Два молельных коврика
Два коврика молельных на стене
Из козьих шкур висят давным-давно,
И сон былые дни приносит мне,
Которым повториться не дано.
Родители творили свой намаз,
И с неба опускалась благодать,
Но пробил час, когда в последний раз
Отец просил на землю мир послать…
Как мне поверить в то, что он ушёл?
Не раскололись горы пополам…
Арбу, как прежде, тянет старый вол,
И жеребёнок скачет по полям.
Должно быть, он уехал по дрова,
Домой вернётся на исходе дня
И тихо скажет добрые слова,
Поглаживая верного коня.
Как мне поверить в то, что мамы нет?
Ведь небо не разбилось на куски…
Луна садится, близится рассвет,
Доносится журчание реки.
У мамы во дворе дела с утра,
Она придёт и разожжёт огонь,
Шепнув на ухо, что вставать пора
Положит мне на голову ладонь…
За окнами не гаснет яркий свет,
А в тишине тоскуют два ковра.
На них, вздымая руки, много лет
Отец и мать желали нам добра.
Перевод А. Пряжникова
Зимний вечер
Я помню снег холодный в январе,
Спустя три года после возвращенья,
Родное серебро в родном дворе,
Как плата за минувшие мученья.
Гость молодой, сидящий у огня,
Казался старым, поседев до срока,
И с тихой грустью глядя на меня,
О жизни вспоминал в степях Востока:
– В чужих краях зиме я не был рад,
Как не был рад закатам и восходам.
Отцу не довелось прийти назад,
С победой из военного похода.
Усталый вечер нищенкой без сил
Носил в котомке не муку, а муку,
Он серой тенью в двери заходил,
Всегда без приглашенья и без стука.
Лучина обречённым мотыльком
Порхала, угасая в полумраке,
Как будто ангел золотой тайком
Творил молитву в ледяном бараке.
Буран голодный, заметая след,
Глодал деревья чёрными клыками.
«Коль нету хлеба, то не нужен свет», -
Гудело небо хмурое над нами.
Нам стужа вышивала мёртвый сон
В окне, где лишь заснеженные сопки,
А мама, еле сдерживая стон,
Гнилой плетень ломала на растопку.
Мне это стыдно вспомнить до сих пор,
Как я твердил бездушно и упрямо,
Не ведая, что гаснет мамин взор,
Из-под тулупа: «Дай мне хлеба, мама!»
Перевод А. Пряжникова
Смерть и жизнь
– Я города песчаным штормом смыла,
Барханы поднимая к небесам,
Здесь путник сотворит свою могилу,
И, обессилев, в яму ляжет сам.
– А я – оазис, где над родниками
Скитальца ждёт спасительная тень,
Чтоб, совладав с горючими песками,
Он поутру увидел новый день.
– Я – чёрный год, я – недород, я – голод,
Пустой казан на утлом очаге.
Не станет аксакалом тот, кто молод,
А старцы сгинут в страхе и тоске.
– Я – колос хлеба с щедрою душою,
И злу меня осилить не дано,
Поев пустой похлёбки с черемшою,
Посеют люди в пахоту зерно.
– Я – облака пронзившая вершина,
Твердыня, что у мира на краю,
Сметут любого снежные лавины,
Кто носит жизнь ничтожную свою.
– Ты – на краю у мира, я – повсюду,
Да будет так сто тысяч лет по сто!
И на твоей груди каким-то чудом
Орёл построил для птенцов гнездо.
– Могила я, бездонная могила!
Весь род людской однажды изведу,
Чтоб ветры выли над землёю стылой,
И танцевали призраки на льду.
– Я – колыбель, я – возвращенье к маме,
Любовью растворяющая льды,
Я – всё могу, а в той могильной яме
Лежишь от Сотворенья только ты!
Перевод А. Пряжникова
Зима 1955 года
Невольничье детство мне снится под утро.
Болезнь то горит, то бросает под лёд,
И светятся хлопья в лучах перламутром,
Я вижу, как снег спозаранку идёт.
Я вижу, как дети катаются с горки,
Звенит по округе заливистый смех,
Мальчишки друг друга несут на закорках,
И маме шепчу: «Можно выйти на снег?»
Но борется мама с недугом коварным,
Смешав со слезами и ночи, и дни,
И ласково гладит: «Я брючки с карманом
Сошью тебе к вечеру, только усни!»
Как будто бы издали каждое слово
Мне слышно, когда я прощаюсь с отцом.
«Я велосипед привезу тебе новый,
Ты, только, пожалуйста, будь молодцом».
Запуталось время в бредовом тумане,
Уж пух тополиный пускается в пляс,
И, кажется мне, зацепившись за сани,
Дорога уходит сама на Кавказ.
Перевод А. Пряжникова
* * *
Дуб вековой упал, но не от века,
Как падают отжившие дубы,
Он рухнул под пилою дровосека,
Под зубьями безжалостной судьбы.
Не вечны среди нас ни тьма, ни пламень,
И мы в тоске не от земных забот:
Здесь ржавчина истачивает камень,
Звезда сгорает, падая с высот.
А человек – не камень, не комета,
Придёт к утру, а к вечеру уйдёт.
Дано ему совсем немного света,
И дней ему дано наперечёт.
Не то, что дела память не удержит,
Забудут имя правнуки его,
Тот, кто легко сгибал чугунный стержень,
На склоне лет не может ничего.
Так почему же на земле нам тесно?
Гордыни грех опять сулит беду…
По осени, тропою мне известной
Свободный от раздумий я иду.
Перевод А. Пряжникова
Язык, на котором говорил Эльбрус
Ты – матери счастливой молоко,
Ты – песня колыбельная в ночи,
И в трудный час, когда звенят мечи,
Нам жить легко, и умирать легко.
Родную землю, имя и кинжал
Мне дал отец, язык дала мне мать,
И ничего дороже не сыскать,
Покуда ты звучать не перестал.
В грозу рождённый, ты силён и смел,
Сильней травинки в скалах ледяных.
Ты столько знал поветрий моровых!
При стольких палачах ты уцелел!
В тебе журчит родник и сеют страх
Потоки, что несутся с высоты,
Родился ты от камня и звезды,
Когда вставала радуга в горах.
Звезды и камня дружная семья
Тебя в наш мир однажды привела,
Вложив и клёкот горного орла,
И трепетное пенье соловья.
Ты – как скала, стоял наперекор
Ветрам веков и силе роковой,
Порой – острее сабли боевой,
Порой – добрей, чем осень южных гор.
И плещется край моря голубой,
Хоть перед штормом тучи тяжелы.
Родной язык, в сравнении с тобой
Они так удивительно малы.
Дебет, Кязим, Кайсын, Отец и Мать,
Эльбрус, Бештау – это их молва,
А потому бесценные слова
Нам выпало потомкам передать.
Земная твердь и та порой дрожит,
Но лишь язык надёжней всех опор.
Он шире небосвода, выше гор,
Цветка нежнее, крепче, чем гранит.
И если ты бессмертен – мы горды,
Уверены, что будущее есть.
Бессмертна человеческая честь,
Как лёд и солнце, камни и цветы.
Перевод А. Пряжникова
Перевал Бийче*
На перевал Бийче иду я снова
В безветрии родившегося дня,
И только камень голосом суровым
Обвалом хочет испугать меня.
И Юсенги старейшиною мудрым
Напоминает путникам порой:
Последним в жизни станет это утро
Для тех, кто непочтителен с горой.
Что за нужда нас гонит на вершины?
Нам лишь одно известно наперёд:
Решительность – спасенье для мужчины,
Безволье труса к гибели ведёт.
Так я иду уверенно по краю,
И смерть грозится пропастью без дна,
А рядом солнце бережно латает
Лучами тучку, что плывёт одна.
Перевод А. Пряжникова
* Бийче – княгиня.
* * *
Брожу… Тропинки осенью грустны,
Хоть их сусальным золотом покрыли,
И в небе журавли несут на крыльях
Тебе и мне берёзовые сны.
Брожу… Листом назойливым за мной
Знакомый голос увязался снова,
И душу надрывает каждым словом,
Как тут найти утраченный покой?
Брожу… Но оглянуться силы нет
Без горечи, без боли на дорогу.
Я за собой оставил так немного,
Хоть шёл без передышки много лет.
Брожу, и этот голос, словно тать
Крадёт мои бесценные минуты,
И мысли наполняет неуютом,
Что не сумел с дудою совладать.
Так в чём же смысл? В сынах, должно быть, он,
И дочери, но в жизни нет порядка
За то, что им не отдал без остатка
Всего себя, покуда был силён.
А в доме только брошенный очаг,
И холод, что везде и всюду с нами,
Но тлеет огонек. А, значит, пламя
Разгонит одиночество и страх.
Перевод А. Пряжникова
* * *
Вдали протяжно воет пёс,
А девушка, не пряча слёз
Всю ночь у чёрного окна
Поёт без устали одна:
«В долине был неравный бой,
Там путь окончил милый мой…»
Свой жребий зная наперёд,
Она надеется и ждёт.
И грустный месяц в облаках
Всё знает о людских делах.
Где светит счастье – тает мгла,
А здесь осталась лишь зола.
Плывёт с измученным лицом
По небу свадебным кольцом,
Забыв, что сломано оно,
И что вокруг темным-темно,
Что не спасёт ущербный свет
Людей от неизбежных бед,
И покатилась в никуда
Слезою огненной звезда.
Вдруг ночь рыданием зашлась:
«Мой милый, как я заждалась,
Быть может, конь тебя унёс…»
Вдали протяжно воет пёс.
Перевод А. Пряжникова
* * *
Сторожевая башня, твердь веков,
Там в детских играх битвы не бескровны…
А на нигише1 вижу стариков,
Как горы древних и немногословных.
В суровом вихре огневых годов
Меня судьба в атаку не бросала,
Но женщин, что вкусили долю вдов
В семнадцать лет, я повидал немало…
Нет, я не шёл под градом из свинца,
Не видел, как багровым снег окрашен.
Но мой сосед всю жизнь был без отца,
И эта боль не может быть вчерашней…
На солнечном крылечке дед и внук.
Я разглядел, хоть миг и был короток,
Как к внуку подались обрубки рук,
И как при этом дрогнул подбородок…
Нет, пуля не меня насквозь прожгла,
Не я лежал ничком в грязи кромешной.
Но тот седой солдат… Я знаю – мгла
С тех самых пор в глазах его навечно…
Гремели взрывы, корчилась трава,
Не слышал я, не замирал в тревоге…
Но грянул искромётный Танец Льва2 –
Я видел, как бессильно сник безногий.
Я не могу не видеть и не знать –
Такое утаить не удаётся –
Как часто на дорогу смотрит мать
Давно в безвестье канувшего горца…
А в старой башне битвы нелегки –
Там дети, увлечённые игрою.
Их слышат на нигише старики,
Войны минувшей славные герои.
Перевод С. Мель
--
1 Нигиш – сельская площадь.
2 Балкарское название лезгинки.
* * *
Ты любимую на верность проверял.
Ни на миг её из виду не терял.
В дождь и снег ты тенью следовал за ней,
За деревьями скрываясь…
Нет, она ни разу повод не дала,
Но неверием сжигаемый дотла,
Ты расспрашивал соседей и друзей,
Что-то выведать стараясь…
А она? Она любила. И всерьёз.
Был лишь ты герой её девичьих грёз,
И в одном ряду с тобою никого
Ставить даже не пыталась…
А теперь всем подозреньям грош цена.
Называется она теперь – жена,
Не твоя. Ты плачешь – только и всего,
На что совесть расстаралась…
Перевод С. Мель
* * *
Зима воцарилась навеки,
Фонарь не справляется с ночью.
Звенят леденелые ветки
И ветер кромсают на клочья.
А ветер и зол, и неистов –
Он скалы раздвигать решался,
И солнцу средь этого свиста
Взойти – ни единого шанса…
Сижу без тепла и без света,
Тоской безнадёжною мучась.
Плач-песня печальная эта –
Наверное, худшая участь.
Сбивался, по жизни шагая,
Не все мне уроки по нраву.
Я прав, ты права, дорогая.
Вернее – мы оба неправы…
Собака скулит. Стылый ветер
Дурными трубит голосами.
И нет больше света на свете,
Конец приближаем мы сами…
Перевод С. Мель
* * *
Устало солнце за гору склонится,
Узоры теней в вечер сплетены.
Зажгутся ярко окон вереницы –
Иные грустью чуть затемнены…
Вот радостные окна. Мир бликует.
Два голоса слились в один ручей…
Вот радостные окна. Мать ликует –
Сын возвратился, свет её очей.
Печальное окно. Там тень маячит.
Там луч надежды слаб и одинок…
Печальное окно. Ребёнок плачет –
Раздор в семье острее, чем клинок…
А в этих окнах муть. Там пахнет дурно.
Там вероломства дух. Там фальшь и ложь.
Там души нищи в омуте купюрном.
Там лесть в глаза, а в спину острый нож…
Со склонов ночь стечёт, вздохнув устало.
Уйдёт луна, поблёкшая слегка.
Сквозь сумрак окон светится немало.
В одних веселье, а в других тоска…
Перевод С. Мель
* * *
– Детство не повторяется, – ты говоришь с печалью…
Разве? А ну взгляни!
Вот же оно, за речкой! Ишь, как озорничает!
Сможешь – перешагни…
Произнесёшь с тоскою – молодость пролетела,
Не возвратится вновь…
А посмотри на девушку, и невесомо тело,
В жилах вскипает кровь…
Да, борода седая – не сожалей, не сетуй,
Груз твоих лет тяжёл.
Но не прожив свою старость, не уяснишь ответа –
Кто ты? Зачем пришёл?...
Перевод С. Мель
* * *
Я в дар бы отдал девушке другой
Твои глаза оттенка вишни спелой,
Бровей изгиб изысканной дугой,
Разящие насквозь ресницы-стрелы.
Я девушке другой бы отдал в дар
Те ямочки со щёк, что мне дороже
Сокровищ мира, губ твоих нектар,
Улыбку, лучезарную до дрожи…
Я девушке другой отдать бы рад
И стать твою, подобную свирели,
Твоих волос искристый водопад
И рук твоих жемчужных ожерелье…
И я стократ сильнее полюблю
Её, чертами наделив твоими.
На царство возведу, обожествлю,
Твоё присвоив дорогое имя.
А сердце? Пусть останется тебе.
Бесчувственно оно. Оно незряче.
Не слышит песни, глухо и к мольбе.
Оно не улыбнётся, не заплачет…
И не сгорит от пламени любви,
Как бабочка в огне… Оно пустое.
А месяц над вершинами кровит,
Как рана… И душа от боли стонет.
Перевод С. Мель
© Мурадин Ольмезов, 1970–2023.
© 45-я параллель, 2023.