Шахматы
Стена неведенья упала! Ба!
Открылась истина – слоями.
И под ногой качнулась палуба.
Непостижимо! – Устояли!
Стреляли в сердце нам и в голову,
Скользили ноги (от воды ли?),
Едва не стали божьим оловом,
Но серафимы отводили.
В такой картине бытия расти
(И – Человеком) – Не слабо ли?
– Где корни гор дрожат от ярости,
А корни душ горят – от боли,
Где, баллистическими шахтами
Кору земную изувечив,
Блаженный мир играет в шахматы
На человеческую вечность
* * *
Ночью подсвечено небо и край земли. Снится мне детство – лета и солнца сплав.
Вот – мои деды! – Семечком проросли в детской душе Сумы и Ярославль.
Я – паутинка, ниточка… (Я – не я, а незаметная странного мира часть),
Между натянута, – силюсь свести края стран, чьи границы болью кровоточат.
– Дедушка! Дедушка! Что это за игра? Кто сочиняет правила? – Расскажи!
– Спи, моя рыбонька, я расскажу с утра. Будет вовсю июль, и беспечна – жизнь.
Вы не застали холодный, больной февраль (два паренька: ярославский и тот – из Сум),
Только во сне вас и вижу. Не буду врать, я с февраля – словно бы навесу.
Поздно не спится. Мало кому – до сна. Где-то подсвечено небо огнём войны.
Всё чаще мне кажется, держится небо на плохо пришитой пуговице Луны
Я уже была
Ощущение, – Как будто когда-то я уже была по ту сторону звёзд,
Что я – не тело, не разум, который живёт в темноте-за-глазами,
А малая часть космоса (его световая клетка,
Если бы уместно было делить его на мельчайшие частицы).
У меня есть работа. – Вот эта самая (Быть здесь, на Земле. Мной)
Она срочная, – Вахтовая что ли даже.
Но Там, за гранью есть нечто настолько невыразимо большее,
Что смешно даже пытаться описывать.
А самое важное, что пульсирует в крови: мы все – одно целое.
Оттого и больно так сейчас. Невыразимо. Потусторонне.
Смотри, – Какие красивые!
Смотри, – какие красивые, смелые люди!
С морщинками, шрамами, склеенными мечтами,
С бедой заострёнными, заспанными чертами,
С любовью и верой, среди этой дичи и люти!
С земными надеждами и с воздушными замками,
С долгами до неба, с сердцами, сшитыми заново.
Спустили сюда, (не спросили), в шатёр небесный.
Пришли баловАться, радоваться, влюбляться.
А им говорят, – Забудьте про ваши песни!
Какие вам песни? Какие вам, к черту, танцы?!
Они – нараспашку. А им говорят, – Примерьте
Звериную хватку жизни, беззвучную пляску смерти!
Они говорят, – Мы этого не просили!
Но выжить не в силах.
Смотри! – Какие красивые смертные люди!
Прохожие. Преходящие. Первые встречные.
Атланты невыносимо недолго вечные,
Считалку говорящие на распутье.
Ковчег нам пошли/спасательный шаттл, и силы нам
– Смотреть, какие красивые,
Читать их сердцем и не поминать их всуе.
Идём! – Потанцуем!
Кофейный бог.
Не сотвори кумира! – В памяти между строк.
Курится трубка мира, – Смуглый кофейный бог
(Очень земная штука!) чашку мою согрел.
Есть только я и турка. Нет ни огня, ни стрел.
Метко летят молитвы в сердца живую цель,
– Ангел на поле битвы тьму захватил в прицел.
Цепью – стихи и лица, воины и рубежи.
И продолжают литься кофе, слова и жизнь
* * *
Белый страх покидает небо,
- Запорошены все проспекты.
Предвесеннего мира треба
Исключает цвета из спектра.
Пробивает февраль билеты,
– И летят облака-вагоны.
И глядится в озёра света
Ледяная зима-Горгона.
Наши руки оцепенели,
Наши души – на грани краха.
Но на страже людей – капели!
– Тает страх, точно снег, по взмаху,
Чтобы мы сквозь зимы тоннели
До весны добрались без страха
По зёрнышку
В сумке – уйма гранатовых зёрнышек. Ветер свистнул и сразу притих.
Помани – и примчится воробышек – перелётный стремительный стих.
Сила жаркая – в зёрнах рубиновых. А земля по весне – лепота!
На развалинах, на руинах ли, – Время зёрнам моим – прорастать.
А соседи глядят недоверчиво, – Что там может уже зеленеть?
(Но задумаются тем же вечером, – Может, стоило бы и мне?)
Во дворе – первозданно и тихо. Незатейливо наше бытьё.
Не задень, одноглазое лихо, ни соседей, ни воробьёв!
Колесо бесконечно вращается. Чуть земли да немного воды...
– В зябкий мир любовь возвращается сквозь гранатовые сады
Солнечная малость
Аховый апрель. – Весна подвисла.
Ночь. Огни. Людское шапито.
Я живу в тенётах урбанизма,
И помочь не в силах мне никто!
Под окном грохочут электрички –
Исполины. С головы до пят
Бог природы здесь, увы, вторичен,
Окультурен и почти распят.
Я сдала бы пост в кругу порочном,
Но (оплот покоя – в чехарде)
Там внизу есть маленькая роща,
Прямо между веток РЖД!
В ней живёт бунтарь обыкновенный
– Соловей! Дичится темнота
Рощи. Но во мраке постепенно
Тонет мой шестнадцатый этаж.
И когда почти уже сломалась
Я под ношей и лежу на дне,
Птичья песня – солнечная малость
Душу возвращает из теней!
По утрам украдкою пою я
И слежу, как там, среди ветвей,
Сердцем, в ожидании июня,
Держит оборону соловей!
На границе апреля
Устроители тонких баррикад в твоём сердце
Сотворили на совесть: нет ни скола, ни щёлки,
Ни намёка на то, что монолитная глыба
(Без которой уже ты себя и не мыслишь)
Из сомнений и страхов, легко и внезапно
На границе апреля срывается с места,
Исчезая в потоке перелётного солнца!
Но кричит от восторга заплутавшая птица.
И трещат оголтело тиски ледостава.
– Разве стольких напрасных усилий не жалко
Для вмерзающих в лёд, потерявших надежду
Ярко-синих побегов весеннего неба?
А ты машешь с моста и вливаешься в стаю.
Заговариваешь и себя, и побеги,
И врываешься в жизнь, пробиваясь навстречу
Ярко-синему, звучному, вечному небу,
И становишься светом. Ну вот ты и дома
© Эре Тиа, 2023-2023.
© 45-я параллель, 2023.