим студиозам с небес на землю....

Ты уж извини нас, любезно-любознательный читатель, ту/эту фильму мы тебе целиком и полностью не покажем. На очереди – другие серии: фрагмент цикла С-К, а за ним – воспоминания вгиковцев Вячеслава Лобачёва и Андрея Зинчука.

Сергей Сутулов-Катеринич

2. Легенда легенд

Вечность… Давайте поговорим о вечности. А что такое вечность? На мой взгляд, это остановленное время. А такое возможно? Конечно, когда у человека исчезает память и он не помнит, что с ним было вчера, год, десять лет назад, мой вопрос зависнет в августовском воздухе. И я говорю не о больных людях, лишённых памяти, а о тех, кому стало неинтересно (тошно!) жить. Поэтому, в моём понимании, вечность – это время прошлой, настоящей и будущей жизни. Это то, чем человек живёт и дышит, пока его прах не превратится в камень. В камень вечности.

И можно без лишнего пафоса сказать, что вечна память, передающаяся из поколения в поколение людское. Кстати, поколение – это всего лишь 30 лет человеческой жизни. У каждого из нас есть мгновения, которые мы никогда не забудем. Это касается одного человека. А если нескольких? Тогда память о данном событие будет передаваться от многих детей к большому числу внуков, от многочисленных внуков к бесчисленным правнукам.

Возьмём, к примеру, дату окончания института. Событие? Безусловно! И сколько у нас в стране человек имеют диплом о высшем образовании – миллионы! А кто из них помнит, когда произошло это событие? Единицы. А почему? Всё зависит от того, какой вуз студент оканчивал и сколько было затрачено усилий для получения диплома…

35 лет назад, в конце июля, в ресторане московской гостиницы «Космос» собралась группа молодых людей. И это действительно была группа – группа выпускников заочного отделения сценарного факультета ВГИКа. И что удивительно, помимо обычных тостов, какие произносят по случаю окончания института, несколько раз звучала короткая сакраментальная фраза Константина Станиславского: «Не верю!». Она (фраза эта) «оживала» в момент поступления в институт, во время учёбы и вот здесь, на банкете. Потому что институт кинематографии – это легенда легенд, это сказка сказок! У нас не было случайных предметов, как и не было неинтересных педагогов. Каждый из них был личностью, способный разжечь интерес к своему предмету у любого студента, и мы все сожалели, что самый интересный момент лекции прерывал звонок. Вне всякого сомнения, мы обогащались знаниями, которые вряд ли могли получить где-либо ещё.

И, конечно, для каждого из нас огромную роль играл Мастер – руководитель семинара. А их было двое: профессор Николай Васильевич Крючечников и доцент Александр Григорьевич Бизяк. Эти люди вложили в нас частицу (и не одну!) своей души, за что им огромное спасибо. К сожалению, нам не удалось найти фото Крючечникова. Конечно, оно есть в архиве, однако он находится на ремонте. Вряд ли кто знает, когда закончится эта катавасия. Потому мы и вставили в памятную киноленту пустой кадр (не путать с 25-м), а когда найдём фото, обязательно «впишем» снимок в облюбованное место (пространство). На вечное, как говорится, хранение.

О ВГИКе и нашей учёбе в заглавном для каждого из нас институте можно рассказывать долго, и ещё раз: очень долго. Короткий мой рассказ «ВКИГ: ода мастерам» размещён на страницах нашего альманаха. Посмотрите…

Вячеслав Лобачёв

3. Бывший олимпийский резерв

Когда от станции метро «Ботанический сад» я прохожу чуть больше половины дороги до ВГИКа, у меня начинает бешено стучать сердце. Это несмотря на то, что здание института ещё не показалось на небольшой возвышенности, вынырнув из окружающих его деревьев. А уже возле самого института, на его ступенях, сердце начинает выпрыгивать из груди.

В самом конце 70-х годов я решился сюда поступить на сценарно-киноведческий факультет (сценарное отделение). Но к ВГИКу даже подходить было страшно. В Приёмную комиссию меня согласился проводить Миша Лебединский – сын Марии Фёдоровны Берггольц и Юрия Лебединского (в своё время очень известного писателя) и племянник легендарной Ольги Берггольц. С ним, с Мишей, было не так страшно переступить порог легендарного же учебного заведения. Но всё равно страшно. Да и поступил я в институт только с третьей попытки.

И тут, в этом овеянном мировой славой институте, в 80-х годах нас, студентов-сценаристов, выдержавших все суровые экзаменационные перипетии, набралось пятнадцать человек. И готовили к профессиональной работе в кино счастливчиков так, как в школах Олимпийского резерва готовят спортсменов-олимпийцев (или раньше готовили, в СССР) – к первым местам на чемпионатах мира и олимпийскому золоту. Нашими педагогами прорабатывался буквально каждый наш, ещё не окрепший, литературный «мускул»: общая культура, сверхзадача замысла, завязка и драматургия сюжета, стилистика изложения, диалоги и всевозможные «мелочи», вообще говоря, немало влияющие на восприятие литературного сценария и много дающие режиссёру и растворяющиеся в фильме.

И если бы на киностудиях, куда мы попали после окончания ВГИКа, к нам отнеслись так же, как относились к нам шесть лет подряд наши замечательные мастера, педагоги и сотрудники легендарного института, мы бы, вне всяких сомнений, покорили мир первоклассными сценариями для не менее первоклассных же, снятых по ним, фильмов. Потому что первоклассный сценарий – как свидетельствуют корифеи мирового кинематографа – это главное в фильме! И так же, как нас, сценаристов, готовили в институте к великому будущему и других профессиональных «киношников»: режиссёров, актёров, операторов, художников-постановщиков, киноведов, мультипликаторов, а в наши дни ещё и продюсеров и экономистов.

И, как насмешка судьбы, буквально напротив ВГИКа на другой стороне улицы Вильгельма Пика (В. Пик – немецкий коммунист, один из основателей германской компартии) расположился за казалось бы неприступными стенами (но об этом позже) Институт марксизма-ленинизма – ИМЛ, главное партийное научно-исследовательское учреждение при Центральном Комитете Коммунистической партии Советского Союза!

Знали ли там, что напротив них, через улицу, много лет назад угнездился рассадник свободы и вольнодумия? ВГИК (был основан в Москве в 1919 году) Рассадник, в котором практически без остановки крутятся зарубежные, часто втихаря позаимствованные на фестивалях чёрно-белые копии цветных фильмов (я уже не помню, как называется эта технология, когда фестивальная плёнка тайно и быстро копируется методом физического контакта с цветной на чёрно-белую) – старых и новых, тут же показываются и вполне законные копии фестивальных картин и отличные, часто не рекомендованные к прокату, отечественные фильмы «с полки» Госкино. Да и просто разные замечательные отечественные и зарубежные фильмы. Впрочем, ведь этот уникальный рассадник готовил «олимпийцев», которые приносили стране «золото» – валюту от зарубежного проката фильмов и престижные места на международных фестивалях. Оттого, видать, его тут и терпели!

Правду сказать, были в дни шестилетней нашей учебы и неприятные моменты: например, «рыбный день», приходившийся на четверг. В этот день в и без того небогатой разносолами институтской столовой ничего кроме рыбных блюд ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин получить было нельзя. Ни за какие деньги. Нельзя и всё. И так в этот день было по всей стране!

Другой неприятностью оказался (во всяком случае для меня) «Научный коммунизм» на предпоследнем курсе. Преподавали нам его, конечно, довольно формально, но, тем не менее, экзамен по нему нужно было сдать. И я сознательно его почти завалил – получил тройку. А ведь шёл на красный диплом! Меня затребовал к себе мастер курса Александр Григорьевич и сказал:

– Слушай, да пересдай ты этот «коммунизм», будь он неладен, с преподавателем я договорюсь. И будет у меня на курсе ещё один с красным дипломом!

– Никак не могу, дорогой Александр Григорьевич, – ответил мастеру я. – Коммунисты вот-вот закончатся (Горбачёв уже пришёл к власти, перестройка начиналась), а у меня по ихнему «коммунизму» будет пятёрка! Меня ж совесть заест!

Бизяк только мазнул рукой. Вот так в моём дипломе (во вкладыше) и затесалась почётная тройка среди ослепительных и тоже почётных пятёрок – чего в средней школе и в других учебных заведениях, где я периодически «подучивался» со мной никогда до ВГИКа не случилось.

Однажды в обеденный перерыв, загулявшись по огромной территории ВДНХа и преступно расслабившись, я сообразил, что опаздываю на лекцию по истории советского кино (курс вела Алла Николаевна Золотухина, наш любимый педагог, впрочем, как и другие нами искренне любимые педагоги). И, чтобы сократить путь к институту (до знаменитой «дырки» в ограде ВДНХа было далеко) перемахнул каменную стену ВДНХа – к ней изнутри были подставлены какие-то ящики. А потом, неожиданно увидев перед глазами и вторую стену, не задумываясь, сходу перемахнул и её. И вдруг приземлился на территории Института марксизма-ленинизма рядом с голубыми «кремлёвскими» елями. Прыгать назад было опасно: у стены на территории ИМЛ никаких ящиков, разумеется, не было – территория была начисто вылизана, как Красная площадь, поэтому запросто перемахнуть стену обратно не представлялось возможным. И к тому же меня наверняка заметила бы и прихватила почему-то проворонившая мой преступный проступок охрана. Выход был только один: сделать неприступный и деловой вид и, отыскав глазами проходную, направиться к ней, и ногой пнуть её дверь, и пройти мимо ошарашенного охранника на улицу Вильгельма Пика, чтобы затеряться между прохожими. И на занятиях появиться вовремя.

Неприступные стены ИМЛ оказались внезапно покорёнными!

А теперь уже нет Института марксизма-ленинизма – прикрыли эту «лавочку» ещё в 1991 году, а наш ВГИК как стоял, так и стоит!

И вот, счастливые «олимпийцы», мы его окончили, чтобы с головой окунуться в счастливое будущее…

Однако для большинства из нас будущее в смысле бескрайнего счастья так и не наступило: из тёплых и нежных рук мастеров курса и педагогов института мы скользнули в холодные (и часто даже мутноватые) и опасные своей непредсказуемостью воды профессионального кино. И от этого у некоторых моих сокурсников, как я знаю, случился шок. Видимо, в институте не хватило нам ещё одного очень важного предмета, связанного с выживанием в неблагоприятной среде. Теперь в школах ввели обязательный предмет ОБЖ (Основы безопасности жизнедеятельности), но мы учились в сравнительно «мирное» время и до нас с ОБЖ дело не дошло. Но об этом после.

И вот я снова через много-много лет в родном институте! В его коридорах и кабинетах мне начинает казаться, что учёба была если и не буквально вчера, то позавчера или в крайнем случае на прошлой неделе – так ярко и навсегда отпечатались в памяти шесть лет, проведённых в стенах ВГИКа. Хотя мы и расстались с ним 1986 году, то есть, 35 лет назад.

Потому что это были ЛУЧШИЕ ШЕСТЬ ЛЕТ НАШЕЙ ЖИЗНИ!

Нашими мастерами были Александр Григорьевич Бизяк и Николай Васильевич Крючечников – воистину мастера своего дела. Нам сказочно повезло, и первый раунд у будущей профессиональной «киношной» жизни мы выиграли! Правда, на первом занятии кто-то из педагогов постарался немного охладить наш пыл, заметив нашему курсу, впервые собравшемуся вместе в институтской аудитории: как же вас всех шарахнула жизнь, что вы начали писать! (По многолетним наблюдениям педагога можно было заключить, что «с горя» не только пьют, но и пишут). Но это замечание нас нимало не насторожило и не смутило. Ведь мы же уже были законными студентами ВГИКа!

Приезжали сюда мы, заочники, раз в год в середине мая, сессия длилась до половины июня. И целый месяц мы чувствовали, что к нам, заочникам, в институте какое-то особо тёплое отношение. А в семестре между сессиями, как и положено студентам заочного отделения, нами строго выполнялись многочисленные учебные задания.

Но вот дальше, после окончания института… Дальше жизнь приготовила нам, будущим олимпийцам, сюрприз.

Мало кто (или практически никто из нашего выпуска) не прижился на студиях да и вообще в кино: налетели перепутавшие всё и вся 90-е годы, студии останавливались одна за другой и пустели, а то и вовсе закрывались. И из кино пришлось уходить. Куда? Возвращаться в театр. В литературу. В журналистику: в газеты и журналы. Начать осваивать Интернет. Это в лучшем случае. А в худшем просто искать себе любую работу, вообще не связанную с литературой и искусством.

А в институте всё ещё продолжалась жизнь: в коридорах мелькали студенты и преподаватели, в маленьких залах шли просмотры, а в аудиториях лекции и практические занятия. Я это хорошо помню, в первые годы после окончания ВГИКа я часто «к нему» приезжал – раньше сюда можно было пройти по паспорту или по диплому или даже просто переговорив с добродушным вахтёром. А теперь, говорят, нужно заказывать пропуск. Обидно. Нас окончательно отлучают от института. И ведь зря – наверное, мы могли бы принести и ему какую-то пользу, вернуть долги.

Жизнь разметала наш курс. У неё, у жизни, свои резоны. Поначалу мы ещё встречались или переписывались. А потом случилось то, что всегда происходит с выпускниками средних школ в день последнего школьного звонка поклявшимися ни при каких обстоятельствах не оставлять друг друга - мы начали друг друга терять.

До института я уже состоялся как почти профессиональный театральный драматург. Профессиональный – потому что в театрах огромной тогда ещё страны уже шли несколько моих пьес. А почти, потому что в финансовом смысле «выхлоп» (как теперь говорят), от этого был таким небольшим, что всё время приходилось искать какие-то «левые» подработки, чтобы продолжать заниматься драматургией в её высоком и настоящем смысле.

Ну, а теперь немного именно о «высоком».

Вынужденно вернувшись в театр, я написал пьесу, а на её основе и фантастическую повесть «Игра в DOOM». Пьеса была поставлена, повесть напечатана. Но с обидными сокращениями: были в ней такие отступления, что ли... Двух видов: про обычную жизнь и про новые технологии (Михаил Булгаков своим романом в романе уже много лет не даёт нам всем спокойно жить!). И те и другие «вставки», тем не менее, касались ИГРЫ. Потому что я уже давно почувствовал и понял: мы играем, и с нами играет жизнь.

Когда повесть взяли в сборник рассказов и повестей, которые при жизни одобрил к публикации в своём альманахе фантастики «Полдень XXI век» Борис Натанович Стругацкий, текст пришлось сократить из-за нехватки места. И все «вставки» из него вылетели. А были среди них и несколько, посвящённых ВГИКу. Их жалко. Потому что наше время постоянно и неумолимо уходит, течёт куда-то по своим делам, и события 80-х годов всё больше истаивают в памяти. А о самом интересном и лучшем в моей жизни институте (а я, поверьте, много где учился или пытался до ВГИКа учиться), об этой «звёздной» шестилетке точнее, чем тогда по горячим следам, мне уже, наверное, не написать. Ну а повесть свою я надеюсь когда-нибудь опубликовать целиком...

Фрагмент из повести «Игра в DOOM» читайте здесь.

Андрей Зинчук

Иллюстрации:

авторы воспоминаний и Александр Бизяк в разные поры жизни;

знаменитая скульптурная композиция Веры Мухиной

«Рабочий и колхозница»;

здание легендарного ВГИКа.

Киноленты отреставрировала Татьяна Литвинова