Алёна Бабанская

Алёна Бабанская

Четвёртое измерение № 19 (44) от 11 июля 2007 года

Пока Вивальди сердце пилит...

 
человек
 

Человек о двух ногах и голове

По блестящей проходился мураве.

Проходился, как родился, нагишом,

Мураве он приходился мурашом.
 

Человек о голове и двух ногах

Несвободный, точно речка в берегах,

Где пескарь сверкает боком слюдяным.

Пескарю он приходился водяным.
 

Человек о двух ногах и голове

Сокрушался о небесной синеве,

Да макушку частым дождиком чесал:

Отчего же не пускают в небеса?
 

Человек о двух ногах и голове

Не напрасно тосковал по синеве,

Не напрасно проходился босиком:

Синеве он приходился мотыльком...
 

пастораль
 

небесный свод стремится вниз

как будто перезревший плод

проистекая тучи из

а ты стоишь намокший под.
 

ты состоящий счастья из

иль может горя на краю

по коже луж проходит бриз

ероша рыбью чешую
 

воды в траве снуют скворцы

каких незнамо ищут блох

а сад цветущий под уздцы

выводит крепкорогий бог
 

ты даже слышишь стук подков

звенящий в паузах строки

и сад со взмыленных боков

роняет пены лепестки
 
эйфория
 

Не осталось ничего от эйфории,

Будто вовсе не летали, не парили,

Не барахтались на облаке румяном,

Ни жасмином не дышали, ни шафраном.
 

Не осталось ничего от эйфории,

Непонятно, что такое натворили.

Дули на воду, о будущем радели

Облака над горизонтом поредели…
 

Солнце медное вытягивало тени,

Незаметно холодело в средостенье.

Лес щетинился ветвями, воронёный -

частый гребень, Василисой обронённый.
 

Выдували стеклодувы лёд узорный,

одарили зеркалами люд озёрный –

Водяные щеголяли сединою,

Похвалялись чешуею слюдяною.
 

На карнизах нос повесили ледышки.

Снегопады разбазарили излишки.

Не осталось ничего от эйфории,

Точно в стужу наши души отворили...
 

драже
 

Я живу – неизвестно кому,

с головой, обращённой во тьму,

с головой, обращённой во вне,

к деревам на другой стороне.
 

Я не знаю, какие слова,

прорастают во мне в дерева,

в плеск воды, убегающий ниц,

с промелькнувшими бликами лиц.
 

Я смотрю от зари до темна,

как жируют в реке времена,

точно бродят пескарь и налим

в полнолуния белый налив.
 

Я не знаю, какого рожна,

никому ничего не должна,

но как будто стою на посту:

стерегу – красоту? пустоту?
 

Я живу в опоздавшей стране,

с головой, обращённой к войне,

с головой, обращённой к труду:

подудеть в мировую дуду,
 

и блистающих звуков драже

растворить в мировом мираже…
 
пчёлы
 

Заправлены пчёлы неправильным мёдом:

декабрьскою стужей, полуночным бредом.

Во тьме притаились деревья-скелеты,

плечистые краны, бетонные соты.
 

Роятся, несутся земле параллельно,

понять мудрено ритуальные танцы,

мелькают в огнях запорошенных станций –

холодные жала зимы акварельной.
 

Неправильным звоном заправлены пчёлки:

железною хваткой, нордическим зудом.

А пасечник вышел. Проказа? Простуда?

А пасечник умер. Похоже, надолго.
 
обещание
 

Мы и тебя подучим

столбняк пережить осенний.

Своим словесам паучьим,

дремучим, как сок растений,
 

который течёт в гортани,

горчит безо всякой скорби.

А если горчить не станет,

то просто – засохли корни.
 

Вот видишь, уже морочим,

играем со смыслом в прятки.

Сочится туман молочный,

из каждой небесной складки.
 

Мы и тебя подучим:

размякший, как воск в ладони,

пойдёшь за звездой падучей,

да кто же ее уронит…
 

на уровне ласточек
 

На уровне ласточек – щебет и свист –

Висит небосклон, беззаботен и чист,

Висит небосклон, благосклонен,

Светило катая в ладони,

Как будто по блюдцу с лазурной каймой,

А мы, позабыв о юдоли земной,

Лежим на российской равнине,

Вплетённые в запах полыни.

Лежим и глядим в голубой небосвод,

Как в нём невесомое время плывёт.

А, ежели будем, как дети,

То, может, оно не заметит

В цветочном ковре – свысока? с высоты?

Подумает, может, мы тоже – цветы

С обычной цветочной судьбой:

Стеречь небосвод голубой.
 
листопад
 

Я смотрю на кроны кленов просветлённых,

Между прошлым и грядущим разветвлённых.

Там завелся золотистый шелкопряд:

Листовертень, листоедень, листопад.
 

Мы, похоже, скоро станем мудрецами,

Рассмеемся, побежим за леденцами.

Колыхнёся под ногами звукоряд:

Листовертень, листоедень, листопад.
 

В расписной небесной печке изразцовой,

До сих пор сияет солнце образцово.

У берёз на платьях множество заплат –

Листовертень, листоедень, листопад…
 

труба (2)
 

Проснёшься от мысли, что дело – труба,

И мокрую прядку откинешь со лба.

На столбике ртутном застывший январь,

Что жизнь промелькнула – поспоришь едва ль.

А всё ожидаешь внезапных чудес,

Глядишь в пустоту полинялых небес,

Где меткой прозрачною месяц с утра,

Где дремлют, обнявшись хвостами, ветра.
 

Горячую прядку откинешь со лба,

Сквозь пальцы и поры струится судьба,

Так с неба летит ледяная пыльца.

И кто-то глядит, но не видно лица,

(Поскольку морозный узор на стекле,

Поскольку ленивые мысли в тепле.)

Там, кажется, ангел расселся в тоске

С огромною дыркой на левом носке.
 

пока Вивальди…
 

Пока Вивальди скрипки точит,

Пока Вивальди сердце пилит –

Субтильный снег летит, где хочет,

Вздыхает ветер – аки спирит,
 

Пока Вивальди сыплет стружкой,

Пока колдует над пассажем,

Влюбились мы – дурак с дурнушкой,

Но никому о нас не скажем.

 

Пока маэстро строит козни,

Мешает звуки в хрупкой склянке.

Октябрьский воздух всё морозней:

Пора вострить коньки да санки!
 

Ты не находишь, стали зыбки

Как будто выцвели – пейзажи?

Ах, это, друг мой, скрипки, скрипки,

Мы никому о них не скажем.
 
© Алёна Бабанская, 2006-2007.
© 45-я параллель, 2007.