по складам, по проводам,
где, нахохлившись, сидит
разнопёрый алфавит.
Хоть куском его кори,
встрепенётся до зари,
недоверчив и горласт,
разлетаться он горазд.
неприрученный букварь:
Я читаю по складам,
по складам, по неводам,
по дымящейся ухе,
по хвостам да шелухе.
Сколько спрятала река
краснопёрки, чебака,
у затопленных коряг
сом угрюмый, как варяг.
Только мимо проплыло
Я читаю по складам,
По складам, по городам,
по собакам на селе,
мужикам навеселе,
по заборам, по крестам,
по заброшенным местам,
по рыжеющей стерне,
по редеющей родне,
отчего же так болит,
кровеносный алфавит?
Под берёзы разбросали армяки?
Ой, негоже, ой негоже:
Что ж вы, тени, разбежались по полям,
По синицам, по песцам, по соболям?
Возле солнечной поляны
Что ж вы, тени, загустели киселём
Над оранжевым фонарным пузырём?
Он и так роняет слёзки
Что ж вы, тени, поднебесная смола,
Чёрной стаей забираетесь в слова?
До утра молчит, как рыба,
Темноты речная глыба.
Спешит сентябрь на тонких лапках.
Я не пойму, что он за птица,
В тумане войлочном гнездится.
Везде сует свой нос досужий,
Без остановки мерит лужи,
И, вопреки дождливой хмари,
Внутри темно, и тьма такая,
Как будто исподволь толкает,
Спешит сентябрь на тонких ножках,
Спешит к подъезду неотложка,
к соседке. В цепких лапках птичьих
Не трепыхается добыча:
Ей опротивело до рвоты
Его болото.
стоеросовых мужчин.
Вьются белые облатки
Над простором взбита пена
силою маховика.
Стало снега по колено:
С небывалою сноровкой,
под небесный стук колес,
всё, слепила. Нос – морковкой.
Тоже будет – стоерос.
ни листвы, облетающей споро,
ни ковра из мерцающих яблок,
Там, в пространстве, отпущенном зренью,
неприметные дни и селенья
застилает туман до полудня.
птиц, летящих в далёкие страны.
Запах тленья, и горький и пряный.
Обвернёшься платком шерстяным,
Лето красное помре
В одиночку.
Раздобрели облака,
Даже вымокли слегка
Скучно в нашем городу,
Ум и сердце не в ладу,
А в разладе.
Касса справок не дает,
Каждый вовремя умрёт
За осенний беспредел
Лес померк и поредел
Хохломою.
Чуя банковский обвал,
Наш Кащей затосковал
Даже леший морщит плешь,
Но туман густой, хоть режь
Втихомолку.
А царевич, не дурак,
Обернулся и в овраг
За ворота нипочём
Не заманишь калачом
Сядем сиднем…
Коли выйдем за порог
Встретят Даждьбог и Сварог –
В нашей сказочной дыре
Лето красное помре
В одиночку.
И под космами дождя
Как воробышки грустят
Печаль-сестра
Помимо Волги и Днестра,
Помимо солнца и весны,
Помимо жителей лесных:
Проворных соек и куниц,
Помимо вторника, среды,
Сметая шаткие мосты,
Подтопит берег до бровей,
Где басням верит соловей,
От ледяной её волны
И день, и ночь саднит река,
Как долгий кашель старика.
Горит печаль моя, светла,
Казалась выжженной дотла
И даже трещинки по дну.
Но всё равно я в ней тону…
Если жизнь не твоя, если смерть не твоя?
Заказали одежду – и платят,
На себя примеряешь бескровный простор,
Километры, прошитые ниткой простой,
Мы видали и лучше батисты,
Засмотревшись, роняешь иголку впотьмах
В облысевший ракитник на белых холмах,
Там, где ветер отчаянно плачет,
Отложи на минуту свое ремесло,
Как, скажи, уходить в мировое зеро?
Не случиться ль какого убытка,
Если просто – оборвана нитка?
Александр Анашкин
там, звуки осыпаются с панно,
поскольку выводились впопыхах
скрипучими моторами в жуках,
жирующих в коричневых плащах
на ветреных берёзах и хвощах.
Там, кажется, сражение – зер гуд:
бумажные солдатики бегут.
там музыка батальная слышна,
там речь исповедальная смешна,
там пешки предприимчивей ферзя,
тебе нельзя, тебе туда нельзя.
Чужая жизнь пестра, как синема,
чужая жизнь потёмки колыма.
А ты стоишь, соломинка во рту,
глядишь заворожённо в пустоту.
извечно ни при ком и ни при чём –
скрипичным отмыкающим ключом.
Все орешки нынче без изъяна,
Так и сыплют – ядрышко к ядру
И ложатся бёдрышко к бедру.
Даром, что во фраке деревянном,
Но живых живее фортепьяно,
Молоточки стукают хитро
Забивают гвоздики в нутро.
Звуки разгрызает фортепьяно
Несмотря на место, несмотря на
Времена, не сыщешь подходящих,
Вновь оно играет в чёрный ящик:
Музыканта за руки схватив
колки
У меня в кармане слова, слова,
У меня в кармане страна, страна:
Чуть левее Волга, правей Двина.
У меня в кармане земля, земля,
У меня под сердцем змея, змея.
Столько птиц натолкано в рукаве:
В каждой складке шёлковой – соловей.
За подкладкой свежие козыря,
За калиткой нежные егеря,
Самодуры, бражники, игроки…
И душа намотана на колки,
Ведь, покуда тонко звенит струна,
Будут слева Волга, правей Двина.
Позывные любви – вне закона.
Я с пристрастьем неделю, другую
Сообщенья твои пеленгую,
Не скуплюсь на шпионские штучки,
Стынет гель в симпатической ручке,
Мы ведь тоже – видавшие виды,
Ты пароли и явки мне выдай,
Ведь готовы уже к перехвату
Стаи певчих, клювастых, пернатых:
Стерегут непрестанно границу,
Где секретное сердце хранится.