Высоцкий и Жванецкий

Об одном общем феномене творчества

 

Часть 1

 

Предисловие

 

Сначала о Высоцком

 

Это была с моей стороны не просто любовь фаната. Повальное увлечение им, начиная с самых первых нелегальных записей, потом коллекционирование пластинок, погоня за каждой новой песней, и только позднее – фильмы и театральные постановки – всё это было – и у моего поколения сверстников, и у последующих. О том, как его запрещали, как долго и упорно власть ему постоянно мешала, может быть, ещё расскажу, причём на конкретных примерах, с моим прямым или косвенным участием.

Но. Сейчас я не об этом. Меня много лет занимали мысли о загадках его популярности, мне очень хотелось исследовать его феномен, но никак не получалось: я понял, что уже не смогу, не хватит времени по жизни. Мучило, однако, не доведённое желание – как сформулировать главное, что составило бы суть феномена Высоцкого…

 

Теперь о Жванецком

 

С ним, казалось, всё абсолютно ясно: он достиг такого контакта со слушателями, такого доверия и искренности, какие представить трудно. И, тем не менее, за счёт чего? Талант, любовь к людям, сочувствие к трудностям их обыденной жизни, помощь в преодолении бюрократических и чиновничьих препон, снятие напряжения в любых ситуациях и установка на оптимизм. Это всё налицо, но это – результат творчества, а вот за счёт чего, какими средствами это достигается? В отличие от Высоцкого, я не думал изучать Жванецкого. Но время от времени приходили те же мысли о загадке феномена.

Они, Высоцкий и Жванецкий, встречались, Михаил Михайлович описал некоторые встречи, особенно с участием Марины Влади. Как всегда, с юмором и с огромным уважением к Владимиру Семёновичу. Но мне бы и в голову не пришло их сравнивать. Однако многолетние мысли «на полях» о феномене творчества вдруг однажды совпали. Я понял, что не успею провести полноценное исследование, а потому остановлюсь только на одном необычном и, как мне отчётливо показалось, общем свойстве в творчестве двух великих художников, творящих в совершенно разных жанрах искусства и сферах культуры…

 

Перехожу к сути своего поиска

 

Остановимся на некоторых текстах песен Высоцкого.

Хочу выделить из сотен – три песни, оставившие сильнейшее впечатление – и при первом прослушивании, и при каждом последующем, неизменно, в течение многих лет, не снижающееся, а напротив, растущее – и при жизни, и после смерти великого современника. И до сих пор. И всякий раз возникал вопрос: что это за произведение, за счёт чего такое воздействие на общество? 

Речь веду о трёх шедеврах: «Охота на волков», «Банька по-белому» и «Баллада о детстве».

Когда я впервые услышал «Охоту на волков», то испытал сильные чувства и мороз по коже. Неизменно это повторялось при каждом прослушивании. Повествование идёт от лица волка, одного из стаи, которую преследуют охотники:

 

 

Сюжет острый сам по себе… Драматизм ситуации – в противоречии между природой волка – сурового, сильного, независимого животного – и преследованием жестоких егерей, вооружённых винтовками и хладнокровно  убивающих волков на расстоянии, при этом ещё и  с ритуалом травли с красными флажками: 

 

 

И – припев, звучащий четырежды в песне:

 

 

Тут соединяется идея несправедливости, нечестных, неравных условий борьбы и жажды свободы, стремления вырваться из этого ада: «на снегу кувыркаются волки…» Преодоление установленной охотниками системой преследования связана со страхом (тут напрашивается аналогия с Евтушенко, с его «Монологом голубого песца»), однако один волк преодолевает страх и вырывается ценой чудовищных усилий из безнадёжного плена на свободу…

 

 

Всё в этой песне прекрасно – и сюжет, и идеи свободы и рабства, страстной жажды свободы. Это, помноженное на страсть исполнения, с отдачей эмоций, на которую способен был только этот великий певец с неповторимым тембром и окраской голоса. В течение пяти минут исполнения потрясённый слушатель воспринимает совершенно законченное произведение высокого накала. При этом от прослушивания много раз волнения слушателя не снижается.

И всякий раз я думал – отчего?..

Спустя годы, я вновь вспомнил «Охоту на волков», прочтя сильнейший роман «Плаха» Чингиза Айтматова, в то время уже признанного классика. Судьба пары волков – Ташчайнара  и Акбары – потрясает вплетением их судеб в жизнь людей. Впрочем, главной героиней романа остаётся волчица Акбара, которую писатель наделяет человеческим мышлением. И так же, как в балладе Высоцкого, животные в романе обладают более высокими моральными качествами, чем жестокие охотники, а точнее, браконьеры, люди низкой  морали.

Прочитав запоем роман, который произвёл очень сильное впечатление, я вспомнил «Охоту на волков», и, прослушав её вновь, подумал: ну как же, как Высоцкий смог в короткой песне выразить по существу практически всё, что описано в романе? Всё, если говорить о главном – идее отношений между человеком и животным, об отношении человека к природе, проблемах морального выбора. Никакого принижения, ни малейшего, я не испытывал, конечно, по отношению к роману, как большому эпическому произведению. 

Но всё же – как это удалось барду влить в песню эмоции эпоса?!

 

А потом Была «Банька по-белому». Другая по стилю и сверхзадаче. Такая неторопливая элегия, но опять философская, глубокая, насыщенная проникающими эмоциями воспоминаний…

 

 

Повествование идёт от лица героя, пережившего все ужасы сталинских лагерей  в самый жестокий период их истории. В отличие от «Охоты на волков», её динамики, тут воспоминание о прожитой жизни и осознание её тщетности, в итоге – безысходности:

 

 

И итог, безрадостный:

 

 

«Банька» написана в том же 1968 году, что и «Охота но волков». А через семь лет появляется ещё один шедевр – «Баллада о детстве». Вероятно, Высоцкий хотел продолжить идею «Баньки по-белому» на более существенном охвате судьбы. Но. Сразу подчёркиваю: тогда я их не соединял, так как слушать её пришлось гораздо позднее и вперемешку со множеством других песен, при их недоступности постоянно прорывающихся к слушателю через преграды… И поэтому мои воспоминания вовсе не связаны с хронологией их создания.

«Баллада о детстве» тоже не просто песня. Опять как жанр скорее на балладу похоже (недаром в заголовок, уже позднее, вынесли издатели это определение, не знаю, когда и с его ли участием). Баллада, но с напором страсти памфлета. Думаю, эти философские произведения Владимира Высоцкого надо отдельно исследовать на предмет жанра. Сейчас же – не об этом, а о феномене воздействия. 

Текст объёмный, целых 37 четверостиший. 

Это тоже рассказ о жизни, но полный динамики, изложенный без пауз, потоком, по большому счёту, описание всей жизни лирического героя, во многом автобиографическое, но изложенное так, что отражает судьбу целого поколения людей, проживших свою жизнь в России. 

 

 

И сходу фон времени:

 

 

И сразу заявка на откровенность:

 

 

И дальше – изумительные образы, характеры, ситуации, в которых жила вся страна:

 

 

Конечно, не только талант рассказчика, не только художника, но и человека, глубоко знающего  и чувствующего историю. Но как (!) – в три четверостишия так ёмко вложить человеческие судьбы в простом диалоге соседей, людей абсолютно разных, но проживших под общим прессом Системы:

 

 

И потом, как точно:

 

 

Больше всего поражает в балладе портрет времени, общность судеб поколений и родителей, описанная в предшествующих куплетах, и дальше, уже наших, современников Высоцкого (я только на полтора года младше него).  Причём совпадения с событиями в собственной жизни буквально по строчкам, конечно, переживал каждый из нас. Приведу свои:

 

– «Пленных гонят – чего ж мы дрожим?!»

– Видел я, как водили по улицам пленных немцев и сразу после войны, в 45-м-46-м, и позднее, причём в разных городах – и в Ереване, и в Ростове, и в Москве – во время семейных переездов. И помню это неприятное ощущение: страшные проклятья, которые испытывало детское сознание по отношению к врагам в течение нескольких лет, теперь, когда они идут под конвоем, жалкие, беспомощные – трудно передать… И ненависти уже нет, но и жалости тоже…

 

 

– Мой отец не пришёл и не мог прийти с трофеями, но вот отец Генки – молчаливый сосед по самаркандскому двору – фотограф – привёз разные немецкие материалы, использовал в фотографии, где работал, а позднее, увидев наше с братом увлечение фотографией, подарил негативы виньеток, которые мы потом много лет использовали в контактной печати, удивляя родных и друзей. Да и мы с братом начали заниматься фотографией, когда уговорили отца приобрести на чёрном рынке немецкий фотоаппарат, который открывался гармошкой с выдвигаемым объективом. Этот рынок работал в Самарканде по воскресеньям, и там можно было приобрести что угодно, самые невероятные вещи и предметы обихода буквально за копейки. Конечно, формально это было незаконно, но энкаведешники закрывали на это глаза, понимая, что простым фронтовикам, особенно инвалидам, надо как-то выживать, спасаясь от голода…

– «Все – от нас до почти годовалых –

   Толковища вели до кровянки»

– Так это ж через забор от нашего двора, в заброшенном уголке двора Дома пионеров, у нашего класса было место для «толковища» – дуэлей для выяснения отношений, кто сильнее. Существовало негласное представление о первенстве пацанов, но его можно было изменить посредством честного кулачного боя. Был постоянный судья из наиболее крутых, даже фамилию вспомнил, не хочу приводить, и наблюдатель, следящий за поединком и  сообщающий о нарушениях правил, в связи с чем поединок останавливался, и нарушителю делалось предупреждение. Правила были установлены постоянные, из которых главное было «лежачего не бьют» и бить можно было только голыми руками, не ниже пояса, нельзя было отталкивать соперника. 

Перед началом боя судья спрашивал у соперников: «до крови» или «до хватит»? Присутствующие зрители могли своими выкриками выражать своё мнение, но решающее слово за дуэлянтами. Обычно было принято и затем утвердилось «до хватит», то есть до момента, когда один из противников сдаётся. Это по общему мнению было более справедливо, поскольку истекая кровью боец мог продолжать бой и победить. 

Проигравшего сражение никогда не унижали, ведь он честно дрался за свою честь и проиграл, да и право реванша у него оставалось…  

– «А в подвалах и полуподвалах

    Ребятишкам хотелось под танки»

– Ну, да, именно так: мы вечерами собирались на пустыре возле нашего двора и делились разговорами о героях только что минувшей войны, и нас охватывало сожаление, что мы не успели повоевать за свою родину в силу возраста, а ещё, зная из радио и печати, из школьных уроков о подвигах и мужестве героев, мы постоянно мучились сомнениями – сможем ли мы… И вот разные дети, в том числе и не из нашего двора, проводили всякие эксперименты с демонстрацией мужества: попытки всаживания игл в руку или ногу, и даже под ноготь пальца, вырезания звезды на спине, ноге или руке. Я был помладше экспериментаторов и как бы не имел обязательств перед ними на равных, поэтому, боясь опозориться, не звезду, но разные порезы на запястье и на локте сделал, скрывая раны от родителей. Шрамы от них остались на долгие годы…

 

Баллада не предусматривала оценки – осуждения или напротив – согласия, это хроника прошедшей жизни двух или трёх поколений живущих в России. И заканчивается уверенным  императивом:

 

 

В этом куплете, Высоцкий добавлял строгую, даже как бы угрожающую интонацию, подчёркивая  жёсткий стиль неумолимой эпохи…

«Банька по белому» и «Баллада о детстве» владели моим воображением именно в связи с фундаментальным отражением Эпохи.   

И опять вспомнил Чингиза Айтматова, другой его великий роман – «И дольше века длится день».

Заголовок уже настраивал на философский лад. Под этим заголовком роман и был опубликован в «Новом мире» в 1980-м году. Это строка из стихотворения Бориса Леонидовича Пастернака «Единственные дни» 1959 года.

Оно начинается так:

 

 

И заканчивается:

 

 

Мысль о том, что каждый день неповторим и единствен, значимость которого важнее текущего времени. 

Переиздание романа в 1984-м уже под названием «Буранный полустанок» делает акцент на пространстве, которое напрямую связано со временем: 

«Поезда в этих краях шли с востока на запад и с запада на восток. А по сторонам от железной дороги в этих краях лежали великие пустынные пространства». 

И маленькая железнодорожная станция Торетам приобретает большое значение, потому что «В этих краях любые расстояния измерялись применительно к железной дороге, как от Гринвичского меридиана».

Смотритель маленькой станции Едигей, всю жизнь проведший на ней, неизменно, каждый день, выполняющий одни и те же операции, зная свое предназначение (ведь без него поезда не смогут передвигаться с востока на запад и с запада на восток), казался вечным.  

Но возле маленькой станции построят космодром Бойконур. Время изменило акценты и приоритеты. И мудрому старику Едигею не оставалось ничего другого, кроме как умереть.

И он умер. Но прибывшие похоронить Едигея члены семьи и односельчане, неожиданно для себя узнают, что и кладбища уже нет, на его месте космодром, с которого взлетают железные ракеты, окутывая все пространство, в котором они жили, облаком…

«Белое облако Чингизхана» – ещё одна глава, добавленная в роман в 1990-м году, наконец, завершает, к радости автора, роман в том виде, как ему хотелось, замыкая связь веков от Чингисхана до поэта Чингиза…

И в этой, заключительной, главе вновь, как раньше в «Плахе», появляются животные – лисица, верблюд, волки, которых Айтматов наделяет свойствами людей, снимая границы между людьми и животными в великом пространстве Природы. Где можно увидеть, что и животные могут быть выше и чище людей в вечной борьбе добра и зла.

И опять, читая Айтматова, я вспомнил две баллады Высоцкого – «Баньку по-белому» и «Балладу о детстве» – такие разные, но об одном – о прожитой жизни. Своей, но рассказанной как о жизни поколения на фоне вечного Времени и Пространства… 

 

Окончание следует

 

Иллюстрации. Свободный интернет-доступ

 

Александр Акопов