Борис
Чечельницкий

Баллада о бумаге

Что сказочный сюжет не повторим

Я осознал, горланя а капелла,

Покуда рвал несчастных Братьев Гримм.

Бумага подчинялась и терпела.

Не абитуриент, не аспирант.

Душа ещё светла, не огрубела.

На пропись клякса падала с пера.

Бумага подчинялась и терпела.

Сны про девчонок комкали кровать,

Но, вслух не проронив ни децибела,

Я начал ЭТО с кровью рифмовать.

Бумага подчинялась и терпела.

Богемных сводов мрачный антураж.

Трясущейся рукой оторопело

Я полчаса подписывал тираж.

Бумага подчинялась и терпела.

Лет шестьдесят строчил, как оверлок,

Но подустал и рухнул переспело.

«Скончался гений» – молвит некролог.

Бумага подчинилась и стерпела.

А отпрыск мой, ссылаясь на цейтнот,

Без устали эратит и эвтерпит,

Затаривая строчками блокнот,

Задаривая строчками блокнот.

Бумага подчиняется и терпит.

* * *

Гуманитарные науки

Он изучал в одной из школ.

С тех пор он знает «аз» и «буки»,

А также «веди» и «глагол».

Он знает – есть в футболе гол

И гол, когда украли брюки.

(Весьма дешёвенький прикол,

Но он простит за эти трюки).

Он был всегда в своём уме,

А в чём он был «ни бе ни ме»

Я не узнал, его проведав,

Но как-то раз в Стране Советов

Он стал плести венки сонетов,

А не корзины с макраме.

ЗОЖ

Становлюсь всё плотней и кряжистей.

Я увлёкся подъёмом тяжестей.

Не сижу за компом и в телеке,

А педали кручу на велике.

Интенсивнее служб несение,

Если утро провёл в бассейне я.

За любовью к своей прелестнице

На девятый бегу по лестнице,

А позднее бутыль вина, цветы

Пру к сестре её на двенадцатый.

И в Сочах не дома игорные –

Лыжи, палки и склоны горные.

Сельдерей, лук порей и брокколи.

Вы бы пресс мой рукой потрогали.

Понимаю, не очень дёшево,

Но зато похоронят ЗОЖиво.

Краткое содержание

повести Пушкина «Пиковая дама»

По скользкому насту и тающей слизи,

Питающий чувства к шуршащим банкнотам,

Бессовестный Герман подкатывал к Лизе.

Чайковский его расписал, как по нотам.

Графиня при виде трясущейся пушки

Решила, что дескать, пора помирать ей.

Уходят графини, уходят старушки,

И Герман уходит – приходит Кондратий.

* * *

Игорю Ерофееву

Кто только не следил во время оно?

Но прежде, чем сказать: «et cetera»,

Не крупную ступню Великого Петра

И скромную стопу Наполеона

Упомяну. Изъяв из пантеона,

Явлю Барклая. Тронулся с утра;

До Одера? Отнюдь. До смертного одра

И сгинул не на фоне бастиона.

За спорами учёных не слежу.

Возможно, в смерти обвинят хирурга,

Но в бронзе князь, и держит он вожжу,

И сивка-бурка, вещая каурка

Летит, а я в театре Инстербурга

Лишь пыльными подошвами слежу.

Лимерики

* * *

Живописцу из Витебска Изе

Удавались и дали и близи.

А любимая Сара,

И в пальто у базара,

И нагая под башнею в Пизе.

* * *

На параде морском в Севастополе 

Моряки через площадь протопали. 

Так чеканили шаг,

Что трёхцветный кошак

Со славянкой простился на тополе.

* * *

Проживая у склонов Алтая,

Занят был забиваньем болта я.

Околачивал ствол,

И трудился, как вол,

Превращая Шалтая в Болтая.

* * *

В хирургическом центре Испании

Ловко сделали пана из пани и

Отпустили юнца,

Что грустил без конца,

И теперь он в достойной компании.

* * *

Гарный хлопец Петро в Бангладеш

Говорил мне: «Куды ты идешь?».

Так послала страна

То ли «в» то ли «на»,

Но не помню предмет и падеж.

* * *

Церетели, гуляя по Корсике,

Пригубил неопознанный морсик и

Наваял у отеля

Че Гевару, Фиделя

И фигуристых горничных торсики.

* * *

Намедни на станции Репино

Девицы мне дали по репе. На-

Сильственно крали

Невинность украли

И книжку Захара Прилепина.

* * *

Красна девица родом из Гжели

В центре века ли, на рубеже ли,

Ходит в кобальте сплошь

От платка до галош.

Красна девица? Да неужели?

* * *

Молодая бегунья из Праги

Перед стартом натрескалась браги.

И поёт: «Бла-бла-бла…

Я последней пришла,

Потому, что на трассе овраги».

* * *

Знаменитый шаман с Лабытнанги

Видел мир изнутри и с изнанки,

Но раскрылся обман:

Предсказанья шаман

Подсмотрел в сериале о Ванге.

* * *

Неизвестный артист из Тираны

Громко вышел на киноэкраны.

Наследил, натоптал,

Как последний вандал

И уехал в далёкие страны.

* * *

Дальнобойщик Кито с Окинавы,

Где то ямы окрест, то канавы,

На капот нанизал

Небольшой кинозал.

Не увидите больше кина вы.

Ты мне веришь друг?

Наплывала тень…

… слушала его.

Николай Гумилев

Наплывала тень серого слона.

Что за дребедень? Почему она?

Молодой поэт взвился над тахтой.

Ловит силуэт нимфы молодой.

Сумерки густы; что они таят?

Вынесло хвосты млеющих наяд

В утлый кабинет из грядущих снов?

Оказалось – нет – хоботы слонов

Округлились вдруг, выплыли извне...

Ты мне веришь, друг? Ты не веришь мне.

Верила она, словно в божество.

Глупая жена слушала его.

Утро Малевича

Квадратец чёрный, словно Сенегал,

Писал с утра в широкой рамке белой.

Приблудный табор всхлипывал чавеллой.

Отвлёкся я, поскольку Марк Шагал,

Точней, летал, и не один, а с Беллой.

Их чуть не сбил летальный аппарат –

Огромный мешковатый дирижабль,

Пыль вороша, а может ворожа быль,

А мне чихать, ведь я пишу квадрат,

И кто там кружит мужики ли, бабы ль?

Чихаю на амурное «шу-шу»;

Квадрат уже черней, чем конголезец,

А Марку с Беллою вешаю лапшу,

что завтра круг такой же напишу,

И красный крест, и красный полумесяц.

* * *

Я как рыба плыву под названием рыба-топор.

Рядом рыба-пила, окольцован плавник безымянный.

(До сих пор не пойму, для чего окольцовывать рыб).

Давит толща воды, и я чувствую этот напор.

Мне б наверх, как по лестнице, длинной, надёжной, стремянной,

Не достали меня ни за что гарпуны и багры б.

Я бы через забор, даже если он водозабор

К бесконечной дорожке, бликующей, рыжей, румяной,

Слушать треск парусов или вёсел медлительный скрип.

Разглядеть, что у крейсера красная боеголовка,

А у смелых матросов растительность выше сусал.

Там пират Воробей рассекает просторы Кариб,

Под просторами Немо его торпедирует ловко.

Я бы где-нибудь поодаль тихо круги нарезал,

Где гружёные баржи везут апельсины с Магриб,

Но под боком пила, и распил довершает сверловка.