* * *
Умерьте прихоти свои
Для мастерства и постоянства.
Загромождённое пространство
Освободите для любви.
Освободитесь для того,
Что вам любезнее всего.
Для хитрой музы косоглазой,
Чей быстрый взгляд не уловить,
Чтоб разгадать – и удивить
Читателя внезапной фразой.
И для мозолистых ремёсел,
И для тончайшего шитья.
Не для ответов – для вопросов.
Да что об этом знаю я?
Но в воду брошенный – плыви,
Стоптав семь пар сандалий, –
странствуй,
Освобождая для любви
Души стеснённое пространство.
* * *
Я одиночеством опрятным
Не тщусь насмешниц умилять.
Я в этом городе проклятом
Давно приучен умирать.
Непостижима божья цель.
Отдать голодному желанье –
Вот жадный смысл расставанья.
А может, смысл жизни всей?
Да нет.
Я думаю – не так.
Меня догонит жёлтый лютик
И, как щенок, который любит, –
Уткнётся мордочкой в башмак.
Какую радостную весть
Мне обещает день погожий?
Я улыбнусь тебе, прохожий,
И это – лучшее, что есть.
* * *
Гроза засеяла дороги –
Так густо – зёрнами небес.
И не пройти уже окрест,
Не натянув сапог на ноги.
Пропали птицы. Да и я
Притих, покуда всё не выльет.
И не хватает вёсел (крыльев?)
Для моего житья-бытья.
Не притворяюсь безучастным.
Я нищ. И, Господи, прости,
Что не припас медяк в горсти,
Чтобы подать его несчастным.
Нас слишком много на Руси –
Врасплох застигнутых грозою,
Бедою.
Господи, прости
За всё, хоть я того не стою.
На лужах пляшут пузырьки –
Как на огне вода в кастрюльке.
А из окна глядит бабулька
Без радости и без тоски.
1999, осень
И тяжело вздыхают клумбы.
Желтеет осень по дворам.
И птиц безвестные колумбы
Плывут к загадочным мирам.
Рядком на грядке перерытой
Под солнцем сушатся плоды.
И не сулят больших открытий
Простые сельские труды.
Пора почистить дымоходы
И запасти побольше дров.
И не желать иной свободы,
И не искать иных миров.
Не надо больше резать вены,
Не спать и долго жечь огни…
И если есть душа вселенной –
Она заметней в эти дни.
* * *
Я – волк. Мои глаза в лесу.
В слезах тоски неразрешимой,
Судьбе покорствуя, несу
Свой крест, обещанный вершине.
Во тьме желаний и притворства,
Теряя мужество и стыд,
От колыбели до погоста
Худое тело добежит.
Лишь иногда блеснут случайно
Ответной нежностью глаза,
Какой-то радостью печальной.
И всё… и вместе быть нельзя.
Но нет! Ещё мы будем живы,
И переменчивы, и лживы,
Коварны, искренни, нежны,
Друг другу будем мы нужны.
Душа затеет обожанье.
Она на глупости легка, –
Когда порадует пожатьем
Твоя весёлая рука.
* * *
Какие грустные глаза
У заблудившейся дороги.
К шажку шажок прибавь – и что
Получишь в сумме и в итоге?
В такой окажешься чащобе,
Где даже птица не поёт.
Что лишь и выдохнешь: ну, вот!
И, погодя, вздохнёшь: ещё бы…
Всего важней ориентиры:
На карте цепкие пунктиры,
В уме – добра определенье
И сердца чуткое биенье.
И лишь тогда,
И лишь тогда,
Даст Бог, ещё дойду до цели.
А нет – так тоже не беда,
Ведь жил.
А вы чего хотели?
* * *
Не добивай того, кто жив
И вопреки всему стремится
Допеть нехитрый свой мотив
И допридумать небылицы.
Во тьме так стонут половицы,
Так ветер прячется в трубе.
Так тает лёд. Так время длится.
Так размышляют о судьбе.
И неизбежно, как вращенье
Земли, – проходят чередой
Ошибки – следом за прощеньем,
Прозренье – следом за бедой.
Клубится время по спирали.
Всё больше войн и больше вдов.
И жизнь – не более чем вздох
Неубывающей печали.
* * *
Ещё придут цветы из влажных почв и света.
К ним руки протяни
И вазу приготовь.
Следы цветов пересекают лето,
Как память о любви,
Как память и любовь.
Я дилетант в афёрах колорита
И в сфере лепестков. Но почему
В жару болезни плачу: приведите
Ко мне мой мак или меня к нему?
Цветам и лошадям устраивают скачки.
Но я люблю невыставочный мак,
Который к нам заходит просто так
И долго воду пьёт. И это что-то значит.
Иссякнет мак. Но будто выжидая
Ещё чего (хотя чего ж ещё?), –
Как многоточие, три маковки блуждают.
И значит – не конец. И сказано не всё…
Последствия цветов одаривают лаской.
Так вот чем обернулась жизнь садов!
Ты весела, и правят мной по-царски
Волшебные последствия цветов.
И Александра, Радость-Александра
Пришла в июле, маленькая, чтоб
Застать в цветах веранды и мансарды.
И это был ещё один цветок.
* * *
Тяжеловесные июльские леса.
Листва и лень. Медлительное лето.
Пересыхает речь, и лишь глаза,
Прищурившись, следят за белым светом.
Легко ли мне? – Что я скажу в ответ?
Что влагу местных почв
привычно
тянут корни,
Что весело за облаком вослед
Подняться и лететь, меняя цвет и форму.
И повернуть назад, где что-то есть
Влекущее в давно знакомых лицах.
Провинция мне кажется столицей
Всех чувств моих, какие – только здесь.
* * *
В. Куликову
Печаль разглаживаю в чаще,
По лугу влажному брожу
И за кузнечиком слежу
Или за мушкой немудрящей.
Или завидую ужу.
Во всём покой и равновесье.
Но ветер баловать начнёт,
И лес, как девушке – повеса,
Деревне издали кивнёт…
А я в ней рос…
Когда устану
Жить, как живу, когда смогу,
Вернусь, уткнусь в подол поляны,
Цветами сердце обожгу.
* * *
Может быть, я устал от того,
Что земля – на подошвах
и дождь – в волосах,
А душа – в небесах.
Или хуже того.
Может быть, я устал от того,
Что две трети во мне одиночества,
Или лучше сказать – многоточия…
Или хуже того.
……………………………………
Может быть, и живу потому,
Что земля – под ногами и ветер груб.
И две трети моих во мне
Напряглись возле сжатых губ.
* * *
Достать бадью из чёрного колодца
С прохладным сном
и жадно пригубить
Той тьмы и немоты, чтобы забыть
О собственном неназванном уродстве.
Не избегать зеркал и фотокамер,
Публичных мест, незначащих речей…
Но вот ведь что:
мне легче с чудаками
И проще среди стареньких вещей.
Мне нравится рассадник лопуховый,
Где шаг почти не слышен при ходьбе,
И глупый вид собаки бестолковой,
Что чудным зверем кажется себе.
* * *
А я ещё плыву, и бездны подо мной!..
Н. Гнедич
А я ещё живу и, напрягая зренье,
Пытаюсь распознать насущности черты,
И в безобразии – изнанку красоты,
И сладость лета – в горечи кореньев.
Зелёной тяжестью измучены леса,
И духотою город переполнен.
И лёгких ласточек роняют небеса
Перед грозой, почти догнавшей полдень.
И боязно хоть что-нибудь узнать
Из тайн судьбы и скрытых настроений.
Здесь можно жить, но так и не понять
В привычках улочек – вселенских откровений.
Провинция. А всмотришься – страна:
Меняют ценники и с рук торгуют брагой…
А я ещё плыву, давясь солёной влагой,
И бездна подо мной, и надо мной она.
* * *
Устаёт моё время
Быть весёлым и сильным.
Всё короче минуты, а тени, напротив, длинней.
Засыпают пески города
И стрекоз над водою чернильной,
И плывут над пустыней пирамиды теней.
Мириады миров умирают на клумбах вселенной,
Не успеешь понять, изменить выраженье лица.
Не грусти, моя радость,
о жизни почти что мгновенной,
Подивись, если сможешь, что она не имеет конца.
По всему мирозданью летят разноцветные брызги,
Вскрики звёзд достигают до чуткого слуха зверья.
Я цепляюсь за жизнь, даже если судьбою капризной
Ничего не дано, кроме зрения и сентября.
* * *
Когда я устану идти за надеждой,
За её барабаном бодрящим
И флейтой, влекущей и нежной, –
Я буду жить
Настоящим.
Это дождь нагоняет тоску на листву,
На укроп и на хмель веселящий.
И, спасаясь, бежит существо – к существу
И спасается тем.
Настоящим.
А улитка прилипла к изнанке листа,
Что осталась сухой и нагретой…
И у каждого в сердце – своя пустота
Для тугих барабанов и флейты.
© Юрий Разгуляев, 1999–2013.
© 45-я параллель, 2014.